– Так бросать надо, раз он такой ходок! Расходиться! – рассудительно сказал Федор. – Толку не будет все равно, что я – мужиков не знаю?
– Тебе легко говорить! – Я поспешно вытянула из бумажника фотокарточку Ани. – У нас ведь дочка! Вот! – Я показала ему снимок улыбающейся девочки.
– А... это другое дело. Но а я-то чем помогу?
Я перегнулась через стойку и, заглянув в глаза портье, просительно протянула:
– Пропусти меня в пятьсот семьдесят пятый... Или ключ от него дай, я там на месте их подожду... Поговорить с ней хочу, с разлучницей... специально фотографию дочери взяла, хочу ей показать, может, совесть в ней заговорит...
– Что? Скандал устроить? Здесь? Да знаешь, что мне за это будет?! Я ж с работы полечу в сей же момент! Не-ет, дорогая моя, нет! Возьми, возьми обратно свои деньги! – И он снова рванул ящик стола.
– Погоди, Федор! Ты погоди! Ну сам подумай, какой мне прок в скандале? Я что, похожа на глупую бабу? Я только поговорить хочу с нею, понимаешь? Как женщина с женщиной!
– Знаю я эти разговоры!
– Даю тебе честное слово! Только поговорить!
Он долго смотрел мне в глаза и наконец решился:
– Учтите, женщина: если какой-то звук или крик услышу из номера – в ту же секунду зову охрану!
– Договорились, – заверила я его.
Но вместо того, чтобы пропустить меня в указанный номер, Федор как-то неловко кашлянул и увел взгляд в сторону.
– В чем дело? – остановилась я.
– Да, собственно... – Он кашлянул в кулак. – Нет, я просто к тому, что это не мое дело...
– Ну?
– Ваша дама, то есть дама этого... вашего мужа... она уже получила ключ, она там. Постойте! – крикнул он мне вслед, потому что я рванулась вдоль по коридору. – Я всего только здесь работаю, так? И не хочу неприятностей.
Не слушая его, я уже бежала налево по коридору к пятьсот семьдесят пятому номеру. Дверь его была прикрыта неплотно, не заметив этого, я толкнула створку изо всей силы и буквально влетела в номер, еле успев затормозить посреди прихожей. Если Гульнара и была в комнате не одна, то эти двое, наверное, сговорились играть в молчанку, потому что до меня не доносилось ни звука. Сделав два глубоких вдоха, я шагнула в комнату.
А войдя...
Тонкая смуглая женщина висела на крюке от люстры, под самым потолком, и перевернутый стул, от которого она оттолкнулась ногами (либо который из-под нее выбили), валялся на ковре точно напротив незаправленной кровати. Грива роскошных темных волос была переброшена Гульнаре на лицо, сквозняк шевелил их – и некоторые тонкие волоски, как паутинки, парили в воздухе, подсвеченные тусклым светом горевшего в изголовье кровати ночника. Насколько я могла рассмотреть, на Гульнаре были черные брюки и черная же блузка – все так, как описывала мне Аня. И туфли на высоком каблуке – одна сорвалась с ноги и лежала на ковре чуть подальше стула, вторая покачивалась на носке ноги и грозила тоже вот-вот сорваться вниз.
С трудом сглотнув внезапно появившийся в горле комок, я шагнула к телу и коснулась руки трупа. Она внезапно подалась с какой-то нечеловеческой, неживой мягкостью. Эта рука не была ни теплой, ни холодной. Это вообще не была рука человека.
Еще не понимая, что происходит, но все равно чувствуя огромное облегчение, я дернула чучело за ногу. Тело, висящее под потолком, рухнуло на пол, издав некий полый звук, свойственный резиновому мячу или надувному матрацу. Ботинком я откинула черную гриву волос, которая, конечно, оказалась париком. С пола, зловеще свернув в свете ночника, на меня глянули стеклянные глаза надувной резиновой куклы из секс- шопа и заалели выпяченные в нелепом поцелуе толстые губы.
– Однако... окажись на моем месте кто-то послабее – инфаркт от такого зрелища гарантирован... – сказала я вслух. Скорее для того, чтобы окончательно успокоиться и прийти в себя.
Пнула чучело в бок (оно отскочило к кровати) и вышла в коридор.
Федор-портье, который, оказывается, подсматривал за мной из-за выступа стены, сперва вытянул шею (почему я его и заметила), а затем брызнул назад к своей стойке, отчаянно стуча каблуками.
Я кинулась за ним. Это было инстинктивное движение – куда-то бежать, кого-то ловить. С тем же успехом я могла начать ломиться в соседние номера – кстати, все как один закрытые.
В два-три тигриных прыжка я настигла тщедушного портье и прижала его к стене, предварительно хорошо тряхнув за плечи. Астеничное тело Федора в форменном пиджаке заболталось в одежде, как вешалка в открытом платяном шкафу.
– Ты знал?! – прошипела я в его востроносое лицо, которое на глазах начало покрываться мелкими бисеринками пота. – Знал, да? Знал, что туда кто-то заходил и устроил... цирк под потолком? Знал, гадюка?!
– Кто?
– Ты!
– Я? Что – заходил? А кто заходил?
– Это я тебя спрашиваю – кто заходил!
– Она мертвая?!
– Отвечай на вопрос!
– Но она – мертвая?!
– Нет! Но кому-то сильно хотелось, чтобы она была мертвая!
– А-а-а... – тоненьким голосом проскулил портье и, как-то вынырнув из моих рук и из пиджака, стал сползать по стене вниз.
Схватив за шкирку, я потащила его к рабочему месту. Запихнула за стойку, надела на него пиджак, затем зачем-то толкнула – и портье распластался по своему стулу, как медуза. Было полное впечатление, что его тело отказывается держать какую бы то ни было форму, и через секунду эта мокрица, которая сперва показалась мне серьезным мужчиной, просто стечет со стула и застынет на полу студенистой лужицей.
– Кто заходил в номер? Кроме хозяев?
– Н-ну...
– Отвечай, или я зову сюда главного администратора!
– Я его не знаю... Я его видел первый раз в жизни... Он тоже дал мне... дал пятьсот долларов. Он сказал – только на минуточку... Сказал, сюрприз готовит... ко дню рождения... Оставлю, мол, сюрприз и уйду...
Судорожно сглотнув, отчего худой кадык на тонкой шее заходил, как поршень, портье сделал глубокий вздох и вдруг жалобно попросил:
– Отпустите меня.
Я только сейчас заметила, что держу его за галстук. Разговаривая, я машинально притягивала к себе за этот галстук голову портье, и в конце концов позу, в которой он оказался, никак нельзя было назвать удобной.
– Извини, – я выпустила галстук, голова шлепнулась о стол, потом с заметным усилием показалась на своем месте, между плеч. – Опиши этого человека.
Закрыв глаза, портье подумал несколько секунд и сказал:
– В шляпе.
– Он был в шляпе?
– Да.
– Так, что еще?
– Широкий плащ.
– Какого цвета?
– Серый. Или песочный. Может, зеленый – я не знал, что придется это запоминать! Я так и знал, что будут неприятности! Хотя я всего лишь здесь только работаю, – добавил он почему-то.
