скатиться, как полыхнет! Ой, здорово горело!..
Трой ошалело потер ладонью лицо.
– Так это мы что, разгромили их, что ли?…
Алвур кивнул, а гном заржал еще пуще:
– Да уж, герцог-то у нас временами бывает туповат… хотя и здоров, эвон сколько накрошил-то.
Трой со скрипом сел и огляделся. Да уж, ничего себе… рубка была знатная. Правда, из последней волны он достал не шибко много, зато до того действительно накрошил… Трой повернулся и посмотрел себе за спину…
– Сколько выжило? – глухо спросил он. Гном помрачнел.
– Ну… не всех еще откопали, вон сколько орочьих трупаков навалено. – Он крякнул, вздохнул и угрюмо закончил: – Семеро…
– Граф?
– Живой, – повеселел гном. – Эти семеро как раз над его телом рубились, когда мы подоспели. Орки и не видели ничего вокруг – буром перли, пока мы им в тыл не ударили.
Трой некоторое время молчал, а затем, кряхтя, поднялся на ноги. За спиной Алвура молча стоял Крестьянин, а чуть дальше виднелся куцый, но грозный гномий хирд, справа хмурились из-за щитов арвендейльцы, а чуть дальше, за левым флангом хирда, толпились эльфы. Похоже, Гмалин и Алвур вывели из Каменного города вообще всех, кто находился там перед началом битвы.
– Всех положили?
– Почти, – отозвался гном. – Десятка полтора если утекли… – Он вздохнул. – Не зря полегли бойцы. Страшно подумать, что могли бы натворить в Арвендейле десять тысяч орков на варгах. Даже после того как мы разгромили остальных…
– Хорошо, – сумрачно отозвался Трой и поднял глаза к небу. Вот, темные боги, жив… а ведь он уже не надеялся… В этот момент из-за поворота послышался громкий конский топот. Гмалин вытянул шею.
– О-ё… ну, ты это, теперь уж сам отдувайся. – Гном поспешно отскочил в сторону. Трой тупо проводил его взглядом, но спустя мгновение столь странные маневры Гмалина получили свое объяснение. Из-за поворота вынеслась взмыленная Алэрос, и Лиддит прямо с ходу, даже не натянув поводий, сиганула с седла ему на шею.
У Троя перехватило дыхание то ли оттого, как она приложилась своими латами о его многострадальную грудную клетку, после усилий Гмалина не прикрытую даже исковерканной броней, то ли… потому что она здесь, рядом, и тоже жива. А Лиддит обхватила его за шею и, тяжело дыша, уткнулась лицом в его смятый и искореженный нагрудник.
– Жи-ив, – тихо прошептала она.
А Трой поднял руки и нежно погладил ее по волосам, совершенно растерявшись и не зная, что говорить. Он судорожно сглотнул, облизал пересохшие губы и… внезапно по чувствовал, что перед глазами все поплыло, как будто он вновь научился плакать…
У Каменного города армия простояла две недели. Сразу после битвы, оказав помощь тем, кто в ней срочно нуждался, она отошла назад от своего прежнего лагеря и поднялась по ущелью до Каменной Лестницы. Ибо лагерь стал совершенно непригодным для размещения. Прежде чем Гмалин сжег шаманов, орки оттеснили армию людей, эльфов и гномов почти на лигу вверх по ущелью, так что теперь весь лагерь оказался затоптан и завален трупами.
Добравшись до подножия Каменной Лестницы, люди вповалку рухнули на камни и забылись тяжелым, мертвым сном. Во всем войске практически не осталось человека, кто не был бы ранен хотя бы один раз. Даже принцесса получила метательным топором в правую часть кирасы и булавой по левой части забрала. Броню Зари эти удары, конечно, не пробили, но на лице Лиддит теперь красовался синяк во всю скулу, а когда она устраивалась под мышкой у Троя, то слегка шипела и берегла правые ребра. Впрочем, и сам Трой чувствовал себя так, будто по нему проскакало целое стадо троллей.
Ночную стражу вызвались нести эльфы из числа тех, кто бил по оркам через бойницы Каменного города. Они, конечно, тоже устали, но среди них хотя бы почти не было раненых. Да и вообще, среди стрелков у бойниц потерь было совсем немного – погибло всего около сотни людей, эльфов и гномов…
На следующий день Трой приказал доложить о потерях. К полудню, собрав доклады, он бросил свиток с цифрами на стол в только что установленной штабной палатке и мрачно задумался. От армии остались рожки да ножки. Из тридцати пяти тысяч людей, эльфов и гномов в живых осталось чуть более двенадцати тысяч. Причем больше всего потерь пришлось на наиболее боеспособные части. Хотя сейчас так говорить уже не стоило. За время битв все части армии практически сравнялись в воинском искусстве. И, скажем, арвендейльцы теперь держали линию ничуть не хуже латников… Панцирники и латники были уничтожены практически полностью. Из нескольких гвардейских полков, ушедших с Лиддит на помощь Трою, возвращаться к императору было, почитай, некому. Немного успокаивала мысль о том, что они здесь не только отвоевали Арвендейл, но и предотвратили готовившийся западными орками удар по самой империи… Из наемников в живых осталась едва ли треть. Из северных варваров – чуть больше четырех сотен… Впрочем, чего еще было ожидать? Все в жизни имеет свою цену. Арвендейл слишком долго оставался в лапах Тьмы, чтобы можно было вызволить его из них, не заплатив чудовищно кровавую цену. И если кампания по освобождению самого герцогства оказалась гораздо более скромной на потери, то теперь Тьма вернула свое. Не то чтобы с лихвой, поскольку, по всем расчетам, их должны были смять и уничтожить полностью, но все ж таки тяжкой мерой. И, главное, еще нужно было придумать, где взять людей, чтобы прочесать леса и предгорья до самого побережья, а возможно, и заложить там передовую крепость. Ибо, едва утихнут зимние шторма, западные могут опять начать перебрасывать войска на этот берег Долгого моря. И, значит, через несколько лет все начнется по новой…
Впрочем, все это были заботы все-таки не завтрашнего дня. А пока требовалось позаботиться о раненых, похоронить погибших, собрать металл, сжечь орочьи и варжьи трупы. Кроме того, Гмалин вызвался к исходу зимы перекрыть оба ущелья крепкой стеной с воротами, и Трою надо было выделить мастеров ему в помощь, а Алвур обещал помочь с лекарями. Поскольку Тамея с сестрами-помощницами так и не появилась. Да и кормить двенадцать тысяч измученных людей тоже было чем-то надо…
На третий день, когда большинство уже немного оклемались, Трой собрал с бору по сосенке четыре полусотни из числа наиболее легко раненных, дополнил их эльфами, три отправил патрулем по следам сбежавшей орочьей Гурьбы, а четвертую на розыски Тамеи. Меньше было нельзя. Из числа орков- всадников, вырвавшихся из мышеловки у ворот Каменного города, большая часть (если не все) покинула Арвендейл тем же северным ущельем, которым они пытались прорваться в тыл армии. Об этом доложили наблюдатели гномов, видевшие, как мелкие группы орков по две, три, пять тварей скакали вниз по ущелью. Но все ж таки исключать того, что какая-то часть орков из числа отколовшихся ранее все еще рыскала по окрестностям, справедливо полагая, что после столь тяжкой битвы силы у людей на то, чтобы организовать более-менее плотное патрулирование, появятся еще не скоро, было нельзя. Да и в этом случае они сначала вышлют патрули вдогонку откатывающейся в сторону побережья орочьей Гурьбы. И, сказать по правде, если бы не Тамея, Трой так бы и поступил…
Следующие несколько дней прошли в заботах. Гмалин доставил обещанную десятину, и Трой расплатился с оставшимися наемниками. Он заплатил щедро, едва ли не вдвое от договора. И к тому же отмерил золота для передачи семьям тех из наемников, кто успел обзавестись семьей. Таковых в среде наемников было не слишком много. Так что золото наверняка осталось…
А еще через несколько дней Гмалин лично объявился в лагере. Он разыскал Троя в кузне. Людей не хватало, поэтому каждый работал там, где мог оказать наибольшую помощь. Вот и Трой, взяв по старой памяти кузнечный молот, уже несколько дней не вылезал из кузни, уминая молотом собранные на поле битвы и пришедшие в негодность оружие и доспехи в более-менее пригодные для перевозки брикеты лома. А что еще он мог делать? С патрулями он отрядил Фодра, с поставками и хозяйством Лиддит управлялась даже лучше его самого, а вот кузнецов не хватало катастрофически.
Гмалин заглянул в кузню, пару минут полюбовался на сноровисто работающего молотом герцога и владетеля земли, а потом, хмыкнув, пророкотал:
– Ваша светлость, а не могу ли я несколько отвлечь вас от сего, видимо, крайне увлекательного для вас занятия?
– А-а?… – Трой оторвался от наковальни и повернулся на голос, донесшийся до его слегка оглохших от
