— Пропуск, — нехотя ответил Аканэ. — С этой штукой тебе в его краях всяческий почет и уважение. Чем-то ты ему приглянулся. Знать бы чем.
— Не знаю, — вновь ответил Кенет, и при этом почти не лукавил. Конечно, ему пришло на ум, что причиной странного приглашения был его посох. Инсанна разглядел в незнакомом юнце стремление сделаться магом. Ну так и что? Сопляков, желающих стать волшебниками, больше, чем кошек на помойке. Нет, надо быть здорово самоуверенным, чтобы решить, что твои потуги заниматься магией могут привлечь внимание самого Инсанны. Вероятно, дело все-таки в чем-то другом.
— Выбрось это, — посоветовал, не подымая головы, Аканэ.
— Вот уж нет, — возразил Кенет, и Аканэ резко взметнул голову; глаза его вновь полыхнули сухим черным огнем.
— Я ее лучше закопаю, — пояснил Кенет. — Не ровен час, наткнется кто-нибудь на эту гадость.
Аканэ обмяк, веки его примкнулись.
— Прости, малыш, — одними губами произнес он.
— За что? — обалдел Кенет.
— За то, что мне случалось усомниться в тебе. Ты настоящий воин.
— Но, учитель... у меня же ничего не получается...
— У тебя получается главное, — свирепо отрезал Аканэ. — Ты не принимаешь врага за друга и ничего не делаешь, не подумав: а что из этого выйдет?
— А разве можно по-другому? — удивился Кенет.
— Я Инсанну знаю в лицо, хотя он меня — нет. Как ты думаешь, откуда? — ответил Аканэ вопросом на вопрос.
Кенет не стал догадываться, ни даже пожимать плечами. Он был убежден, что ответ последует из уст самого Аканэ.
— Я уже видел Инсанну, — медленно произнес Аканэ. — При схожих обстоятельствах. У меня был один ученик...
Аканэ стиснул зубы, словно чтобы сдержать рыдание. Внезапно он схватил Кенета за руки, притянул к себе и порывисто обнял.
— Я очень за тебя испугался, — сдавленно повторил он.
Если бы Кенет и Аканэ еще немного помедлили в «Весеннем рассвете», то непременно столкнулись бы с Кенро. Предсказанная ему поездка удалась, более того: он получил награду. По его мнению, большую, нежели заслужил: изрядная сумма денег, округливших его кошелек, не могла быть сообразна легкой приятной поездке, за которую ему и было уплачено. К тому же возвращался он в компании мудрого и приятного собеседника. Словом, отдохнул Кенро в полное свое удовольствие, а наградили его, словно он совершил невесть какой подвиг. Но уж если князю Юкайгину так угодно, спорить с ним не приходится. Самое разумное — взять награду и отправиться восвояси, что Кенро и сделал. И пока Кенет и Аканэ беседовали в лесу, Кенро отмечал свое возвращение в «Весеннем рассвете».
А человек, за которым он ездил по княжескому приказу, даже не пожелал отдохнуть с дороги. Едва успев ответить поклоном на поклон князя Юкайгина, старый волшебник перешел к делу.
— К сожалению, я не смогу остаться в городе надолго, — предупредил он князя.
— Я на это и не рассчитывал, — смиренно признался князь. — К тому же я не знаю, стоило ли мне вас беспокоить. Наместник Акейро говорил, что, пока Инсанна жив, никто и ничто не вернет ему здоровья.
— В общем, он прав, — кивнул маг. — Разве что нашелся бы волшебник, равный Инсанне по силе или даже сильнее. Если бы он согласился находиться при господине наместнике неотлучно, болезнь могла бы отступить. Во всяком случае, на время.
— Но ведь равных Инсанне нет! — почти выкрикнул Юкайгин. — Что уж говорить о более сильных. Неужели больше ничего нельзя сделать?
— Отчего вы так беспокоитесь? — мягко спросил маг. — Ведь его здоровье остается неизменным?
— А надолго ли? — возразил Юкайгин. — Мне так все и кажется, что его ветром сдует. Даже и сейчас. С больницей у него все получилось на редкость удачно... да вы, наверное, слышали?
— Слышал, — утвердительно произнес старый маг.
— Ну вот. Задуманное получилось, все прекрасно, он счастлив, он просто в восторге — о чем тут беспокоиться? А мне страшно. Веселый, глаза блестят, щеки румяные — а как дотронусь до его горячей руки, так сердце сожмется.
Юкайгин замолчал: с лица мага исчезло всякое подобие улыбки.
— Очень горячие руки? — отрывисто спросил волшебник.
— Очень. Я думал сначала, что у него лихорадка, но что-то не похоже: ни слабости, ни усталости. Веселый, шутит, улыбается...
— И часто вы его видели в таком хорошем настроении? — поинтересовался волшебник.
— Да пожалуй, никогда, — подумав, ответил князь Юкайгин. — Не знай я, что он почти не пьет вина, решил бы, что он постоянно немного навеселе. У него никогда еще все так хорошо не складывалось.
— Лучше некуда, — проворчал волшебник. — Когда он должен к вам прийти?
— Да уже должен был быть, — недоуменно ответил князь. — Странно, что он опаздывает. Это не в его привычках.
Старый маг вскочил так стремительно, что князь Юкайгин не успел даже заметить его движения: только что волшебник сидел, и вот он уже на ногах.
— Идем! — повелительно крикнул маг. — Может быть, еще успеем!
Князь Юкайгин был слишком потрясен, чтобы отдавать приказания, но этого и не потребовалось. Едва взглянув на его лицо, распорядитель позвал три команды носильщиков. Обычно паланкин князя несли по городу с неторопливой важностью. На сей раз жители Сада Мостов могли видеть, как носильщики с княжеским паланкином стремглав несутся по направлению к дворцу наместника, а следом бегут еще две команды, готовые сменить собратьев по ремеслу, едва те начнут выказывать малейшие признаки усталости. Княжеский паланкин проделал дорогу вчетверо быстрее обычного, и как бы ни был встревожен старый князь, как ни спешил, он не преминул бросить носильщикам кошелек с серебром в награду за небывалое усердие. Носильщики еще не успели возблагодарить господина за щедрость, а князь уже вбежал во дворец. Никто не пытался чинить ему препятствий вроде: «Одну минуточку, ваша светлость, я сейчас доложу, что вы изволили прибыть». Давно миновали те времена, когда юный наместник заставил бы не в меру властного князя потомиться в ожидании с полчаса, да и выражение лица старого князя вряд ли располагало к попыткам остановить его. Однако у дверей в личные покои наместника князя все же попытались остановить.
— Никак нельзя, ваша светлость, — в ужасе лепетал слуга, пытаясь поклониться ниже пола. — Его светлость не велели. Если я кого пущу, он меня... да вы его знаете, ваша светлость! Смилуйтесь!
Юкайгин слегка растерялся: он действительно знал Акейро. Слуги, в общем, любили господина наместника и считали его человеком хотя и суровым, но справедливым и склонным к милосердию. Наказания в доме наместника никогда не превышали меры проступка, а зачастую наместник прощал виновного. При его предшественнике слуги тряслись от страха день и ночь, гадая, кого изберет на сей раз жертвой гневный каприз вечно пьяного господина. Неудивительно, что они повиновались Акейро охотно и с любовью. Единственное, чего Акейро не прощал никогда, так это ослушания, и виновный мог быть уверен, что будет сурово наказан, а то и уволен. Если Акейро действительно распорядился никого к себе не пускать, то слуге, не сумевшему выполнить приказа, не позавидуешь. Но отчего бы Акейро, вместо того чтобы нанести князю обычный визит, внезапно затворился в своих покоях? Что могло случиться?
Покуда князь пребывал в растерянности и тревоге, старый волшебник бесстрастно взялся за дверь, не обращая внимания на вопли слуги. Дверь не поддавалась.
— Ломайте дверь, — велел маг.
— Смилуйтесь, — простонал слуга. — Господин меня прибьет.
— Твой господин умирает, — отрезал волшебник.
Слуга испуганно замолчал и посторонился. Князь Юкайгин чуть отошел, примерился и с размаху
