Надежда оказалась неложной. Новооткрытый метод не подвел: не прошло и полутора часов, как замороченные эльфы, пристраиваясь в хвост то одному, то другому гусиному тайфуну, все-таки выбрались к городской стене Найлисса.
— Все-таки свернуть с большой дороги, чтобы осмотреть окрестности — это была не самая лучшая идея, — энергично высказал Лоайре, как только неумолчный гогот хоть немного приутих у него в голове.
— Да, — отозвался Эннеари. — А чья это была идея, к слову сказать?
— Нечего было потакать моим глупостям, — с достоинством ответил Лоайре. — Ты должен был настоять на своем.
— С какой это стати? — лениво ухмыльнулся Эннеари. — Мне ведь тоже хотелось осмотреть окрестности.
Илери, Джеланн и Наэле — чего и ждать от девушек! — незамедлительно расхохотались... да и прочие шестеро девушек от них не отстали. Вечная девичья привычка — поднимать мужчин на смех. Можно подумать, здесь кто-то и впрямь сказал нечто забавное.
На самом-то деле затея с осмотром окрестностей того стоила. У эльфов просто глаза разбегались. Даже Гусинка — разумеется, только теперь, когда они из нее выбрались! — представлялась им чарующе забавной, а уж о прочих красотах и говорить нечего. Притом же дорога привела бы эльфов к воротам прямиком, лишив удовольствия проехаться вдоль Мельничной стены — мельничной и вправду, а не только по названию. Вознесенные над гребнем стены, в воздухе превесело крутились лопасти ветряков. Сами мельницы, по всей очевидимости, были встроены прямо в стену со внутренней ее стороны. Ниест, Аркье и Лэккеан так и разулыбались — да Эннеари отчего-то и сам с трудом удерживал непрошенную улыбку, словно это не ветряк крутится там, наверху, а сам он летит на качелях навстречу тугим объятиям ветра, задыхаясь и хохоча... нет, что ни говори, а вовремя заблудиться ненадолго — самая нужная штука на свете!
Он так засмотрелся на ветряки, что ворота явились в стене прямо перед ним почти внезапно.
— Приехали! — звонким полушепотом выдохнул Лэккеан.
— Ну, еще не совсем, — поправил его Лоайре, завороженно разглядывая ворота.
И действительно, на них стоило посмотреть. Стройная стрельчатая арка ворот была на диво соразмерна — глаз не оторвать от этих ласкающих взгляд очертаний, да и только. А уж множественное, во всю глубину стены обрамление арочного проема! Лоайре — в горячке восторга, очевидно — взволнованно обозвал это обрамление архивольтами, но Эннеари ради такой красоты простил ему дурацкое словечко. Пресловутые архивольты были выложены светлой бронзой, и стрельчатые эти обрамления выступали друг над другом все ближе и ближе, отчего казалось, что ворота открываются не в город, а прямо в солнце... да еще и не одни они, эти ворота, их много — целых восемь ворот, вставленных друг в друга... и как знать, в которые из них ты войдешь, миновав стрельчатую арку? В которые ворота — и...
Вот ведь ерунда лезет в голову! Хотя... ерунда или нет, а Эннеари на всякий случай сосчитал все до единого архивольты, а потом крепко зажмурился на мгновение, когда Черный Ветер переступил копытами, а затем уверенно направился прямо в ворота.
— И у кого мы теперь дорогу спрашивать будем? — пробормотал Лэккеан, озираясь по сторонам.
— Вот уж в городе провожатого найти несложно, — с уверенностью посулил Арьен. — Дворец королевский в Найлиссе наверняка один. Кого ни спроси...
— Эй! — крикнула сзади Наэле. — Поймайте кто-нибудь Лоайре, а то его все время вправо сносит!
По правую руку простиралось величественное нагромождение галерей крытого Зернового рынка. Хорошо еще, что давешняя девица из Гусинки предупредила проезжих эльфов — иначе они, того и гляди, так бы и сунулись в неведомое столпотворение... и не сказано, что сумели бы выбраться из этого города в городе иначе, как к вечеру!
— Много ты понимаешь в зодчестве... — обмирающим голосом отозвался Лоайре.
Нет, но кого бы и в самом деле спросить, как проехать ко дворцу?
— Лучник! Эй, лучник!
Эннеари никогда прежде в Найлиссе не бывал и знать здесь никого не знает — да и мало ли лучников на свете? Не на нем ведь одном клином свет сошелся. Но говор — говор был не здешний, не найлисский. С таким чуть заметным придыханием перед гласными говорят только в Луговине.
За минувший год Эннеари побывал в Луговине не единожды. Конечно, он всякий раз давал изрядный круг, чтобы миновать те места, где год назад буянили его околдованные сородичи во главе с магом- вывертнем — вот уж куда эльфу лишний раз соваться не след. Но всю остальную Луговину он обошел из конца в конец. И чем чаще он там бывал, тем сильнее ощущал, как она ему полюбилась. Странная она, эта Луговина. Человеку со стороны, а тем более не человеку, понять ее трудно. Однако Эннеари не только понял Луговину, но и прижился там — дело совершенно неслыханное. Эльфийский принц всегда был у тамошних жителей желанным гостем. Кто их знает, отчего он пришелся им по сердцу. Да и чем они сами понравились заезжему эльфу, осталось тайной для всех его соплеменников. Сам-то Эннеари отлично знал, чем. Как ни странно, местные жители, невзирая на свой более чем изрядный рост, до невозможности напоминали ему гномов. Такие же дельные и деловитые без излишней суетливости в обычные дни — и такие же простодушно раскованные и шумливые в праздник. Прижимистые в обыденной жизни и расфранченные в пух и прах в дни праздничные, расчетливые и в то же время щедрые непоказной щедростью, невероятные трудяги, умеющие отдыхать, как никто другой, тщеславные до смешного и невероятно деликатные в одно и то же время... все, все в них напоминало гномов. Даже некоторое занудство сродни гномьему и нежелание болтать по пустякам. Гномов Эннеари всегда любил и уважал, и ему не составило труда полюбить уроженцев Луговины. Ничего удивительного — скорей уж было бы удивительно, сложись иначе. Эннеари нравилось в этих людях буквально все до малейшей мелочи — и их повседневные плетеные туфли на веревочной подошве, лишь осенью сменявшиеся кожаной обувкой, и обычай привешивать ленгру пасущимся лошадям, и даже их неизменный овсяный суп. По поводу пристрастия Эннеари к этому хлебову Лэккеан однажды позволил себе высказаться. С его точки зрения, эльф, поедающий овсяный суп — это нечто запредельное. Арьен в ответ вышутил его тогда немилосердно. Лэккеан не сказал ничего, но Аркье поведал потом под большим секретом, что Лэккеан наутро позавтракал как раз овсяным супом — полкотелка выхлебал без малого — а потом весь день ходил задумчивый-задумчивый. Это Эннеари очень даже понимал. Полкотелка овсяного супа, шутка ли сказать... от такого кто хочешь призадумается.
Эннеари любил Луговину и ее жителей — и, заслышав знакомое придыхание, обернулся без раздумий, словно бы кроме него, и окликать больше некого.
— Надо же, где встретились — в Найлиссе! Не узнаешь, лучник?
Как же, попробуй тут не узнать! Эту лысую, как колено, голову и захочешь, так не забудешь. А если учесть, при каких жутких обстоятельствах Арьену впервые повстречался обладатель этой во всех отношениях почтенной лысины... да помирать станешь, и то вспомнится! Навсегда в память врезано, на всю жизнь. Мельник это. Мельник из Луговины. Тот самый, у которого Лерметт кобылку серую сторговал, Мышку. Арьен еще тогда в ней сомневался — и зря. Очень славненькая Мышка оказалась. Не солгал хозяин, вручая четвероногое сокровище покупателям. Лошадку звали Мышкой... а вот как звали хозяина? Лерметт бы наверняка не затруднился припомнить... так то Лерметт! У него не память, а скала гранитная. Ни годы, ни непогоды ей не страшны. Он бы мигом вспомнил, как звать этого папашу... точно! Именно так его и звали. Папаша Госс. Какой был бы стыд, забудь Арьен его имя. Казалось бы, что тут такого? Небольшая невежливость, и только. Но Эннеари не мог себе позволить невежливости по отношению к этому человеку, ни большой, ни малой. Хотя бы имена тех, кто был у холма в тот страшный день — пусть даже названные мимоходом, впроброс — он помнить должен. Хотя бы этим он обязан людям, перед которыми без вины виноват.
И что бы ему догадаться, откуда родом уроженец Луговины, окликнувший его! Кто, ну кто же еще мог назвать Арьена лучником?
— Узнаю, — спокойно ответил Эннеари, хотя сердце и колотилось, как бешеное. — Папаша Госс — верно ведь?
