Здоровенный послушный мужик, у которого развитие остановилось на уровне пятилетнего ребенка. Верит всему, что ты ему скажешь. А если еще и пряником угостишь – вообще в лепешку расшибется.
– И ты ему поверила? – Серафия с некоторым облегчением перевела дыхание. – Этому дурачку? Да он вообще не соображает, что говорит.
– А разве он умеет говорить? – искренне удивилась Шаная, и женщина осеклась. Действительно, как она могла забыть? Рой был способен лишь пускать слюни и глупо ухмыляться. Но тогда остается тот же вопрос – как? Как принцесса узнала о случившемся? В монастыре давно не осталось тех, кто мог бы ей рассказать.
– Однако я уже устала. – Шаная украдкой сцедила зевок в ладошку. – Мне давным-давно пора в свою теплую постельку, не правда ли?
– Правда, – настороженно согласилась Серафия, не уловив в голосе принцессы откровенную издевку. – Поэтому, в самом деле, давай закончим на сегодня. Ты меня отпустишь, и продолжим наш разговор завтра.
– Я-то вас отпущу. – Шаная довольно потянулась. Подозвала пса и привычным жестом положила руку ему на холку. Вздохнула, с искренней жалостью посмотрев на настоятельницу, и повторила: – Я-то вас отпущу. Но они – вряд ли. Рамия и Диксия. Вот как звали тех несчастных девочек, если вы забыли. С ними и договаривайтесь.
– Как?! – взвыла от отчаяния Серафия. – Как ты узнала?! Демон, исчадие Галаша!
Шаная хмыкнула и растворилась в воздухе. Исчезла, словно привиделась Серафии в кошмаре. Свеча в руках женщины внезапно зашипела и погасла, оставив несчастную в полной темноте. Какое-то время было тихо. Только громкое испуганное дыхание настоятельницы нарушало мертвую тишину подвала. А затем раздалось приглушенное шуршание. Что-то коснулось лица Серафии, и она отшатнулась, с трудом сдерживая крик. И вдруг услышала невинный вопрос, заданный в унисон двумя детскими голосами:
– Поиграем? Мы так долго тебя ждали!
Хорошо, что стены подвала оказались достаточно толстыми и надежными, поэтому никакой посторонний шум не нарушил ночью покой воспитанниц монастыря.
Нинель проснулась посреди ночи от какого-то неясного дурного предчувствия. Резко села, сбросив на пол подушки. Накануне она долго не могла уснуть, тревожась за Шанаю. Рвалась в лес, когда вернулись последние поисковые группы, но старые ноги, столь часто подводившие ее, опять взбунтовались. Видимо, предвещая скорую перемену погоды, они разнылись так, что не помогла даже разогревающая мазь. Женщина чуть не плакала от боли и невозможности что-нибудь сделать, ни на миг не отходя от окна и силясь разглядеть в непроглядной мгле знакомый силуэт. Самое удивительное, она совершенно не помнила, как добралась до кровати. Казалось, буквально несколько минут назад она бездумно чертила на стекле защитный знак Пресветлой богини – чашу – и бормотала бесчисленные молитвы о спасении Шанаи, как вдруг очнулась в постели.
– Девочка моя, – прошептала Нинель, с мучительной гримасой растирая левую половину груди, в которой что-то резко и неприятно стреляло. – Шаная, ну куда ты делась?
После чего опустила ноги на холодный пол, потянулась было к столику подкрутить фитиль ночника, как вдруг замерла. На кровати, стоявшей у противоположной стены, кто-то лежал. Темные волосы разметались по белоснежной подушке. Одеяло скомкано и откинуто в сторону. Так всегда спала Шаная. Но как, откуда?
Нинель с трудом поднялась. Шаркая ставшими неподъемными ступнями, подошла ближе. Присела на краешек постели, неверяще провела толстыми узловатыми пальцами по безмятежному личику сладко спящей принцессы. Та внезапно перехватила ее руку, поднесла к губам и поцеловала. Открыла глаза и сонно, чуть виновато улыбнулась.
– Шаная, девочка моя. – Нинель не могла сдержать слез радости и облегчения. – Откуда?.. Как?..
– Прости меня, – затараторила та. Прижала руку воспитательницы к щеке, не отпуская. – Прости, пожалуйста. Я заигралась. Залезла на чердак и случайно заснула. А когда проснулась – было уже темно. Очень темно. Я… Я не поняла, как это произошло. Наверное, из-за поездки. Все вокруг новое и такое замечательное! Я очень виновата.
– Но как ты оказалась здесь? – не унималась Нинель.
– Спустилась, а ты уже спала. – Шаная слабо улыбнулась. – Не хотела тебя будить и беспокоить.
– Дурочка моя. – Нинель всхлипнула и привлекла девочку к себе. Прижала изо всех сил, будто опасаясь, что ее сейчас отнимут. Принялась гладить по волосам. – Глупая моя. Ты хоть представляешь, в какой ярости будет Серафия? Она пообещала выпороть тебя, милая.
– Я ее не боюсь. – Шаная с откровенным презрением хмыкнула. Опомнившись, добавила с чуть уловимой усмешкой: – Полагаю, она простит меня. Я ей все объясню, и она обязательно поймет. Я же не со зла.
– Надеюсь, девочка моя, очень на это надеюсь. – Нинель ласково поцеловала ее в лоб. – Спи, милая. И больше так не делай, хорошо?
– Постараюсь, – после некоторой паузы отозвалась та. Еще раз поцеловала руку старой воспитательнице и прошептала напоследок: – Честное слово, я очень постараюсь быть хорошей девочкой.
Нинель не заметила странных интонаций, скользнувших в голосе воспитанницы. Ее мысли были заполнены совсем другим. На смену тревоге за Шанаю пришел страх. Страх перед Серафией. Женщина мучительно пыталась сообразить, как выгородить девочку перед настоятельницей монастыря, не допустить жестокого и несправедливого наказания. Да, Шаная провинилась, но она ведь совсем ребенок. Просто растерялась от избытка новых ощущений, заблудилась в незнакомом месте. Разве можно за такую провинность избивать? Тем более принцессу, возможно, будущую королеву! Запереть в комнате на неделю, в крайнем случае – на месяц, и достаточно. Этого времени Шанае вполне хватит, чтобы осознать свои ошибки.
– Я не позволю Серафии тронуть тебя и пальцем, – решительно пробормотала Нинель, укрывая девочку одеялом. – Ничего не бойся. Если понадобится – я буду драться с ней, но тебя в обиду не дам!
В неверном мерцающем свете почти погасшего ночника Нинель не разглядела озорной улыбки, затаившейся в ямочках на щеках принцессы. Шаная с трудом удержалась от смеха, представив, как ее верная воспитательница вздумала бы осуществить свою угрозу. Должно быть, презабавное зрелище вышло бы: две пожилые женщины сцепились не на жизнь, а на смерть, таская друг друга за седые волосы. Но все же слова Нинель тронули девочку. Она легонько погладила морщинистую руку воспитательницы и мысленно одернула щенка, лежавшего рядом и готового прыгнуть на плечи Нинель.
«Ее – не трогай! – приказала Шаная. – Никогда и ни за что. Иначе спущу шкуру. Понял?»
Дымок, обычно довольно равнодушно воспринимавший угрозы своей маленькой хозяйки и зачастую откровенно игнорировавший ее распоряжения, на этот раз пугливо зарычал и спрыгнул с кровати, нырнув в спасительный мрак в ближайшем углу.
Шаная прислушалась к чему-то, ведомому только ей одной. Толстые стены здания не пропускали ни звука из соседних комнат и тем более подвала, однако девочка услышала все, что хотела. С наслаждением вытянулась и наконец-то заснула с невинной улыбкой. Нинель тоже вернулась на свою кровать. Долго ворочалась, терзаемая самыми мрачными предчувствиями о реакции Серафии на возвращение принцессы. Притихшая было боль в распухших коленях запульсировала с удвоенной силой. В общем, задремать Нинель удалось только на рассвете, когда сквозь толстое мутное стекло крохотного окошка уже пробивались нежные розовые лучи занимающейся зари.
Нинель казалось, будто она только что смежила веки, как вдруг ее разбудил непонятный гул в коридоре. Она открыла глаза и прислушалась. В углах комнаты еще клубился сумрак. Красное низкое рассветное солнце заглядывало в окно, доказывая, что прошло не больше часа с того момента, как ей удалось забыться тяжким, беспокойным сном.
– Ну что там еще случилось, – ворчливо пробормотала Нинель, с протяжным стоном перевернувшись на другой бок. Посмотрела на безмятежно спящую Шанаю, которая по обыкновению скинула с себя одеяло и сладко посапывала в подушку. По всей видимости, ей поднявшийся шум совершенно не мешал.
Нинель закрыла глаза, но тут же распахнула их вновь, когда из-за плотно закрытой двери послышались встревоженные крики. Да, в монастыре явно что-то происходило. Что-то очень серьезное, абсолютно не
