— Я тебе лодочку сделать обещал, — спокойно произнес воин, затворяя за собой дверь. — Извини, задержался я. Держи, вот твоя лодочка.
И в холодную потную ладошку Бикки вдвинулась замечательная маленькая лодочка.
— Кенет! — потерянно произнес староста. — Живой, выходит... погоди!
О чем в эту минуту думал староста, а вместе с ним и прочие, догадаться труда не составляло. Стараниями Акейро императорский указ о поимке воина по прозванию Кенет Деревянный Меч не двинулся дальше Сада Мостов, зато слухам о подвигах великого воина (нет, мага! нет, воина! а я вам говорю, мага!) никуда путь не заказан. Дошли эти слухи и до родной деревни Кенета — как водится, успев обрасти по дороге подробностями и преувеличениями. Никому из односельчан Кенета и в голову не приходило, что без вести пропавший, а то и вовсе мертвый паренек из их деревни — это тот самый великий воин и есть. Однако вид этого внезапно воскресшего паренька не оставлял места для сомнений. Легендарный Кенет Деревянный Меч вернулся домой — и едва ли будет доволен победитель разбойников, укротитель медведей и гроза драконов тем, что увидел. И хозяйством своим запущенным, и мачехой, оставленной без помощи... а тут еще брату его младшему едва не нагорело... ох и достанется сейчас всем до единого! Ну что бы стоило извинить Бикки по малолетству! Не пришлось бы сейчас краснеть и мучительно искать себе оправданий — а они, хоть тресни, не идут на язык!
Больше никто не сказал ни слова. В полном молчании Кенет подошел к столу.
— Сколько с меня следует пострадавшим за потравленные посевы и погубленный скот? — спросил Кенет, развязывая кошелек.
— Кенет, да как же?.. — просипел староста.
— Сколько? — отрывисто повторил Кенет.
Староста дрожащим голосом назвал сумму. Вот когда Кенет мысленно возблагодарил Акейро за предусмотрительность! Деньги ему пригодились — да еще как!
Кенет отсчитал деньги и положил их на стол. Хватило с избытком, еще и Бикки на обзаведение останется.
— Пойдем домой, — сказал Кенет, завязывая кошелек. — Мать уже наверняка с ума сходит, беспокоится. Да и мал ты еще затемно домой возвращаться.
С этими словами Кенет взял Бикки за руку и решительно повел его прочь.
Если в доме Бикки от испуга толком говорить не мог, то за дверью дар речи мигом вернулся к нему. Сбивчивые торопливые слова так и хлынули из его уст.
— ...а я не нарочно уснул, честное слово... а ты мне меч покажешь?.. уснул и стадо упустил... а я знал, что ты придешь, когда совсем невмоготу будет... а Кайрин от нас совсем ушел... а лодочка такая красивая, больше ни у кого такой нет... а матушка тебя звала, когда заболела, честное слово... то ругалась на тебя, а то звала...
Известие о болезни мачехи заставило Кенета прибавить шагу. Бикки едва поспевал за ним.
— ...а матушка не знает, что я скотину упустил... а ты ей не говори, ладно?.. а потому что ей совсем плохо... а я к дядюшке Юкету ходил, а он для нее отвары целебные из трав делал, а я ей давал... а я ей не говорил откуда... говорил, что сам собрал... а только ей все равно никак не помогает...
— Теперь поможет, — пообещал Кенет.
— А я знаю, — успокоенно вздохнул Бикки. — Потому что ты вернулся. Теперь все будет хорошо, правда?
— Правда, — уверенно ответил Кенет. — Даже лучше, чем ты думал.
Бикки замолчал и ухватил Кенета за руку. До сих пор Кенету некогда было разглядывать Бикки, но теперь он ощутил, насколько Бикки ниже ростом, чем Кенет ожидал. Сам Кенет в восемь лет был гораздо выше. За два года его отсутствия Бикки почти не вырос. Его маленькая рука была крепче и сильнее, чем помнилось Кенету, но пальцы, стиснувшие руку старшего брата, были тоньше, чем даже два года назад. Кенет мысленно выругал себя бессердечной скотиной.
— А в доме не прибрано, — неожиданно сказал Бикки уже в дверях. — А ты не сердись, ладно?
— Не буду, — отрывисто ответил Кенет и вошел.
«Не прибрано» — это, пожалуй, сильно сказано. В доме царила чуть припорошенная пылью ожесточенная чистота. Сколько ни ругал Кенет городских грязнуль, но тут и он слегка попятился. Чистота — роскошь бедняков. Дом, где такой преувеличенный порядок наводится столь свирепо и неуклонно, должен быть очень беден. Эта маниакальная чистота сказала Кенету даже больше о семейном житье-бытье во время его отсутствия, чем худые пальцы Бикки. Достаточно стереть пыль, скопившуюся, покуда мачеха болела, и дом заблестит. Настоящий беспорядок Кенет обнаружил только на кухне. У Бикки не было ни времени, ни сил чистить очаг и оттирать от копоти котлы и сковородки. Кенет вздохнул и покачал головой. Чтобы готовить здесь пищу, придется сперва немало потрудиться.
— Пойдем, — прошептал Бикки и подергал Кенета за руку.
Из комнаты мачехи донеслись стоны и хриплые проклятия. Мачеха кляла кровопийцу пасынка, который непременно пустит ее с сыном по миру, и старшего сына, который бросил малыша брата на произвол судьбы.
Кенет смущенно оглянулся на Бикки, и тот ответил ему таким же смущенным взглядом. Кенет, не глядя, потрепал его волосы и двинулся в комнату мачехи.
Если Бикки был худ, то мачеха выглядела почти прозрачной — не столько от худобы, сколько от болезни. Дышала она хрипло и прерывисто. Появление Кенета было встречено новым взрывом проклятий. Сначала Кенет подумал, что она увидела его, но незрячий блеск ее остекленевших глаз убедил его в обратном.
— Кени, — прошептала вдруг мачеха. Кенет подошел и наклонился над ней.
— Кени! — улыбнулась потрескавшимися губами мачеха. — Пригляди за малышом, пока я отцу завтрак на поле отнесу, ладно?
— Хорошо, матушка, — тихо и убедительно ответил Кенет. Мачеха закрыла глаза; пальцы ее заскребли по одеялу.
— Я же говорил, она тебя зовет иногда, — промолвил Бикки еле слышно и добавил, помолчав: — А Кайрина никогда не зовет.
Кенет, не отвечая, сел на край постели и положил левую руку на сухой горячий лоб мачехи. Другой, свободной, рукой он взял мачеху за правую руку и слегка сжал ее. Теперь он отлично знал, отчего само его присутствие приносило больным облегчение. Теперь в его действиях не было ничего случайного. Прошло совсем немного времени, и под его рукой по лбу мачехи заструился спасительный пот. Кенет прикрыл глаза и сосредоточился. Еще несколько минут — и он с облегчением вздохнул и убрал руку. Лицо мачехи блестело от пота, волосы промокли — хоть выжимай, но дыхание ее выровнялось, и пальцы не скребли судорожно по одеялу.
— Утром все будет в порядке, — прошептал Кенет. — Пойдем отсюда. Да не шуми так, разбудишь.
Бикки покорно последовал за Кенетом на кухню.
— А матушка... не умрет до утра? — спросил он.
— К утру она здорова будет, — шепотом ответил Кенет. — Давай поедим пока. Я, пока ее лечил, так проголодался — никаких сил нет.
Кенет слегка лукавил. Вовсе не так ему хотелось есть, как он говорил. Но как иначе заставить Бикки съесть хоть крошку из его собственных дорожных припасов? Один он есть посовестится, а вместе с проголодавшимся братом за стол сядет.
— Здорово! — невнятно восхитился Бикки, уписывая лепешку.
На вкус Кенета, лепешка изрядно зачерствела, но восторг Бикки был неподдельным. Кенет едва не подавился куском такой же черствой лепешки. Каждая мелочь на каждом шагу напоминала ему о бедности и голоде. Не успел Кенет управиться со своей лепешкой, а Бикки уже умял все подчистую.
— А теперь — приказ по армии, — объявил Кенет голосом массаоны Рокая. Бикки радостно пискнул.
— Спать до утра, — тем же голосом скомандовал Кенет.
— А почему спать? — огорчился Бикки.
— Не возражать старшим по званию, — нормальным голосом произнес Кенет и засмеялся. — Завтра
