«Все не так плохо», я уже совсем было изготовился в путь-дорожку, как тут в кустах неподалеку послышался какой-то странный треск. Кто-то явно пробирался в мою сторону.
Ну, думаю, хана. Прав ты, Костя. Оказывается, оно и впрямь все не так плохо… было. Зато теперь, когда оттуда вылезет медведь или штуки три волков, хуже уже не будет.
«Совсем голый, а какой смелый!» – ласково сказала Мать Волчица, разглядывая человечка, стоящего перед ней.
Я, конечно, был не совсем голым в отличие от Маугли, да и смелость моя… Нет, трусом я себя не считаю, хотя в этом случае моя отвага была скорее вынужденной. Так уж сложились обстоятельства. При ином раскладе я бы не стал искушать судьбу. Дикий зверь, да еще ранней весной, когда с едой не ахти, это, знаете ли, не шутка.
Вот только ничего иного мне не оставалось. Бежать? И далеко я от косолапого удеру? Про волков вообще говорить не стоит. Нет уж, останемся. Вон и коряга какая-то валяется, которую не успели спалить,- худо-бедно сойдет. Авось Фортуна улыбнется, и неважно какая из них – римская или отечественной закваски. Мне бы сейчас сгодилась любая удача.
«Теперь все в твоих руках,- сказала Багира Маугли,- Мы теперь можем только драться».
И впрямь иного выхода не наклевывается. В смысле более приемлемого. Стою, жду. Тот, что в кустах, как назло, не торопится. Не иначе, смакует предстоящее удовольствие. Я где-то читал, что настоящий гурман, перед тем как приступить к трапезе, некоторое время просто любуется на блюдо, наслаждаясь его внешним видом. Потом еще минуту дегустирует аромат, а уж после берется за витку с ножом. Вот только я не знал, что и среди лесных жителей встречаются гурманы. Ладно, век живи – век учись. Мне тоже спешить ни к чему.
«Эх, яблочко! Куда ты котисся? Попадешь ты к нам в лес – не воротисся». Вот-вот. А я хоть и не яблочко, но тоже не вернусь. Потому жду не торопясь, а заодно прикидываю диспозицию – на какое дерево в случае явного перевеса вражеских сил мне забираться. Как назло подлесок хилый, приличных деревьев почти нет. Но спустя минуту мой взгляд наткнулся на весьма неплохой дубок, что рос неподалеку. И крепкий и раскидистый. Если что, то с разбега, да еще одной ногой оттолкнуться от ствола – как раз уцеплюсь за ветку, а дальше будет видно.
Ох и сложна ты – жизнь в Средневековье. Покажешь зубы – выбьют, не покажешь – загрызут. Причем, как теперь выясняется, в буквальном смысле этого слова. И куды бедному влюбленному журнал юге с металлургическим образованием податься, пойди пойми.
А этот гад, как назло, затих. Хоть бы зарычал, что ли, или загавкал, а он молчит. Не иначе как предвкушает. Продолжает наслаждаться видом будущей трапезы. Вот только не знает, что блюдо сегодня подано с зубами и за удовольствие ему придется заплатить. А разглядеть, кто именно затаился, не получается. Вроде бы голые кусты, но уж больно густо растут. К тому же начинаются они на возвышении, а потом земля уходит под уклон, и кто там внизу окопался, попробуй разгляди. Меня уже трясет всего, и не пойму – то ли от холода, то ли с бодуна, то ли нервное, но чую: теряется боевой запал, уходит на борьбу с низкой температурой. Еще немного, и…
«Ах ты ж, зараза такая,- думаю.- Ты терпеливый, да я не очень».
– Выходи,- ору, – людоед поганый, на честный бой! Нечего там по кустам отсиживаться! Выползай, а то я сейчас сам за тобой приду! Все равно ты от меня не скроешься! – И, подобрав с земли еще одну палку, мечу прямо в кусты, а оттуда…
Глава 6
ПОЧТИ ПЕРВОЗВАННЫЙ
Хорошо, видно, я палкой попал, метко. Уж очень жалобный рев оттуда раздался. Не вскользь угодил, куда-нибудь по плечу, к примеру, а в самую что ни на есть морду.
Хотя что это я – рев, морда. Крик оттуда раздался, обычный человеческий крик. То есть угодила моя палка не по волчьим клыкам, не по медвежьему носу, а по человеческой роже.
И сразу мне стало весело. Хоть немного да отплатил. Пускай малость, за одну штанину и то рассчитаться не хватит, но отвесил награду.
А что с адресатом не ошибся, так это точно. Я Апостола по голосу признал. Ишь паршивец! Вчера чуть ли не в рот мне заглядывал, когда услыхал, в скольких странах я побывал.
«Еще,- просил.- Еще, дядька Константин».
Это он так бдительность мою усыплял, пока сам с устатку не сомлел. И ведь усыпил, гаденыш, подсобил расслабиться.
«Что же получается? – думаю.- Не иначе как они передумали. Решили, что и такому добру, как кальсоны, пропадать негоже, послали стервеца дочистить. А я вот он, проснулся уже. Что, юный мерзавец, не ожидал?! Ну-ну, погоди немного, сейчас не такого леща получишь. Дорого тебе мое бельишко обойдется, ох как дорого».
И грозно скомандовал:
– Выходи, я сказал, пока совсем не разгневался, а не то…
Конечно, с моей стороны то была пустая угроза, не больше. Лезть в колючий дикий малинник ради сомнительного удовольствия начистить молодому паршивцу рожу я все равно бы не стал. Собирал как-то малину, знаю, что это такое. Хоть одежда была и поплотнее, чем сейчас, но все равно чуть ли не за каждую ягодку я расплачивался красной черточкой на коже. Это в лучшем случае. В худшем – чертой. Когда вылез, разодранные руки два дня помыть не мог – так все щипало. Чего уж тут – горожанин, он и есть горожанин. Впрочем, это я говорил, повторяться не стану.
Однако поверил мне сопляк, что я за ним полезу. Дожидаться не стал, решил вынырнуть из кустов самолично. Или он решил, что я от этого подобрею? Ну-ну, наивное создание. Иди сюда, родной, а то у меня руки уже чешутся от нетерпения.
Шел Андрюша медленно, с опаской. Ни единого резкого движения. Ну прямо как я вчера. Никак опять бдительность мою решил притупить? Нет уж, дудки, я хоть и бледнолицый, но не из того анекдота, в котором наступают дважды на одни грабли. Или он меня отвлекает? На всякий случай оглянулся. Да нет, не видно по сторонам других бармалеев. Не крадется ко мне беглый монах Паленый, не прячется за молодым дубком Серьга, не стоит за березкой Посвист, не щурится в наглой ухмылке остроносый. Да и негде им тут спрятаться. Деревья вокруг не в обхват – от силы в полобхвата, не больше. Поросль молодая. И впрямь один. Вот же дурень! И на что рассчитывал, непонятно. Сейчас начнет, чего доброго, канючить, что не по своей он воле вчера…
Как услышал парень. Не дойдя пяти шагов – не Иначе как опасаясь моей сучковатой дубины,- плюх коленками на землю и затянул жалобным голоском:
– Не повинен я, дядька Константин. Ей-ей, не повинен.
Ну правильно, как я и говорил. Только слова чуть-чуть иные, зато смысл один в один.
– Сомлел я с твоего горячего, себя не помнил. Там только,- головой куда-то за кусты мотнул,- и очухался, да и то ненадолго, сызнова в сон повело.
«Складно сказываешь,- думаю,- Хотя в этом я тебе поверить могу – и в то, что сомлел ты, и в то, что спал сладким сном. Помню, как посапывал да как губки бантиком выпятил, будто целуешь кого. Такое не сыграешь. Для такого Табаков нужен, Миронов или Ефремов, да чтоб не только талант-самородок, но и театральное училище за плечами было. А вот что ты дальше запоешь?»
– Я как утром очнулся, как узрел Посвиста в кафтане твоем, так чуть со стыда не помер. Ты к нам с добром да лаской, а они вона как. Ишь ты – они. А ты сам?
– Грех ведь это, с христианской душой так-то. Сказано в Писании, зло за зло, дак ведь зла ты нам никакого не учинил, последним поделился, хотя у самого ни коня доброго, ни серебреца, а путь в вотчины Долгоруких немалый, не один день шагать.
Славно пел малец. Так славно, что я его и обрывать не стал, решил дослушать до конца. К тому ж пока непонятно, как он будет выкручиваться дальше. Или скажет, что пришел просить прощения за всю свою честну компанию? Ну точно, коль подкрасться незаметно не получилось, так он сейчас…
– Ты уж прости их, неразумных, за ради Христа небесного. Не сами они, жисть их озлобила.- И головой в пожухлую листву бум.
Лучше бы в землю, конечно, там и удар звонче, да и чувствительнее – глядишь, немного и проникся бы. Но ничего, это от тебя все равно никуда не денется. Я тебе и звон в ушах устрою, и искры из глаз, и ломотье в пояснице. Зря ты, парень, из кустов выполз, ой зря. Но это ты поймешь чуть погодя, когда до конца поведаешь про свой стыд, про совесть, которая у тебя на самом деле отсутствует, и про все прочее. И снова я угадал.
– Вот меня совесть и заела. Одно дело – купчишки бессовестные, а иное дело – лекарь-негоциант.
Это я вчера так представился, когда рассказывал о своей профессии. Надо же, запомнил мудреное словцо. Молодец.
– Вижу, не получается у меня их усовестить. Ругаются токмо да зубы скалят, над простотой твоей потешаясь, будто и креста на груди никогда не нашивали. Вот я и решил подсобить тебе, чем могу.
Кстати, а где мой крестик? Рукой по шее провел – точно. И его сняли. Главное, было бы на что польститься, ведь дешевка дешевкой. Мне его приволок Валерка накануне отъезда. Я вообще-то такими вещами не балуюсь, да и в церковь меня на аркане не затянешь. Бог он либо есть в душе – тогда и церковь не нужна, либо нет его – тогда и она не поможет, потому как всевышний – не человек, и, сколько поклонов ему ни долби, хоть шишку на лбу набей, все равно он тебя видит насквозь, и черноту в душе тоже. Получится даже хуже – ко всем прочим грехам добавится еще и лицемерие. Да и на черта ему наши поклоны с молитвами. Ему дела нужны, поступки добрые, а там ты хоть и вовсе не крестись, все равно божий человек будешь.
Сам Валерка придерживался точно такого же мнения, если не похлеще, просто без креста в эти времена никуда, вот он и расстарался, прикупил в какой-то церковной лавке. Не золотой – самый обыкновенный, на шнурке. Расчет и сделали как раз на то, чтоб ни у кого не возникло соблазна, ан, поди ж ты, все равно сперли. И впрямь ничего святого для людей нет.
Хотя чего это меня на философию потянуло? Лучше послушаем, как парень свою игру закончит, благо, что партия уже перешла в эндшпиль, вот-вот наступит конец, а там можно пускать в ход свою корягу-дубину. Хорошо, что на ней много сучков. Вот и опробуем каждый по очереди на чьей-то спине. Но врет, мерзавец, складно. Совсем как я в институте. Ладно, треть ударов скину. Не за проснувшуюся совесть – за мастерство языка. Пусть благодарит того профессора, который мне за точно такое же словоблудие натянул на экзамене тройку.
– Хорошо, что они сызнова упились твоим тройным да удрыхли.
Все правильно. На старые дрожжи спиртику навернуть – мало не покажется. А если его наяривать, как они вчера, то есть почти без запивки, то тут и вовсе хватит родниковой воды, чтоб опять стать пьяным.