Окончательно Лерметт утвердился в своей мысли, когда Эннеари оборвал нечаянную оговорку Лэккеана, у которого в спешке обустройства лагеря неумышленно сорвалось было с уст привычное «Арьен». Эннеари поправил его спокойно, учтиво и безгневно — однако так, что Лэккеан покраснел до кончиков своих эльфийских ушей. А ведь и верно — сегодня Эннеари никому не дозволял называть себя так, кроме принца.
— А-арьен, — окликнул его Лерметт сзади, изо всех сил стараясь сделать свое людское произношение как можно более эльфийским — и ему это удалось. Лицом своим владеть — наука нехитрая — а ты со спиной совладай, попробуй. Тогда и говори, что наловчился чувства свои скрывать. Спина Арьена так и задеревенела.
Эннеари, бледный от усилий подавить гнев — и кто из ослушников позволил себе этакую дерзость! — обернулся на оклик. Завидев, кто его позвал, эльф повел плечами, словно сбрасывая что-то, и ухмыльнулся принцу в ответ.
— Арьен, — повторил Лерметт вполголоса. — Хватит тебе гонять этих налеа. Они и так уже намучились. Довольно.
— А кто, по-твоему, скажи на милость, должен их гонять? — возразил Эннеари, опускаясь наземь возле костра. — Вперед наука. — Носком сапога он отправил выпавшую из костра пылающую ветку обратно в огонь. — И потом, уж лучше это буду я, чем мой отец.
— А почему твой? — полюбопытствовал Лерметт — скорей уж для порядка, нежели из интереса: в ответе он был совершенно уверен. После того представления, которое закатил Арьен — совершенно. — Разве они сиротки?
Трое предполагаемых сироток не посмели даже ахнуть.
Эннеари искоса взглянул на принца. Тот даже и не пытался напустить на себя серьезный вид.
— А еще меня ехидством попрекаешь, — усмехнулся Эннеари. — Нет, они не сиротки. Но мой отец, как ты уже догадался — наш король. А в его отсутствие я — его рука и его голос. И уж лучше я этих оболтусов умою кипятком и высушу с ветерком, нежели это сделает он. Уверяю тебя, так им меньше достанется.
— Значит, ты у нас тоже, оказывается, «его высочество», — невинно молвил Лерметт. — Собрат царственный. Ну, и как тебе нравится быть принцем?
Эннеари вместо ответа плюнул с таким чувством и скроил такую гримасу, что Лерметт расхохотался в голос. Арьен помедлил разве что долю мгновения — а потом опальные юнцы только ежились, слушая, как хохот их принца вторит человеческому.
— Ладно, олухи, — отсмеявшись, сказал Эннеари. — Брысь за водой — и чтоб, пока еда не будет готова, мне на глаза не попадаться.
Осознав, что гроза прошла стороной, и королевская опала сменилась придирками старшего друга, трое эльфийских недорослей мигом подхватились бежать за водой, стряпать ужин и не попадаться на глаза, пока еда не поспеет — авось до тех пор Арьен... нет, Эннеари... нет, все-таки уже Арьен... одним словом, может, он к тому времени как раз сердцем и отойдет. Особенно если с приятелем своим неспешно так потолкует. И как только этому человеку удалось Арьена урезонить? Нет, что ни говори, а в магии люди куда как побольше эльфов смыслят. Никому из них троих подобного чуда в жизни не сотворить.
Арьен проводил опрометью бегущих за водой юнцов ехидным взглядом, в котором не было и тени отчужденного осуждения.
— Надо будет мне у тебя перенять это искусство, — заметил он Лерметту, растянувшемуся на сброшенном плаще. — Лихо ты со мной управился. Я так не умею.
— Если ты заметил — значит, и я пока не очень умею, — возразил принц и закинул руки за голову.
— Ты, может, и не очень умеешь, а я — так и вовсе никак, — вздохнул Арьен.
— На твоем месте и я бы не сумел, — промолвил Лерметт, беспечно глядя в медленно темнеющее небо. — Такие штуки проще устраивать человеку стороннему.
— Как у нас говорят, кюэ ара леруо инкен, нэи нара керуо ланкен, — задумчиво откликнулся эльф.
— Никогда не понимал эту пословицу, — рассеянно произнес Лерметт.
— Почему? — удивился Арьен. — Слова-то все простые...
— Да, только значить они могут разное. Ты уж сделай милость, растолкуй, в котором смысле это понимать следует — «со стороны виднее» или «не суй носа не в свое дело»?
— Да, в общем-то, в обоих, — засмеялся Эннеари. — Скорее, пожалуй, все-таки «со стороны виднее». — Он ненадолго примолк, а потом добавил решительно до резкости. — Кстати, присловье это не только к тебе, но и ко мне приложимо.
— В чем? — лениво отозвался принц. Говорить о чем бы то ни было, тем более всерьез, ему не хотелось. Слишком уж много разного всякого было говорено за день — а день выдался тяжелый. Теперь же, когда бешеная круговерть мучительных событий завершилась, усталость взяла свое с пугающей внезапностью. Лерметту уже не казалось, что он бежит куда-то внутри себя, задыхаясь, изнемогая, надрывая легкие и сердце в тщетной попытке добежать, успеть, вмешаться, предотвратить неотвратимое... сумасшедший бег не то прочь из собственной души, не то вглубь нее закончился. Урезонить взбешенного Арьена, заставить его сменить гнев на милость Лерметт еще сумел — подобно тому, как гонец, уже валясь наземь, успевает выкрикнуть заветную весть, утверждая взятую с боем победу. Но вот единожды рухнув, подняться снова для того, чтобы еще раз пробежать столько же... внутренний вестник Лерметта уже не мог бежать без отдыха. Не столько телесное даже — нет, именно душевное утомление овладело Лерметтом без изъятия. Эннеари — как и все эльфы, скорый на перемену настроения — неожиданно посерьезнел настолько, что нельзя было не обеспокоиться... а Лерметту негде было взять силы для беспокойства.
— В том, что плохи, сдается мне, твои дела, — медленно, с расстановкой произнес эльф. — Во всяком разе, они не лучше моих. Притом же в моих ты порядок навел — а в твоих такой кавардак, что в нем скоро мыши заведутся.
Теперь настала очередь принца удивленно воззриться на эльфа — он что, шутит? Да нет, непохоже. Оно конечно, юмор у эльфов своеобразный, но ведь не настолько. И нечего потакать своей лени в надежде на глупую шутку — Арьен предельно серьезен.
— Ты о чем? — спросил принц.
Внутренний гонец уже поднялся, пошатываясь и дрожа всем телом от усталости, и изготовился к бегу.
— О тебе, — отрезал Эннеари. — Или о себе — понимай как хочешь. Моя это вина — я должен был сразу тебе рассказать... да все как-то к слову не приходилось. А если серьезно, я считал, что и незачем. Что моя оплошность с тобой никак не связана.
— Оплошность? — переспросил принц.
Арьен слегка покраснел.
— Это ты верно подметил, — виновато подтвердил он. — Неохота мне было без причин трубить на весь свет о том, что дурака свалял. А причин рассказывать я тогда не видел.
— А теперь видишь? — Лерметт уже полулежал, опираясь на локоть.
— Вижу, — вздохнул Арьен. — Потому что виновником налета оказался не спятивший эльф, а замаскированный человек. — Он вскинул руку, предупреждая возражения, готовые сорваться с уст принца. — Нет, ты не думай, что я таким манером хочу обелить своих. Я с нас вины не снимаю. — Взгляд его мазнул по телеге. — Но это не единственный человек, замешанный в подоплеку этой мерзкой истории — и корни ее, по моему разумению, растут по здешнюю сторону перевала.
Куда только девалась тяжелая истома, прижимающая тело к расстеленному плащу! Лерметт вновь был сосредоточен и собран. У него и помышления не было о том, что какую-то минуту назад он считал себя слишком усталым, чтобы размышлять.
— Рассказывай, — потребовал он, садясь.
— Понимаешь, — начал эльф, — когда ты меня в первый раз из-подо льда вытащил в виде кровавой сосульки... тебе в моих ранах ничего странным не показалось?
— Только то, что затянулись они слишком быстро, — фыркнул принц. — Тогда мне это было внове. Теперь я, похоже, начинаю привыкать.
