ударов по шлему и доспехам латника только царапают и слегка гнут их, рубить сильнее не хочу, еще меч попорчу. Но у меня есть людоед! Его дубина рассекает воздух рядом с нами раз, другой. Огр очень старается не попасть по соратнику, и какое-то время это ему удается. Но огры очень неуклюжи и подслеповаты, да и у закрытого рыцарского шлема обзор сужен, а мои перемещения настолько стремительны, что неизбежное случается. Огр в очередной раз замахивается палицей, я резко ухожу в сторону, людоед корректирует направление удара, а латник, занося свой тяжелый меч, удачно суется прямо под неуклюжий взмах огра именно в это мгновение. Траектория движения рыцарского шлема и дубины людоеда сходятся в одной точке, на латном затылке.
Моим любимым сказочным героем всегда был Илья Муромец, мне очень нравилось его оружие. Булава былинного богатыря никогда не пробивала доспехов, но, встретившись с броней, отдавала ей всю кинетическую энергию титанических мышц Ильи, вложенную в удар. Броня могла и не пострадать, но все, что за ней, превращалось в месиво мяса и искрошенных костей.
Законы физики неизменны, сработали они и на этот раз. Забрало шлема слетело и закувыркалось в пыли арены. Глаза орка, похоже, увидели друг друга, настолько они выпучились и сошлись к переносице, язык вывалился. А затем любитель человеческой печени с грохотом и лязгом бесчувственным мешком обрушился на арену. Два: ноль, наши ведут. Дальше начинается что-то вроде корриды, если только бывает коррида с бронированным хищным быком.
Огр, ухая, машет дубиной, но попасть не может. Результат моих ударов тоже не впечатляет – удается срубить десяток пластин с его доспехов, несколько порезов на брюхе, конечностях и морде, но толку от этого мало. Несокрушимая боевая машина, это я беру себе на заметку. Если Гигу сделать хорошие доспехи, свалить тролля смогут только маги, а если повесить еще и защиту от магии… Мечтать во время боя недопустимо, людоед ухитряется ухватить меня за плечо. Отбросив дубину, огр вцепляется в меня второй рукой. На такой дистанции меч бесполезен, я выпускаю рукоять двуручника и, выхватив кончар, всаживаю его в смрадную тушу, течет кровь, но длина стилета недостаточна, чтобы достать до уязвимого места великана. Вырваться из хватки чудовища немыслимо, и я продолжаю наносить удары кончаром. Подтягивая меня к себе, людоед ринулся вперед, челюсти клацнули в сантиметре от моего лица, я еле успел отдернуть голову. И тут, перестав упираться руками в грудь огра, я сам дергаю его на себя и наношу коронный удар орков – головой в лицо. Мой шлем раздробил переносицу и разбил верхнюю губу людоеда, со страшным воем тот выпускает меня, зажимая морду ручищей, вторая лапа, пошарив вокруг, цапает дубину. Вскочив на ноги, я подхватываю меч, и мы опять кружимся в смертельном танце.
Похоже, разбитый нос подействовал на людоеда, как шпоры на коня, скорость его движений увеличилась. Дубина огра задела мое левое плечо, латы не пострадали, но сила удара такова, что моя рука, парализованная страшной болью, бессильно обвисла. Вот ведь, еще один такой удар, и я готов. В поле моего зрения попадает Саэна, и я вспоминаю ее первое появление в деревне Хорта. Эврика, нашел!
Огр в очередной раз замахивается палицей. Поднырнув под дубину, я наношу футбольный удар в пах людоеда. Ураганный визг режет уши, дубина падает, следом обрушивается скрюченная туша великана с выпученными глазами и зажатыми между колен руками, успев по пути облеваться. Подхватив дубину людоеда и с трудом подняв ее, бью его по башке. Визг обрывается, тварь в отключке. Зрители устраивают мне бурную овацию, прямо как наши футбольные болельщики при выигрыше любимой команды. Бесчувственные туши любителей человечины я также дарю клану Убивающих словом на их жуткие опыты. И при этом не ощущаю ни грамма жалости – они это заслужили.
Меня встречают восторги друзей, одобрительно хлопает по плечу Когр, обнимает Хорт, радостно скалит клыки Санор, орет что-то бравурное Снупи.
– А ты славно владеешь мечом. – Дварин, теребя бороду, уважительно смотрит на меня, но тут шустрым бельчонком подскакивает Саэна.
– Я так испугалась, – шепчет эльфийка, пряча заплаканное лицо у меня на груди. Мои орлы, не сговариваясь, ловко закрывают своими фигурами лирическую сцену от посторонних.
Но восторги восторгами, а надо заниматься делами, пора посмотреть пленных.
Увидев помещение для рабов, я пожалел, что Данте не довелось посмотреть это незабываемое зрелище, его описание ада сделалось бы ярче и натуралистичнее. Рабы содержались в пещерке, а скорее смрадной каменной яме, закрытой грязной ржавой решеткой. Дно покрывал толстый слой нечистот вперемешку с трупами (тех, кто не выдержал гостеприимства Кровавых клыков) на разных стадиях разложения. Объедки и обглоданные кости, служащие пленникам пищей, кидались прямо под ноги, в это месиво. У входа дежурили два орка.
– Вы, падаль, открыть эту клоаку, – свысока бросил я стражам.
– Нам может приказать только большой вождь Букан, а не всякий хрен с бугра или там городской совет, – попытались возразить охранники.
– Хорт, за сколько они должны выполнить решение высшего совета Трейдгарда? – повернулся я в сторону друга.
– Пока ты досчитаешь до десяти, – сообщил Хорт, меряя нехорошим взглядом стражей.
– Сделайте мне царский подарок, – снова обратился я к охранникам ласковым голосом, берясь за рукоять меча, – не открывайте эту дверь, пока я считаю до десяти. Раз, два…
При счете «три» побледневшие стражи, не сговариваясь, быстренько выдернули засов, с жутким скрипом распахнув решетку, а сами в темпе смотались, наверное, плакаться на мое нехорошее отношение папе Букану.
Пленники, для которых лязг решетки означал только одно – кого-то потащат на съедение, испуганно запричитав, отшатнулись от входа.
– Молчать! Слушать всем. – Хорошо поставленным голосом я мигом пресек нестройный гомон, заключенные послушно затихли. – Это мясной загон для смертников, я освобождаю вас, но вы будете должны мне, пока не отработаете. Кто согласен на мои условия и не хочет быть бифштексом – на выход.
Толпа изможденных людей сначала робко, потом все быстрее устремилась наружу, в загоне осталось только двадцать гномов, гордо уперших руки в боки, своей позой напоминая тещу при разговоре с припозднившимся зятем.
– Знакомая картинка, – хмыкнул Хорт, скосив глаз на нахмурившегося Дварина, тот молча двинулся к соплеменникам. Увидев среди орков гнома, пленники начали протирать глаза, очевидно не вполне им доверяя.
– Черный гном! – ошеломленно прошептал один из бородачей. – А я думал, их всех убили в битвах последней войны.
– А я думал, это вас всех убили на последней войне, – в тон ему ответил Дварин.
– Кого это «нас»? – Его оппонент вызывающе задрал сивую бороду вверх.
– Дураков, – хмыкнул Дварин, его черная с красноватым отливом борода ничуть не хуже взметнулась в ответ. – Но нет, не всех дураков война побила.
Лицо сивобородого налилось дурной кровью, и он открыл было рот, но его остановил резкий окрик из глубины гномьей группы:
– А ну-ка, подмастерье, осади! Я буду говорить.
Сивая борода опустилась, ее обладатель откатился назад, а вперед неторопливо выдвинулся крепкий седой гном.
– Я старейшина рода Огненного кремня, грандмастер Огилен, сын Гилмы. – Седой гном говорил не спеша, с величавым достоинством. – Кто ты и как очутился в темном городе, пленник ли ты?
– Мое имя Дварин, сын Перенена из рода Серого гранита, мастер первого разряда. Сюда я пришел по своей воле, чтобы протянуть веревку помощи братьям, провалившимся в расщелину беды. А сейчас выйди из клетки и выведи своих подмастерьев и учеников, не место здесь гномам.
– Знавал, знавал я доброго секирника Перенена. – Седой гном пристально вглядывался в Дварина. – Мы сражались в одном хирде в битве при Голдграде. Ты очень похож на него, расскажи мне эту сагу с самого начала.
Дав гномам наговориться, я отвел всю гоп-компанию к ближайшей точке общепита, представлявшей собой несколько котлов над кострами, окруженных грубыми лавками, все это великолепие накрывал дерюжный навес. Сытые гномы и гномы голодные – это две большие разницы. Заказав бородачам обед, я
