Пора было возвращаться, только вот куда? Она убежала слишком далеко от лагеря, даже не заметив, в какую сторону. Она судорожно огляделась. Запоздалый страх перед этой лесной пустыней охватил ее, и она в ужасе прижалась к дереву. Вокруг не было ни души, огромные стволы колоннами уходили ввысь, а оттуда свешивались мясистые лианы, белесые корни орхидей, зеленые папоротники. Она заблудилась. Обняв себя за плечи, женщина боялась двинуться с места, повсюду теперь ей мерещились ползущие змеи, подкрадывающиеся хищники, следящие за ней индейцы или беглые рабы. Подавив крик, она искала выход, но мысли ускользали, кружились, путались в ее голове. Тогда она со всей силы укусила себя за руку и хлестнула по щеке.
– Заткнись, дура, – прошептала она себе. – Что ты взбесилась как последняя шлюха. Ну-ка, приди в себя, или к утру от тебя не останется даже костей. Для начала попробуем понять, откуда я все-таки приперлась сюда. Идиотка, тупица, истеричка! – она в голос ругала себя последними словами, и от этого спокойствие медленно возвращалось к ней. – Тебе надо спасти его. Хватит, пора поставить точку в этой затянувшейся мелодраме. – Она тряхнула головой и выпрямилась.
В ту же секунду справа от нее раздался хруст ломаемых веток. Она обернулась и увидела Ришери.
– Вы?! Что вы тут делаете? – вскричала она и топнула ногой.
– Вы как будто недовольны, Аделаида, – с мягким укором произнес капитан, – а, между тем я искал вас. Опасно так далеко забираться в гилею, мадам.
– Это мое дело.
– Простите, мадам. – Он подошел к ней вплотную и двумя пальцами аккуратно вынул сучок, запутавшийся у нее в волосах. – Я все понял, Аделаида, – тихо сказал он и взглянул ей в глаза. – Вы и вправду приносите гибель всякому, кто на вас посмотрит. Как голова Медузы, – он грустно усмехнулся. – Я люблю тебя, Аделаида, и я помогу тебе. Я устрою твоему жениху побег.
Она опустила голову и отвернулась. Безумная надежда захлестнула ее сердце, а в глазах ее сверкнул дьявольский огонь. «Я спасу тебя, Дик, любой ценой, – подумала она, – потому что и ты, и твои сокровища принадлежат только мне!» Но когда она повернулась к Ришери, то он смог разобрать на ее лице только нежность и слезы благодарности.
– Поскольку я уже становлюсь предателем, я буду предателем до конца. – Ришери схватил ее за плечи. – Как там в Писании: «Что делаешь, делай скорее»? – Он с силой привлек женщину к себе и жадно приник к ее губам. Потом, прижавшись к ее щеке, он зашептал ей в ухо: – У индейца письмо за подписью короля. Он иезуит, и он привез мне приказ арестовать вас. Кольбер нынче слаб, а духовник короля отец Ла Шез силен. Но я убью индейца – и у нас развязаны руки.
Лукреция слушала капитана, опустив глаза. Она уже вполне справилась с собой: лицо ее вновь стало бесстрастным, а ум обрел обычную ясность.
– Хорошо, Франсуа, так и сделаем. А теперь нам пора возвращаться, не то наша затянувшаяся прогулка покажется некоторым слегка подозрительной.
В лагере французов готовились к ночлегу. Солдаты раскладывали одеяла поверх срубленных веток, часовые занимали посты, повар с подручными лениво споласкивали натертый песком походный котел. Свободные от караула мужчины сбивались в кучи по интересам. Кто-то с азартом шлепал картами, строго запрещенными в походе, кто-то гремел костями в латунном стаканчике, кто-то грустно рассматривал дырявые чулки и прохудившиеся сапоги. Над лагерем плыл дымок костров, в который отдельными струйками вливался дым от трубок, красные огоньки которых то и дело вспыхивали с разных сторон. Из леса тянуло прелью, от лошадей – мочой и навозом, от отхожей ямы – дерьмом. Ришери вздохнул и поморщился – все- таки он был капитаном и не сильно любил запахи, неизбежные для сухопутной войны. Хорошо хоть, что поблизости не было походного лазарета, из которого неслись бы неизбежные вопли, перемешанные с проклятиями, а наиболее крепкие нервами солдаты не выплескивали бы прямо из проемов медные тазики с мочой, калом, кровью и отрезанными членами. Да и пропитанная гноем корпия могла вызвать рвоту даже у самого крепкого бойца. Неподалеку заржала лошадь, ей ответила другая, третья фыркнула, и послышался лязг ведер – это поили уставших от жары и насекомых коней. Хорошо, что все лошади были на ходу – в этом путешествии слишком многое зависело от этих животных.
Ришери откинул полог и выбрался наружу, думая о том, как выполнить обещание, данное им любимой женщине, и при этом не только не вызвать подозрений, но и постараться принести наименьший ущерб их общему делу. Довольно удачно Веселый Дик был привязан отдельно от остальных – его легко можно будет освободить, не вмешивая в это дело остальных пленников. Их с Аделаидой план был скроен на скорую руку и шит белыми нитками.
– Это безумие, – сказал он, когда Аделаида закончила излагать свои идеи.
– Фортуна любит тех, кто рискует! – с вызовом ответила она, и Ришери ничего не оставалось, кроме как рискнуть или признать себя неудачником. Он вздохнул и, оглядев свои холеные руки с траурной каймой под ногтями, тоскливо оглядел лагерь. В море ему все было понятно. Была постоянная зависимость от капризов ветра и волн, была опасность умереть от жажды или цинги, была ясная цель и настоящий враг. Здесь, на суше, все немедленно теряло четкие очертания, твердь под ногами превращалась в зыбучие пески, и любое неверное слово сулило гибель. Вездесущие иезуиты, далекий Кольбер, несчастная Франция, таинственные сокровища, прекрасная Аделаида, полуголый индеец с письмом от короля, жидовские хитрости господина Абрабанеля и вонючие тупые пираты – все сплеталось в какой-то змеиный клубок, который хотелось, зажмурившись, отбросить от себя пинком ноги, а потом открыть глаза уже на выдраенной до блеска палубе своего корабля, чтобы паруса надувались ветром, на склянках сверкало солнце, а матросы, дружно запевая песню, тянули канаты. Он еще раз вздохнул и уже было нырнул под полог, как заметил закутанную в плащ фигурку, почти неразличимую в наступившей темноте.
Он галантно придержал кусок ткани, и через секунду довольная Аделаида скользнула внутрь его палатки. Она откинула капюшон и обернулась к нему. При скудном свете походной масляной лампы она была черт знает как хороша. Ее растрепанные волосы черными змеями скользили по плечам, смеющиеся губы обнажали краешки белоснежных зубов, а зеленые глаза-омуты светились торжеством.
– Дьявол меня побери, если эта дурочка не притравит сегодня своего папашу, – воскликнула она и протянула Ришери руки для поцелуя. – Когда луна пойдет на убыль, ты заберешь у Веселого Дика карту –
Шевалье вздрогнул и выпустил ее руки.
– О чем ты, Аделаида?
На секунду повисла неловкая тишина. В лесу пискнула какая-то тварь, и тут же, как по команде, гилея наполнилась воплями, стонами и уханьем.
