Трупы выкинули из окна на улицу — утром увезут.
В землях Конвелла издавна заведен такой порядок: ранним утром объезжает город, грохочет деревянными колесами по брусчатке мостовой низкая, длинная телега, запряженная плохонькой лошаденкой. Возница с лицом, вечно скрытым под низко надвинутым капюшоном, с помощью длинного крюка затаскивает на нее тела бродяг, нищих и других несчастных без роду-племени, не переживших ночь. Во дни моровых поветрий работы у него невпроворот, в спокойное время случаются порожние рейсы. Но тем осенним утром труповозу пришлось-таки потрудиться!
А у Орвуда с домовладельцем вышел спор, кто кому должен: постояльцы — за беспорядок в комнате и испорченный кровью половик, или хозяин — за беспокойство. Почему в его хваленом заведении на мирных путников нападают наемные убийцы?! Почему не приняты меры безопасности?! Где надежные запоры, где магическая защита?! Что за беспечность, в наше-то неспокойное время?! А может, вопрос стоит иначе? И не настоящие убийцы это были, а простые грабители? И хозяин не с ними ли заодно? Заманивает состоятельных клиентов, а потом убивает и грабит? Нет? А где доказательства? А вот мы сейчас пойдем к властям, пусть разбираются!..
В итоге всю сумму, уплаченную за постой, Орвуд получил обратно и еще десять золотых сверху — в счет морального ущерба.
— И не стыдно тебе заниматься вымогательством и шантажом! — корил гнома Аолен, уже на пути к дому мага. — Знаешь ведь, что это были самые настоящие убийцы, явились по наши души, не в первый раз уже!
— Не стыдно! — гордо отвечал гном. — Не я, он сам первый начал, полез со своими претензиями! Мы сделали общественно полезное дело, а этот мироед захотел нажиться на чужой беде, так и поделом ему! Не запросил бы лишнего — остался бы при своем! — И добавил, совсем уж неожиданно и непонятно: —
— Кого сгубила? — удивленно моргнула Ильза. — Чьего жениха?[12]
— А мне почем знать? Присловье такое, из иного мира. Макс часто говорит. — пожал гном плечами.
— Лучше бы он говорил только о лошадях, — проворчала девушка себе под нос. — По крайней мере, понятно было.
— Мне думается, это цитата из какой-нибудь поучительной притчи! — тут же нафантазировала скорая на суждения и выводы сильфида. — Хельги, не забудь, расспроси при случае Макса, в чем там суть. Возможно, кое-кто сможет извлечь из нее полезные уроки. — Она выразительно покосилась на гнома, но тот сделал вид, будто не заметил, и прибавил шагу.
…На подходе к дому мага у Аолена вдруг возникло нехорошее, тревожное чувство. Было оно столь смутно и мимолетно, что делиться переживаниями со спутниками он не стал.
Однако дурные предчувствия не обманули. У самого входа, на стене чернел начертанный углем символ. Магии в нем не было совершенно — просто бессмысленная закорючка, напоминающая детские каракули или росчерк, заменяющий неграмотному личную подпись. Но сотники-кансалонцы отпрянули от нее как от ядовитого гада. Знак Черной гильдии — вот что это было. Верная примета того, что убийца выполнил свою работу.
Тело Эвриана нашлось в лаборатории, подле стеллажа со справочной литературой. Молодой маг лежал лицом вверх, раскинув руки. В своей серой, дешевой рабочей мантии, широкой не по размеру, он был похож на распластавшуюся по полу птицу. Несчастную, жалкую птицу, которой чья-то злая рука безжалостно свернула шею, а потом, в мертвое уже тело, всадила по самую рукоять серебряный нож. Точно в сердце. Почти без крови. Не суждено было сбыться радужным мечтам. Верховная Коллегия не пополнилась новым членом. Магическая лаборатория по Сенной улице, дом № 45, лишилась очередного хозяина. Искать путь в Сокрытые Пределы стало некому. «Не люблю магов, — писал в своем дневнике Хельги, — но такой участи я ему, видят боги, не желал!»
— Ведь это его из-за нас убили! — горестно прошептал Спун, опускаясь на колени подле распростертого тела — ноги вдруг сделались ватными, не хотели больше служить. — Это мы виноваты! Мы! Мы! — У него началась настоящая тихая истерика.
Меридит отработанным движением бывшего десятника треснула юношу по затылку, рявкнула, как на плацу:
— А ну, встать! — И добавила чуть мягче: — Уймись! Если кто-то из нас и несет ответственность за его гибель, то ты — в самую последнюю очередь.
Трудно сказать, что именно отрезвило страдальца — крепкая затрещина или любопытство. Он перестал причитать, раскачиваясь из стороны в сторону, отнял руки от залитого слезами лица и спросил голосом почти нормальным, лишь немного подрагивающим:
— Почему именно я — в последнюю очередь?
Что могла ответить на это Меридит? «Потому что ты — зеленый юнец, толстый увалень, которого все любят, но никто не уважает. Потому что ты не имеешь слова, не принимаешь решений — так не тебе и отвечать за них. Потому что от тебя в этой жизни вообще ничего не зависит, ты не принадлежишь себе, ты всего лишь придаток к своему господину, его тень — а какой спрос может быть с тени?» — Вот что она должна была ему сказать, дочь гордого проклятого народа, в чьем языке даже слова такого нет — «слуга». Но она промолчала.
Ответил Годрик, назидательно, как старший младшему:
— Потому что мы — верные слуги Пресветлого Кальдориана. Он ведет нас по жизни, а мы лишь вершим волю его.
Хельги на это хотел сказать гадость, но не успел.
— А-а-а!!! — вдруг донесся с улицы истошный бабий вопль. — А-а-а!!! Убили-и-и! Убили, душегубы! Стража, стража, сюда-а-а! Уби-и-или!
— Вот стерва! — сплюнув по-кансалонски, выругалась Энка. Она сразу смекнула: баба, должно быть, соседка, или приходящая прислуга, нашла труп раньше их, но звать стражей сразу побоялась. Выжидала, подкарауливала, зараза, пока его обнаружат другие, и только тогда подняла тревогу.
— Уходим! Если не хотим выяснять отношения со стражей!
— А чего их выяснять-то? — удивился Эдуард. — Сразу видно, это не наша, это наемных убийц работа! И потом, мы только вошли, а убили его давно. Наверное, вчера еще. Гляньте, окоченел совсем! — Для пущей наглядности он пошевелил тело носком сапога. Без всякого цинизма, совершено равнодушно, как вещь. Просто он давно, давно привык…
Спун всхлипнул и отвернулся.
— Это ты дознавателям в темницах будешь доказывать, кто и когда убил. И не надейся, что тебе придется легко, — зловеще усмехнулась девица.
И снова в памяти ольдонского принца всплыло то смутное, страшное воспоминание детства: темный каземат, наполненный странными металлическими предметами со следами крови на них, и жуткий, гибельный вопль раздираемой заживо плоти…
— Бежим! — скомандовал он и подтолкнул к выходу замешкавшихся кальдорианцев.
Квартал покидали в большой спешке, подворотнями и темными переулками — по улицам уже топала, громыхала оружием городская стража. Убийство мага, пусть даже начинающего, — событие из ряда вон выходящее. Коллегия такие вещи не спускает. Но сама проводить следствие не станет — мелковата персона убитого. Спросит со светских властей. А тем будет очень, очень кстати, если под руку подвернется сомнительная компания иноземцев, так или иначе причастных к делу. Потому что найти наемного убийцу — задача практически невыполнимая, а Коллегия будет ждать отчета о поимке и казни преступника.
В общем, из Конвелла надо было уходить несолоно хлебавши. Спасение невест вновь откладывалось на неопределенный срок.
…И снова была дорога. Скучный серый тракт, размытый осенними дождями, разбитый колесами тяжелогруженых торговых повозок. По обочинам — старые корявые вязы, обезображенные «ведьмиными метлами». Одиночные могильные камни через каждые двести — триста шагов. Бедные поселения, измученные последней войной, непосильными налогами и дурным климатом, с каждым годом становящимся все холоднее и сулящим неурожаи и вечную нужду. Такими были они, земли
