– И что же мне делать?
Старый лис усмехнулся:
– У вас есть империя, сир. Оставьте этому варвару его любовь.
Император вздохнул:
– Что ж, ты можешь быть доволен. Лорд Эйзел покачал головой:
– Не знаю, сир. Эти варвары пугают меня. Мне казалось, что я достаточно их изучил. При всем том, что мы для них приготовили, во всей нашей империи вряд ли найдется хотя бы несколько человек, которые могли бы столь решительно воспользоваться нашими заготовками, не будучи проинформированными о них. А им… им всегда удается намного больше того, что я считаю возможным от них ожидать. – И он замолчал.
Император медленно кивнул:
– А что нам делать с лордом Эомиреном?
Лорд-директор пожал плечами:
– Мне кажется, ничего, сир. Я думаю, он более чем удовлетворен. Он избавился и от угрозы позора, и от предмета вашего внимания и думает, что я сильно ослабил свои позиции в ваших глазах. Я возьму на себя смелость дать совет вашему величеству не стараться особо разубеждать его в этом.
Император кивнул, но потом стиснул кулаки и напряженно прошептал:
– И все-таки, Эйзел, я никогда тебе не прощу, что ты ее проглядел.
Лорд Эйзел молча склонил голову. Он сам прекрасно знал это, но «никогда» слишком долгий срок, чтобы быть столь категоричным. В это мгновение в дверь постучали, и тут же на пороге возник адмирал Эктонер.
– Сир, прошу прощения, срочное сообщение из адмиралтейства.
– Что там?
– Адмирал Эсингей сообщает, что флоты канскебронов предприняли атаку на Эстормай, Тасурру, Сангей и несколько новых колоний. А возможно, не только на них. Данные продолжают поступать.
Глаза императора расширились. Пока Эктонер докладывал, в кабинет просочились люди. Некоторое время все молча стояли, оглушенные этим сообщением, потом император наконец сфокусировал взгляд и направил его на адмирала Эсмиера.
– Что вы можете сказать по этому поводу, адмирал?
Тот сделал шаг вперед:
– Прошу прощения, сир. Но, похоже, это война, большая война, и что самое плохое, судя по этому сообщению, они чувствуют себя в силах атаковать практически по всей границе. – И он замолчал. Император расхохотался.
– Нет, ну почему во всех сериалах героя провожает на смертную битву безудержно рыдающая красавица? Эйзел, как ты мог допустить, что я оказался в таком дерьме?!
5
Утро было прохладным. Эсмиель приоткрыла глаза и посмотрела на мужа сквозь густые ресницы. Олег еще спал, и во сне его некрасивое худое лицо приобрело какую-то детскую мягкость. Губы слегка приоткрылись, и Он выглядел таким милым, домашним и родным, что у нее невольно навернулись слезы на глаза. Она зажмурилась и выскользнула из-под одеяла. В сенях она, поеживаясь, натянула через голову простое платье и душегрейку мехом наружу, сунула ноги в легкие чувяки, сшитые из шкуры молодого козленка, и, тихонько отворив дверь, выскользнула на улицу. Дядюшка Иззекиль уже встал. Он стоял у ограды и, опершись на верхнюю жердь, посасывал трубочку, в которой пока не было табака. Дядюшка свято соблюдал правило не курить до завтрака. Над горами вставало солнце, но пока его пылающий лик еще не открылся во всей своей красе, и только розовые облака и верхушки гор, блестевшие расшитыми мириадами ярких огней снеговыми шапками, показывали, что солнце уже покинуло свою ночную постель и стремительно ворвалось в этот дикий, но прекрасный мир. Девушка восхищенно замерла на пороге. Она нигде прежде не встречала такую красоту. Бросив последний взгляд на еще укутанный синеватым сумраком глубокий лог, начинавшийся сразу за воротами усадьбы, тихо скользнула вниз по ступенькам. Ее легкие шаги дядюшка услышал, когда она подошла совсем близко. Окинув ее одобрительным взглядом, он растянул усы в добродушной улыбке:
– Ну что? Сегодня опять попробуешь?
Эсмиель тряхнула распущенными волосами и рассмеялась. Дядюшка Иззекиль покачал головой и проворчал:
– Волосы-то прибери, – после чего повернулся и двинулся в сторону хлева.
Матушка встретила их ласковым мычанием. Эсмиель, у которой в это чудесное утро не было совершенно никакого страха, ласково погладила ее по теплой морде. Эсмиель на мгновение счастливо зажмурилась, а потом гибким движением скользнула вдоль крутого коровьего бока. Дядюшка Иззекиль уже поставил деревянное ведро и маленькую скамеечку и насмешливо наблюдал за ней. Когда Эсмиель заняла свое место, он озабоченно склонился над ней, пощупал вымя и наставительно произнес:
– Ты, главное, не бойся. Ей не больно. Вот вроде как тебе, если твой-то как следоват титьку тебе сожмет.
От такого сравнения Эсмиель сначала широко распахнула глаза, а потом звонко расхохоталась. Но когда в толстое деревянное дно с глухим стуком ударили первые струи теплого молока, она почувствовала себя совершенно счастливой.
То, как они покинули крепость Тенсор, девушка помнила довольно смутно. Они быстро шли по коридорам крепости. Он держал ее за руку, время от времени мягко увлекая за собой или, наоборот, слегка придерживая. Эсмиель чувствовала, как ее всю колотит, но от его руки волнами шло какое-то спокойствие, и мало-помалу ее стала охватывать уверенность, что этот абсолютно сумасшедший поступок кончится не так страшно, как она могла себе представить. Они вынырнули из очередной шахты гравилифта, и тут он отпустил ее руку. Эсмиель невольно отметила, как изменилась его фигура. Буквально мгновение назад выглядевшая худой и нескладной, она молниеносно превратилась в некое подобие сжатой пружины или натянутой тетивы охотничьего лука. Олег повернулся к ней, ласково улыбнулся и, знаком показав, чтобы она сохраняла молчание, исчез. Оставшись одна, Эсмиель почувствовала, как ее тут же начинает покидать вся ее решимость. Девушка вжалась в холодную металлическую стену и в панике спросила себя что она здесь делает.
К счастью, ее одиночество продолжалось недолго. Олег возник столь же стремительно и незаметно, как и исчез. Он взял ее за руку и тихо произнес:
– Пошли, путь открыт.
Когда она переступила высокий порог рубчатой бронедвери, ее глазам открылась странная картина. Вдоль стен длинного переходного коридора лежало несколько тел в форме десантников гарнизона крепости Тенсор, а у дальнего конца нервно пританцовывал на месте один из танакийцев, в котором она смутно припомнила одного из игроков танакийской команды, блиставших на поле в финальном матче по болу. Увидев их, он, казалось, ничуть не удивился и только закричал:
– Быстрее! Похоже, сейчас сюда слетится туча народу. Я думаю, сейчас нас рассматривают на доброй дюжине охранных мониторов.
Олег кивнул и вдруг подхватил ее на руки и стремительно бросился вперед. Она уцепилась за его шею и зажмурила глаза, стараясь не смотреть на валявшиеся вокруг тела, но перед самой дверью все-таки нашла в себе силы спросить:
– Ты убил их всех?
Олег мотнул головой.
– Нет, в этом не было необходимости. Они все живы. Этот ответ она встретила с большим облегчением.
В тесной рубке на пилотском кресле сидел третий участник их сумасшедшей авантюры. На нем был обычный повседневный комбинезон, но сквозь разодранную куртку виднелась знакомая танакийская форма. Однако главное, что сразу же бросилось бы в глаза любому, была его кожа густо-коричневого, почти черного цвета, на фоне которой ослепительно сверкали белые зубы. Он повернул к ним блестящее от пота лицо и тут же принялся нервно стучать по клавишам. Как только они втиснулись в рубку, он подобрал губы, явно собираясь сказать что-то резкое, но, бросив взгляд на лицо Олега, оставил эту мысль и снова
