освободятся от кары, а смертные уподобятся богам…
Но в одиночку никто из смертных не вынесет груз всеобщего счастья. Троим было предначертано судьбой стать Хранителями Света Жизни. Вот их имена.
Ученый маг Мерлин – воплощенная Мудрость. Могущественный король Артур – добрая и справедливая Власть. Благороднейший из рыцарей, эльф Галаад – нерушимая Честь. Втроем они вывели бы Мир на путь все прибывающего счастья…
Кальдориан – вот имя Зла. Это он, не ведая, что творит, вверг Староземье в пучину страданий, обрек на муки поколения смертных. Само Время замерло от ужаса при виде тех бедствий, что обрушились на их головы по безумной прихоти презренного колдуна.
Но все, что сотворил один, может исправить другой. Другие. Пятеро Странников, изможденных, дурно одетых, полуголодных, замерзших, но с глазами, горящими радостью самоотречения, месили непролазную осеннюю грязь средневековых дорог. Грааль возвращался Миру.
И все-таки на сердце мага Лапидариуса было неспокойно. Он думал о Времени – самом неверном союзнике, самом опасном противнике.
Сперва его было мало. Всего несколько месяцев разделяли даты их пересечения грани времен и восстания Кальдориана из мертвых. Приходилось торопиться – любое случайное промедление, любая задержка в пути могли стать роковыми.
Но теперь его стало слишком много. Еще не покинул свой клан и не стал на рыцарскую стезю благородный Галаад. Могущественный Артур – почти ребенок, и пройдет не один год, прежде чем он, увенчанный короной Камелота, призовет к своему трону лучших рыцарей Староземья и усадит их вокруг легендарного Круглого стола. А мудрый Мерлин… Тот, кто был обманут однажды, не обманется ли и во второй раз? Кальдориан не единственный злодей, мечтающий о власти. Есть и хитрее, и сильнее…
Так как же поступить? Лишь год отпущен Странникам на путешествие в прошлое. Не вернутся в срок – возврата не будет вовсе. На долгие века сомкнётся грань времен. Что выбрать, какой путь? Передать священную чашу Мерлину и уйти, уповая на милость богов? Отречься от собственной жизни, оставшись в прошлом в роли хранителей, беречь Грааль вплоть до заветных дней? Или…
Вот это «или» и не давало покоя магу Лапидариусу. Маленьким угольком тлело в его душе, то приятно согревало, то больно жгло…
Дождь лил и лил, смывая последние воспоминания о лете. Чем дальше к западу, тем холоднее и неуютнее становилось. Жизнь замирала. Птицы улетали, звери прятались в норы и берлоги, лесные народы готовились к зиме. Даже ольдонские разбойники присмирели в своих логовах – так ни разу и не напали. Но легче от этого не было. Все чаще плакала Ильза от боли в сбитых ногах, от бесприютности и тоски, и ей тихо подвывал Эдуард – по старой привычке, оставшейся с тех пор, когда он еще был нежным отроком. Орвуд кряхтел, будто настоящий старец, и жаловался на возраст. Рагнара по вечерам одолевали навязчивые воспоминания о пирах, что закатывал его папаша в родном Оттоне, – сколько было выпито, сколько съедено. Амазонка Эфиселия уже не мчалась впереди всех, а, наоборот, отставала, плелась позади шагов на двадцать.
Но Аолена тревожило другое. Профессиональным взглядом целителя он отмечал то, на что не обращали внимания другие. Видел, как Энка уныло ковыряет ложкой почти нетронутую пищу, спорит и бранится все реже, молчит все дольше. Подмечал, как потускнело оружие Меридит – она больше не точила его на привалах, а сидела закрыв глаза и уткнувшись лбом в колени. От его глаз не укрылось и то, как мучительно просыпается по утрам Хельги, все чаще вспоминая, что, мол, спригганы есть существа ночные… Эти наблюдения пугали эльфа.
За долгие месяцы совместных походов все привыкли к тому, что самая тяжелая ноша, самая трудная работа, самая опасная задача выпадает на долю троих наемников. В их физическом превосходстве никто не сомневался, с самого начала это воспринималось как должное, как нечто само собой разумеющееся. Они не устают, не болеют, не унывают, а если и жалуются на что-то, то вроде бы не всерьез, а так – для красного словца. Наемники всегда знают, что делать и как облегчить жизнь другим. Мысль о том, что будет, если вдруг не выдержат они, до сих пор никому не приходила в голову. Аолену вдруг пришла…
И дело было даже не в трудностях пути, не в усталости, накопившейся еще с прошлого похода. Чужое время, будто упырь, незаметно, понемножку тянуло силы из незваных пришельцев – это Аолен знал по себе. Каждый шаг давался ему все труднее.
– Как только встретится подходящее жилье, устроим большой отдых, – объявил он. – Будем спать целые сутки.
– Ну вот еще! – привычно заспорила сильфида. – Время зря терять!
– Дождемся, что кто-нибудь из нас свалится и придется его тащить. Ты этого хочешь? – осадил эльф сердито.
Сильфида с беспокойством оглядела спутников, будто примеряясь, кто из них весит полегче. Тащить кого бы то ни было ей явно не улыбалось.
– Ну хорошо. Отдых так отдых.
«Подходящее жилье» нашлось дня через три. Это была пустующая хижина угольщиков. Она стояла на поляне, недалеко от опушки (путники давно уже сошли с дороги, превратившейся в обиталище болотников, и двигались на запад краем леса). Строение им понравилось – низенькое, полутемное, зато с печкой и надежной, непротекающей крышей. Тут даже боггарт водился, будто в настоящем доме, – сильфида заметила маленькие светящиеся глазки в темном углу.
Вместо запланированных суток они проспали почти вдвое дольше.
Проснувшись утром, Аолен даже испугался, такими бледными и безжизненными были лица его спутников в тусклом свете маленького слюдяного окошка. Они казались скорее мертвыми, чем спящими. «Вот откуда пошло выражение: спать как убитый», – подумал эльф.
Ближе к вечеру зашевелился Хельги. Сел, сонно моргая, стал натягивать куртку, зачем-то потянулся за секирой Орвуда.
– Ты куда? – спросил Аолен строго.
– Дров нарубить, – откликнулся тот. – Замерзнем ночью.
– Лежи, – велел эльф. – Рагнар нарубит.
