Визит к императору

– Ощущение такое, словно меня отделал здоровенный десантник!

– Мужайся, старина! Мы положим конец произволу мерзкой колдуньи!

– Видала? – Валька кивнула на нокаутированного противника. – И ты будешь говорить, что у тебя в Питере врагов нет?

– Но я их не знаю! – возмутилась Маргарита. – А враги должны быть мне известны!

– Совсем не обязательно, – отмахнулась Валька. – Парни, сдается мне, из этих…

– Из каких этих'?

Валька ничего не ответила и, вытащив из кармана зеркальце, по виду – совершенно обычное, принялась что-то шептать и дуть на его поверхность. По зеркальцу побежали волны, словно по водной глади при легком ветерке, потом возникла какая-то картинка, вероятно вполне годящаяся для получения информации.

– Из каких этих, спрашиваешь? – переспросила Валька. – С терминологией по этому делу у нас недоработочка, поэтому лучше учись понимать с полуслова. В привычных тебе терминах можно назвать их национал-социалисты отечественного разлива.

– Национал-социалисты? – удивилась Маргоша. – Это же что-то из фильмов про Штирлица…

– Да, про наших родных наци фильмов снимают не в пример меньше. Искусство по-прежнему в большом долгу перед народом. Вот, глянь-ка…

И Валька протянула Маргарите свое зеркальце. В нем, как в маленьком экране, можно было разглядеть некое присутственное место, вероятно – штаб общественной организации, не слишком людный в настоящую минуту. Впрочем, если предположения Вальки были верны, то лучшие люди этой организации сейчас растерянно топтались во дворе гостиницы, а кое-кто даже валялся там на пыльном асфальте.

На первый взгляд штаб производил вполне благопристойное впечатление – скромненько, но чисто, как говорится… Но как только Валька, не перестававшая дуть на зеркальце, «надула» увеличенное изображение плакатов, щедро украшавших стены помещения, Маргарита вздрогнула – таких лозунгов не было даже в фильме про Штирлица, поскольку представленные там исторические персонажи – и Шелленберг, и папаша Мюллер – при всей своей людоедской сущности все же относились к интеллектуальной элите нацистов и умели облекать свои мысли в благопристойную форму. А у здешних мелких фюреров из города на Неве было, как говорится, что на уме, то и на языке… Сунув нос (при помощи все того же виртуально-магического способа) в красивые листовки, стопкой лежавшие на столе, Маргарита и Валька переглянулись. В изящных виньетках из дубовых листьев текст оказался такой, что волосы вставали дыбом.

– Вот тебе наглядный пример побочного эффекта научно-технического прогресса. В век компьютерных технологий любой придурок может изготовить листовку и проповедовать все, что запало в его дурацкую башку, – после недолгого молчания бросила Валька. – По-моему, нам пора устроить налет на фашистский штаб. Давай поиграем в белорусских партизан!

– Только бороться с фашизмом мы начнем не сию минуту, – ответила Маргарита. – У нас ведь на этот вечер запланированы другие дела.

– Вот так всегда, сперва все слишком заняты личными делами, чтобы уделить хоть немного сил общей борьбе, а потом глядь – уже поздно: кругом концлагеря, и у каждого остается только одно важное личное дело – увернуться от газовой камеры, – ворчала Валька, топая тем не менее следом за Маргаритой.

ГЛАВА 7

После исчезновения двух призрачных дам приключения Ганса и его партайгеноссен не завершились. Не успели парни поднять на ноги Курта, продолжавшего стонать и хватать ртом воздух, как из стены вышла еще одна странная фигура. Да-да, она именно вышла из стены, и сколько парни на нового призрака ни таращились, исчезать он не собирался.

В отличие от полупрозрачных бабенок этот казался намного материальнее, если, конечно, подобное определение вообще допустимо использовать по отношению к призраку. Коренастый немолодой мужчина, в камзоле, сшитом по моде трехсотлетней давности, и громоздком парике с буклями, строго смотрел на парней, поигрывая лезвием обнаженной шпаги. На его грубом, словно выточенном из куска гранита лице читалось явное неодобрение, хотя ему лично никаких обид никто нанести пока не успел.

Впрочем, за этим дело не стало.

– Эй ты, чучело ряженое! – гаркнул партайгеноссе Ганс. – Тебе-то что здесь надо?

Когда Ганса что-нибудь пугало, он всегда возлагал надежды на собственную агрессивность: если людям как следует нахамить, с ними проще бывает найти общий язык.

– Зело прискорбно наблюдать, что юношество в граде Петровом столь неучтивыми манерами наделено и о деликатном обхождении разумения не имеет, – глухим голосом произнес призрак. – Но много прискорбнее та мысль, что и к дамам, к коим надлежит с младых ногтей почтение питать, было выказано обращение недостойное…

– Ну началось! – прошептал Ганс своим соратникам. – Чертова ведьма на нас эту голограмму напустила…

Призрак прекрасно услышал все сказанное от слова и до слова. И услышанное ему явно не понравилось.

– Не ведаю, о ком из дивных прелестниц, имевших с вами, недостойными, беседу, говорятся речи столь дерзновенные, но одна из дам сиих весьма дорога сердцу моему, а посему и чести ее никому задевать не дозволю. Любого призову к барьеру и сатисфакцию учиню. По первому разу сказанное мною почитайте за упреждение, но в дальнейшем столь грубые словеса прощены не будут. И тот, кто от манер своих предерзких не откажется, спознается с моею шпагою…

Призрак для убедительности вжикнул холодным оружием перед носом ошалевших противников и… растворился в воздухе.

– Я чего-то не врубаюсь, что это чучело нафталинное здесь несло? – растерянно бросил один из соратников Ганса. – Про сатисфакцию какую-то…