какой невероятный переполох произвел бы рассвет в «Рассвете», и эта мысль его немало позабавила.
Даже летняя жара не смогла изгнать из «Весеннего рассвета» подвальный запах каменной сырости. Зато здесь было прохладно, и летняя жара согнала в «Рассвет» множество посетителей, мечтающих отдохнуть в холодке. В подвальчике оказалось необычно людно, и Кенет не без труда нашел свободное местечко за столом, где и уселся в ожидании слуги, который спросит, что ему угодно. Однако слуга не спешил подойти к нему, видя по лицу посетителя, что и он не торопится. Пусть посидит покуда, отдохнет, сыграет сам с собой во «Встречу в облаках» — раскрашенные фишки для игры были честь честью приготовлены на каждом столе, а маленькие игровые поля намалеваны прямо на столешницах возле каждого свободного места, как и положено в приличном заведении. Однако игры этой Кенет не знал и, чтобы скрасить ожидание, рассеянно перебирал отшлифованные сотнями играющих рук фишки и от нечего делать разглядывал посетителей, прикидывая, кто они такие. Вон в углу трое земледельцев прихлебывают холодное питье. Наверное, приехали продать свои овощи на городском рынке. А этот высокий, наверное, купец — интересно, чем торгует? Ремесленников почти не видать; впрочем, для них еще слишком рано. Вот к вечеру заведение наполнится и плотниками, и гончарами, и портными, отдыхающими после трудов праведных. А вот и личность, безусловно, почтенная: господин младший помощник второго смотрителя городских мостов. Именно так его титулует, сгибаясь в три погибели, трактирный слуга.
— Дозвольте составить вам компанию?
Кенет отвел взгляд от младшего помощника. Возле столика, за которым он сидел, перебирая фишки, стоял просто одетый худощавый человек лет сорока на вид. Тут уж и гадать незачем, кто таков: достаточно раз взглянуть на его слегка повислые плечи, крепкую шею, на его руки, чтобы никаких сомнений не возникло — воин, да притом из мастеров. Странно, что у него нет при себе оружия, один только кинжал с простой рукоятью без чашки. Впрочем, воин не обязан садиться за стол в полном вооружении: не хлеб же ему мечом резать?
Гораздо сложнее оказалось определить происхождение свежей раны над левой бровью незнакомца. Рана небольшая, но все же слишком глубокая для обычной ссадины. Но она и не резаная, не колотая, не рваная, да и не ожог это. За время, проведенное в больнице, Кенет всякого навидался, да и Аханэ учил его распознавать раны. Но таких ран Кенету еще видеть не доводилось.
Едва дождавшись от Кенета ответного кивка, незнакомец опустился рядом на свободное место. Не успел он расправить полы своего кафтана, как слуга уже подлетел к нему и перегнулся в почтительном поклоне, задрав кверху угодливо улыбающееся лицо. Что за притча? Так он даже перед этим младшим помощником старшего прислужника, или как его там, не лебезил.
— Утку в кисло-сладком соусе, любезнейший, и полкувшина каэнского вина с пряностями, — распорядился незнакомец. — А для молодого человека...
— Спасибо, я сам, — прервал его Кенет. — Лапши с грибами и холодного сиропа со льдом.
— Сей момент! — выпалил слуга и стремительно бросился исполнять заказ.
— Извините, — негромко засмеялся незнакомец, — я не хотел вас обидеть.
— Я не обиделся, — буркнул Кенет, чувствуя, что у него начинают гореть уши. Он не собирался быть невежливым, но каким-то непостижимым образом повел себя неправильно, невоспитанно. Мало того, что на его дурацкую куртку все прохожие глазели, так он опять ухитрился выставить себя на посмешище!
Тут перед незнакомцем появилась заказанная утка, а перед Кенетом — миска дымящейся лапши. Внезапно Кенет ощутил острый приступ голода, но не решился навернуть за обе щеки, а принялся за еду чинно, степенно, не в силах побороть смущение под внимательным взглядом незнакомца, который, словно желая смутить Кенета еще больше, обращался к нему всякий раз с изысканной вежливостью.
— Вы у какого мага изволите учеником состоять? — спросил незнакомец, указывая на посох, прислоненный Кенетом к столу.
— Я... ни у какого, я... просто хотел бы, — растерянно пробормотал Кенет.
— А у какого хотели бы? — улыбнулся незнакомец.
Даже дураку понятно: незнакомый сотрапезник разбирается не только в воинских искусствах, но и в магии. Углядеть знак на посохе не всякий способен, а понять его суть — тем более. Понятно, отчего он заговорил с Кенетом так уважительно: принял его за ученика мага. Кенета уважали односельчане как хорошего работника, но то было в прежней, оставленной им жизни. А новая покуда не баловала его уважительным отношением: подай, принеси, прибери, держи меч выше, выше, кому говорят, ну что ты за бестолочь! Достоинство Кенета страдало изрядно, и вежливый голос незнакомца заставил бы кого угодно на месте Кенета растаять, как снег на солнышке. Кенет же, наоборот, весь напрягся: незнакомец принял его за кого-то, кем Кенет не был, а в незаслуженном уважении Кенет не нуждался. Скорей уж оно заставляло его страдать еще больше.
— Ни у какого, — ответил Кенет почти резко и снова смутился от собственной неожиданной грубости. — Я уж лучше сам.
Незнакомец удивленно вскинул брови, и Кенет, слегка стыдясь своей невежливой горячности, объяснил уже более миролюбиво:
— Я так полагаю: если способен к этому делу, если пригоден, оно само скажется, а если нет, никакой учитель не поможет.
Он и сам не знал, как из него выскочили эти слова. Ничего подобного он говорить не собирался. Сколько раз вечером, засыпая, он мечтал, как придет к нему старый маг, посмотрит на него своими синими глазами и скажет: «Хочешь быть моим учеником?» Мечтание представлялось ему явственно до боли в глазах. Почему же он сказал сейчас что-то ни с чем не сообразное? Участливый взгляд незнакомца сулил помощь и поддержку, а Кенет предпочел бы умереть, нежели принять помощь от этого человека, с которым он так грубо обошелся в ответ на его участие.
— Неглупая мысль, юноша, — чуть помолчав, произнес незнакомец. — Того, что человек должен сделать сам, никто за него сделать не может.
Кенет кивнул. Воины, они все такие. Вот и учитель Аканэ знай покрикивает: «А ну-ка давай сам! Я и так все за тебя разжевываю — может, еще и глотать за тебя прикажешь?»
— Это хорошо, юноша, что вы не просите помощи. Помощь развращает.
Кенет едва не поперхнулся лапшой.
— Как это? — еле выговорил он, прокашлявшись.
— Благодеяние портит характер, — заметил незнакомец, наливая в свою чашку ароматное каэнское вино. — Человек перестает рассчитывать на свои силы, начинает надеяться на чужую помощь.
Все это было похоже на те сентенции, которыми потчевал Кенета рассерженный Аканэ, но в устах незнакомца звучало неуловимо по-иному.
— Благодеяния плодят бессильных, неумелых, неспособных, беспомощных. Хочешь уничтожить человека — помоги ему. Разве не так?
А вот такого Аканэ ему никогда не говорил.
Кенет неопределенно мотнул головой. При желании его кивок можно было истолковать как угодно. Ему не хотелось оскорблять вежливого незнакомца открытым несогласием, да и глупыми его парадоксальные выводы вроде не назовешь. Но все же, все же...
— Каждый человек сам определяет свою судьбу, — твердо заявил незнакомец и улыбнулся Кенету. Лучше всяких слов эта улыбка говорила: «Вы тоже из тех, кто определяет свою судьбу, и я рад встрече с вами».
— Каждый? — переспросил Кенет, понемногу поддаваясь обаянию силы, исходившей от этого спокойного, уверенного человека.
— Каждый, — кивнул незнакомец, — если он только достоин называться человеком. Так что если судьба его в беспорядке, сам он в этом и виноват.
Незнакомец вновь потянулся к кувшину, и Кенет невольно залюбовался движениями его гибкой сильной руки, а заодно присмотрелся повнимательней к облекавшему ее рукаву из простого небеленого полотна. Простого ли? Ой нет! Небеленое-то оно небеленое, но никак уж не простое, не домотканое. Тонкое, прочное, шелковистое не только на ощупь, но даже и на взгляд, великолепное, безумно дорогое, исполненное благородной неброской прелести. Как и обманчиво простой покрой удобной одежды. Кенет еще никогда не видел, чтобы платье сидело на человеке так ладно. Такого не остановят уличные грабители — да что с него взять, с сермяжного? Но зато перед ним незамедлительно откроются двери лучшего из домов — в
