Я осмотрел нож, нашёл кусок зеркальца, попробовал лезвие на руке — мне не понравилась его острота и я стал водить лезвием по куску кирпича, пока острие не приобрело нужное состояние. Схватив рукой за хвостик сзади, я решительно махнул ножом и отхватил его под корень, затем стал кромсать волосы, пока от них не остались какие-то жалкие кусты на черепе — наверное, со стороны это выглядело ужасно, но мне надо было замаскироваться, как можно эффективнее — а мои седые лохмы знали все. Затем я перешёл к бороде и уничтожил её и усы, соскребая с кровью, с царапинами. Задев старый шрам, я выругался, по щеке потекла кровь. Глянув в зеркало, я увидел в нём довольно молодого человека, с жёстким скуластым лицом и синими глазами. Я уже забыл, когда я гляделся в зеркало, последний раз, наверное, когда меня стриг и брил цирюльник. И я давно, с армии, не видел себя безбородым. В общем-то выглядел вполне прилично, если забыть про шрам на щеке и порезы. Вряд ли, в этом тридцатилетнем парне узнают старика Седого. А это мне и требовалось.
Пошарив по комнате, достал магический амулет, для улучшения памяти, спрятанный под крышкой стола, из кучи тряпья вынул магическую лампадку — поставил её на стол, долго смотрел молча — прощаясь с ещё одним периодом своей непростой жизни, и со своим другом, затем произнёс слова, которые часто слышал от Катуна, магическая лампадка мигнула и вдруг загорелась ровным неоновым светом. Почему-то я не удивился, я как будто знал, что так и должно было быть, но и радости не было — мне уже не хватало ворчания старика и разговоров с ним. Мне бы так хотелось поделиться радостью с ним…
Больше меня здесь ничего не держало — я погасил лампу тем же словом, положил в котомку и вылез из подвала. Деньги на первое время у меня были, а потом видно будет, что делать. Подхватив свои сумки с продуктами, я медленно побрёл в сторону моря. Шёл долго, не меньше двух часов, в конце концов вымотался как собака, нашёл в леске у берега ложбинку, засыпанную старой хвоей и улёгся на сухую подстилку. Ветер мне не задувал, было тепло и вполне терпимо. Я накрыл голову воротником куртки и забылся недолгим тревожным сном. Спать долго не пришлось — скоро взошло солнце и стало ощутимо пригревать мою бритую макушку. Я потянулся, хотел сказать что-то Катуну — и вспомнил, что его больше нет. Нахлынула волна депрессии и ужасно захотелось выпить — впервые, за всё время проведённое в этом мире. Я встряхнулся, сел, и снимая с себя дурман усталости и недосыпа, потёр лицо руками, случайно собрав при этом застывшую корочку пореза от бриться, взвыл, выругал себя за тупость и решительно стал снимать одежду, разделся донага и пошёл к морю. Морская вода сразу защипала в свежих ранах, но я мылся, смывая с себя пот и грязь, и весь негатив последних дней….а может и лет.
Я с упоением приговаривал, как меня когда-то учила бабушка: «С меня вода, с меня худоба, с меня вода, с меня худоба» — чтобы с текучей водой ушла вся чернота из моей жизни. Усмехнулся про себя — если бы так просто можно было бы смыть все горести из жизни.
Я поковылял по рыхлому песку к своей одежде, когда услышал звонкий смех и увидел беззастенчиво рассматривающую меня девушку лет семнадцати — восемнадцати, сидящую на лошади — он показывала на меня хлыстом какому-то молодому вельможе и говорила:
— Смотрите, Эдурад — этот нищий довольно мужественно выглядит, не то, что вы…и кое-что у него завидное — она раскатилась в заливистом смехе, глядя на то, как пыжится и злится её спутник. Тот побагровел, как помидор и прошипел:
— Сейчас я накажу этого бесстыдника — совсем обнаглели эти простолюдины! — благородным людям уже скоро и погулять негде будет, без того, чтобы не наткнуться на какого-нибудь хама!
Хлыщ пришпорил коня и понёсся на меня, подняв над головой плеть. Мне никак не улыбалось получить по голому телу кожаной витой змеёй, убежать я тоже не мог, потому встретил всадника стоя к нему и к красотке лицом. Эдурад замахнулся, ударил — я перехватил плётку в воздухе, обмотав её вокруг кисти руки и рванул вниз, продолжая её движение. Хлыщ на скаку вылетел из седла, ударился о песок так, что из его лёгких с хаканьем вышел воздух и попытался подняться, вытаращившись на меня. Я сверху вниз ударил его в челюсть — что то хрустнуло — то ли вылетел зуб, то ли сама челюсть не выдержала удара и сломалась — в любом случае он затих на песке. Снова повернувшись к девушке, смех которой замер у неё на губах я рявкнул:
— А ну пошла вон!
Девушка страшно напугалась и пустила коня галопом, уносясь как от демона — не знаю уж, что она увидела у меня в лице, но ей это явно не пришлось по душе. Я быстро поковылял к одежде, натянул на себя и скрылся в лесу, стараясь уйти от этого места как можно подальше. Успокоился я только уже в городе, затерявшись в толпе спешащих и бегущих по своим делам людей.
Увидев вывеску цирюльника — я остановился и решился зайти. Надо было превратить мою жуткую причёску во что-то более пристойное, иначе ни один домовладелец не сдаст мне комнату, и не один работодатель не возьмёт на работу.
Через полчаса миру предстал молодой человек, с почти лысой головой, очень белесый, с гладкой кожей лица, местами слегка поцарапанного — видимо при спешном бритье. Теперь нужно было поискать квартирку.
Я пошёл в сторону порта — там были недорогие кварталы, где жил ремесленный люд — если и можно было найти недорогое жильё — то только там.
Как ни странно — комнату удалось найти довольно легко — первая же встреченная женщина посоветовала мне обратиться к «матушке Марасе» — которую я нашёл в белом домике, в ста метрах от церкви. Это была женщина лет шестидесяти или побольше, с умным, морщинистым лицом, на котором сияли голубые глаза, более приличествующие молодой девушке — настолько из них шёл яркий свет — казалось, что она постоянно радуется жизни и воспринимает её так, как и надо — живому всё хорошо.
— Приветствую вас — вы матушка Марася?
— Я, вроде как — она улыбнулась и внимательно осмотрела меня с ног до головы — а ты кто, парень? Насчёт комнаты, наверное — догадалась она — а тебя как звать?
— Да, точно. Ищу комнатку недорогую. Не поможете? Да — меня звать…Викор.
Она усмехнулась:
— Ну чего же не помочь — сдаю я комнатку. И недорого. Правда — что ты понимаешь под недорого? Знаешь что — давай, вначале, посмотрим комнату, а потом будем разговаривать. А то как-то глупо получается. Пошли, пошли — она мягко взяла меня за плечо и подтолкнула к калитке, открытой в оплетённом виноградом заборе. Потом с жалостью посмотрела на мою волочащуюся прямую ногу и трость, на которую я опирался, покачала головой:
— Иэххх…всё вы, молодые, попадаете в мясорубки…вот и мой — ушёл служить на границу с Аранией и не вернулся. Говорила ему — не ходи, не ходи! А он — мир погляжу, вырвусь из этого болота, стану важным человеком, офицером, куплю тебе новый дом — разбогатеем на трофеях! Вот и разбогател… И не знаю теперь — где его косточки лежат. Я бы рада сейчас его — хоть инвалидом, хоть безногим увидеть — а нету теперь моего сынка. Это его ведь комнатка. Отца у нас давно нет — в море пропал, сгинул, так и жили вдвоём, пока сын не завербовался в армию и не пропал. Да ну что я на тебя всё это вываливаю…тебе и так несладко, вижу. Просто, глядя на тебя, вспомнила сына и расстроилась — не обращай внимания на старуху.
— Ну не такая уж вы и старуха — усмехнулся я — а в молодости похоже красотка были.
— А как догадался? — она усмехнулась и с интересом посмотрела на меня — дааа…парни сохли по мне. Потом мой Айван меня сосватал — классный парень был, капитаном должен был стать — старшим помощником ходил в море. Статный такой, высокий, красивый! Только полгода с ним прожили…так и сгинул на дне морском. Вот теперь одна я — так и решила комнатку сдать, вроде и не скучно одной будет, и деньги тоже нужны — ну что я могу заработать на лечебных травках — я не могу с соседей брать помногу, они сами не богатеи, а богатые клиенты сюда не ходят.
— Так вы лекарка? И магией умеете? — заинтересовался я.
— Ну так…не больно-то магией. Могу травку прорастить хорошо, чтобы выросла в огороде, отвар травяной приготовить — ну вот и всё, в общем-то. Рук-ног отрастить не могу — если ты об этом — понимающе взглянула она на меня.
Я кивнул головой и прошёл за ней в коридорчик, завешанный пучками трав и мешочками — видимо с истолчённой травой.
— Как пахнет хорошо! — я повёл ноздрями и втянул воздух — люблю запах травы!
— Я тоже — усмехнулась Мараса — может потому и стала лекаркой, чтобы нюхать запах травы.
