лицо Дмитрию.
Его жеребец заржал и поднялся на дыбы...
Всадник еле удержался в седле.
Моему Гнедко тоже не понравилось, хотя реагировал он куда сдержаннее.
Народ разом затих и принялся встревоженно переговариваться – к добру это или к худу, особенно то обстоятельство, что с головы молодого царя свалилась шапка.
Правда, свалилась, но упасть не успела.
Назначенный на нововведенную должность великого мечника совсем юный князь Михаил Скопин- Шуйский хотя и ехал рядом с Дмитрием, но поймать ее не успел, а вот вытянувшийся в струнку князь Иван Хворостинин, в чью сторону она полетела, сумел-таки ухватить ее за самый краешек, за бобровую опушку, не дав опуститься на землю.
Едва Дмитрий вновь водрузил ее на голову, как первым делом поблагодарил своего молодого проворного кравчего, отчего тот скромно потупился и вдобавок покраснел от всеобщего внимания.
Судя по многочисленным взглядам, устремленным в его сторону, теперь резко прибавится людей, жаждущих общения с Иваном, а если оценивать ту зависть, которая в них сквозила, с друзьями у него будет как раз наоборот. Достаточно посмотреть, как сурово посмотрел на него все тот же великий мечник.
Впрочем, от родича Шуйских иного ожидать и не следовало. Хоть он и воспет в нашей официальной истории, но парень мне ничуточки не понравился. Слишком уж он какой-то мутный. Правда, сдержан, и лишнего слова от него не добьешься, но и то, скорее всего, по причине того, что ему просто нечего сказать.
Дмитрий же сразу повернулся ко мне.
– Случаем, не твоя работа, крестничек? – осведомился он, с подозрением глядя на меня.
– Такого не умею, – честно сознался я, предположив: – Скорее уж это знак с небес.
– И чей же?
– Захотят, так сами ответят, – пожал плечами я. – Но думается, что это предупреждение... Или напоминание.
– Какое? – процедил сквозь зубы Дмитрий, по-прежнему глядя на меня с явным подозрением.
– А чтоб ты впредь честно соблюдал обещания, особенно когда в подтверждение их целуешь крест, – предположил я.
– Ладно, опосля потолкуем, – сумрачно кивнул он и буркнул, отпуская меня к Годунову: – Езжай уж к своему ученичку, да гляди, чтоб хоть там... ветер не поднялся...
Так он и не поверил мне.
Что ж, может, оно и к лучшему. Значит, я в его глазах по-прежнему Мефистофель, а с ним шутки плохи. Авось поостережется учинять каверзы Федору, даже если и возникнет на то горячее желание, подкрепленное науськиванием ретивых советников.
Я легонько толкнул Гнедко каблуками в бока, посылая его вперед, поскольку предстояло срочно обогнать добрую половину процессии, чтобы оказаться на наплавном мосту в числе первых, и подметил краем глаза, что конь Никитки Голицына тоже рванул следом за мной, но тут же был осажен вовремя опомнившимся наездником.
Так и есть – выходной у меня сегодня.
Осталось проконтролировать саму церемонию встречи.
Глава 2
Вольный выбор
Волновался я зря – на Пожаре все было в порядке, если не считать того, что моего ученика слегка потрясывало от волнения и обрадовался он мне, как ребенок.
– А мне уж помстилось, что ты в иную сторону подался, – смущенно произнес он и с осуждением кивнул себе за спину. – Все сестрица виновата. Яко ты в Коломенское отъехал, как она враз в слезы ударилась и давай причитать, мол, вовсе сокол наш... – и осекся, поморщившись и недовольно оглядываясь.
Не иначе как Ксения Борисовна, стоящая за его спиной, незаметно шагнув к братцу еще ближе, совсем вплотную, на правах старшей сестры немедленно сделала ему соответствующее физическое внушение. Так я и не узнал любопытных подробностей о соколе.
Впрочем, мне вполне хватило и названия птицы – мелочь, а приятно, черт побери. И пусть она – чужая невеста, все равно в груди как-то радостно потеплело.
– Да и я, признаться, тоже чего-то в сомнение впал – уж больно странный ты в то утро был, – простодушно продолжил Федор.
«Да уж, и впрямь я, наверное, выглядел весьма странно», – припомнилось мне утро прощания и собственное душевное смятение, когда разум толкал в одну сторону, а сердце – в другую.
Но предаваться воспоминаниям было некогда, да и ни к чему – и без того Басманов, стоящий подле царевича по левую руку, насторожился, искоса бросив на меня подозрительный взгляд.
Я собрал все свое простодушие в кучу и, как мог искреннее, улыбнулся боярину, чтоб не брал в голову лишнее, а то мало ли что подумает. Отдав ему легкий поклон, я сразу повернул голову в сторону царевны.
Никогда не верил, что глаза могут так ясно и отчетливо говорить. Теперь поверю.
Ни слова не произнесла Ксения Борисовна, а я все равно услышал радостно-восторженный колокольчик ее голоса:
– С возвращением!
Да еще с такими интонациями, что...
Аж не по себе стало. Удивительно только, как она вычислила, что я намеревался... Неужто сердце подсказало? Но ведь это бывает лишь в том случае, когда...
Неужто пусть и частично, но права была моя мудрая ключница, когда говорила, что... Но я тут же вспомнил наш разговор с нею у изголовья Дугласа, который к тому времени уже приходил в себя, но только урывками. Случился он на следующий день после намека Петровны на то, чтобы я не терялся и... Ну вы поняли.
– Ты не печалься, – попытался я утешить царевну, с грустью глядящую на Дугласа. – Все у тебя будет хорошо. Поверь, я в лепешку расшибусь, чтоб ты была счастлива.
– Не надо... расшибаться, – попросила она меня, но глядя при этом на шотландца. – Мне б, напротив, хотелось, чтоб любый жив-здоров был да счастливый, а уж прочее... – И печально поправила одеяло на лежащем Квентине.
«Вот так, – уныло подумал я. – Мораль сей басни такова – хоть и отменная травница моя Петровна, а в таких делах чутья у нее нет, и зря мне втемяшилось в башку, что вдруг она в чем-то действительно права. Ничего, вперед наука будет».
И я сразу заторопился ее успокоить, твердо заверив:
– Будет жив и здоров Квентин! Обязательно будет! Вон и Петровна говорит, что будет, а ты ей верь.
Она прикусила нижнюю губку, некоторое время в упор пытливо смотрела на меня, а потом, но почему- то даже еще более печально, ответила:
– Верю, – и, тяжело вздохнув, заторопилась уходить.
Так что и тут все объясняется куда проще – страшно ей, а я один раз уже спас их, поэтому веры мне больше, чем кому бы то ни было, вот и...
И вообще, парень, не о том тебе сейчас надо думать, совсем не о том.
– Здрава будь, царевна, – произнес я хрипло.
Голос отчего-то осип – продуло меня, наверное, по дороге. Хоть и лето, а сквозняки на улице гуляют, вот и...
– И тебе подобру, Федор Константиныч, – откликнулась она, и я с усилием перевел взгляд на своего ученика, хотя далось мне это, поверьте, весьма и весьма нелегко.
Когда на тебя так смотрят, да еще эти глаза...
Господи, да когда ж это кончится?! Это ж форменное издевательство над человеком – вот так глядеть на него!
Я крякнул, откашлявшись, и как можно равнодушнее заметил Годунову:
