каменьям бродить.
Другой старик – тоже, видать, из недавнего пополнения – подхватил:
– Мы, вашбродь, даже не знаем, как из этого ружжа стрелять. Иду вот вместе, а сам думаю, что не будет от меня пользы в бою. Даже не знаю, куда бежать, случай чего, в какой стороне Россия.
Солдат помоложе сказал жизнерадостно:
– Вы не слушайте, ваше благородие, ворчунов. Обязательно побьем. Иначе никак нельзя – бабы засмеют.
Отступив от солдатской колонны, Дымов горестно произнес:
– Без ума провели мобилизацию. В одних уездах забрили всех мужиков, а другие вообще не тронули. Вот и присылают нам запасных, отслуживших двадцать лет назад, которые в глаза трехлинейку не видели. Хорошо, если помнят, как на винтовке Бердана затвор передергивать.
К удивлению Романа, мнимый грузинский князь не стал острить по такому поводу, но помрачнел. По- своему поняв его настроение, ротный командир Дымов подумал вслух: дескать, отяжелевшие с возрастом крестьяне все-таки смогут показать удаль в штыковом бою.
– Хочу надеяться. – Роман развел руками. – Этот бой надо выиграть обязательно.
Он подобрал с камней винтовку мертвого солдата и подсумок с патронами. Одобрительно заурчав, Георгий тоже вооружился валявшейся на дороге трехлинейкой Мосина.
Марш-бросок заканчивался. Горы словно расступились, и колонна вышла на сравнительно плоский рельеф, кое-где вздыбленный невысокими холмами. Равнина густо заросла какой-то высокой травой – вероятно, пресловутым гаоляном, или, говоря по-русски, местной разновидностью кукурузы. Впереди стреляли пушки в сторону японцев, а в ответ летели японские снаряды. Обстановка на поле боя была совершенно непонятна, потому что могучая растительность скрывала солдат обеих армий.
Дымов увел свою роту куда-то в заросли, а хронокорректоры поднялись на возвышенность, с которой удалось разглядеть залегшие цепи. Русские солдаты были видны лучше из-за белых гимнастерок, хоть и перекрашенных ради маскировки в какие-то грязные серо-голубые цвета. Японцы в мундирах цвета хаки были малозаметны на фоне зеленой флоры, но различить их оказалось возможно. Когда японский офицер, взмахнув клинком, поднимал солдат в атаку, Роман уложил его с третьего выстрела. Он расстрелял еще одну обойму, рядом темпераментно нажимал спуск и передергивал затвор Гога.
Зарядив последнюю обойму, Георгий сказал:
– Я одного подстрелил.
– А я двоих.
– Пора уходить, пока живы.
– Ты прав, потом будет поздно.
Проскакавший мимо капитан генерального штаба Игнатьев упомянет их через много лет в мемуарах «Пятьдесят лет в строю». Годы сотрут из его памяти детали, но в общем Игнатьев не слишком погрешит против правды:
«В тот день я в последний раз встретил загадочного князя Шадури и повсюду следовавшего с ним подпоручика Каганеева. Личности были весьма подозрительные, вокруг обоих витала завеса лжи и легенд. Ходили слухи, будто задолго до Русско-японской войны они, побывав за границей, привезли адмиралу С. О. Макарову чертежи броненосцев новейшего типа. Затем, внезапно появившись в Маньчжурии, стали причиной тяжких распрей между Алексеевым и Куропаткиным, подстрекая наместника к рискованным наступлениям. Якобы именно их интриги склонили главнокомандующего начать плохо подготовленные атаки на восточном направлении. Лишь чудо и героизм русского солдата подарили нам удачу, хотя судьба сражения висела на волоске до последнего часа.
Будучи послан Куропаткиным с приказом об отступлении к генералу Штакельбергу, я видел этих офицеров на вершине сопки. Они лихо палили из винтовок по наступавшим японцам. Вероятно, в том бою они и погибли. Нелепые слухи, будто в начале мировой войны Шадури и Каганеев появлялись при штабе Ренненкампфа и на Черноморском флоте, следует считать продолжением легенд, окружавших эту компанию международных авантюристов.
Много после войны генерал Монкевиц, начальник отдела секретной агентуры Генерального штаба, рассказывал мне, что было проведено тайное расследование по делу Шадури и Каганеева. Оказалось, что ни один член княжеской семьи Шадури не участвовал в Маньчжурской компании, а подпоручик Каганеев никогда не служил в 27-м Иркутском полку. Также было установлено, что самозванцы не состояли на службе ни в департаменте полиции, ни в русской военной разведке, которая была создана лишь накануне мировой войны. Вероятно, неизвестные патриоты действовали на свой страх и риск, не гнушаясь использовать подложные документы. Гибель на поле победоносного сражения не позволяет осудить этих людей.
Прибыв в штаб Штакельберга, я узнал, что неприятель, не выдержав нашего натиска, отступает на всех участках. Милейший Георгий Карлович, страдавший от тяжелого недуга, лишь рассмеялся, прочитав приказ, и объявил, что не намерен отступать, а затем при мне разослал приказ о преследовании бегущих японских армий. Вечером того же дня уссурийские драгуны, ворвавшись в деревню Майтусянь, пленили генерала Куроки и многих офицеров его штаба».
Куропаткин приехал в ставку наместника 10 мая. Через станцию Мукден непрерывным потоком шли воинские эшелоны, возвращавшие 1-й Сибирский корпус поближе к Порт-Артуру. Алексеев встретил командующего армией на перроне, обнял, расцеловал и пригласил в свой вагон.
– Ваше высокопревосходительство, – прочувственно начал Куропаткин. – Согласно вашим приказам враг разгромлен и в беспорядке отступил за Ялу. На полях найдено не меньше восьми тысяч убитых японцев и в плен взято четыре тысячи при наших потерях в девять тысяч убитыми и до семнадцати тысяч ранеными.
– Оставьте, генерал, – отмахнулся наместник. – Не сомневаюсь, что вы составили подробнейший письменный отчет.
– Так точно…
Прервав его, Алексеев произнес, добродушно улыбаясь:
– Рад, что вы с таким прилежанием исполнили мой приказ о наступных действиях.
– Трудно было не выполнить подобные приказы, – вырвалось у Куропаткина.
Генерал по-прежнему был обижен, поскольку полагал недопустимыми резкие слова наместника, неожиданно прибывшего в его штаб. Тем более оскорбительным был подобный тон в присутствии младших офицеров. Однако вслух он претензий произнести не осмелился, поскольку намеревался написать жалобу на высочайшее имя.
Ничего не знавший о своем появлении вблизи фронта наместник продолжал беззаботно шутить и пообещал представить к самым высоким орденам как самого Куропаткина, так и других генералов, одержавших победу при Фынхуанчэне. Прощаясь, Алексеев осведомился, удалось ли установить судьбу штабс-капитана Лобханидзе-Шадури и подпоручика Кагебеева. Гибель обоих наглецов не слишком удручала Куропаткина, но генерал скорчил скорбную мину и печально поведал: дескать, даже тел найти не удалось.
Глава 20
Те, кто вернулись
Звездолет «Мечтатель» отправился к звезде Капелла, удаленной от Солнца на 44 световых года, в 2314 году. За время их полета на Земле прошло примерно девяносто лет, а часы на борту отмерили четыре года. Астронавты нашли две пригодные для жизни планеты, которые назвали Ромео и Джулия, и страшную планету Путана, невероятно богатую минеральными ресурсами. В последние недели были забыты все конфликты, ненависть и прочие глупости. Астронавты нетерпеливо ждали момента, когда сумеют окунуться в обстановку цивилизации, совершившей почти вековой прогресс относительно их эпохи.
На 1429-й день полета по бортовому времени общее настроение выразил Лантаниум, старый пилот- межпланетник, участник первой экспедиции к Альфе Центавра. Откинувшись на ложемент и прикрыв глаза, командир экспедиции мечтательно произнес:
– Это примерно как если бы покинули Землю современники лорда Байрона, когда вершиной техники были паровозы, во многих странах существовало рабство и политические решения принимались идиотом, получившим власть по наследству. И вот они возвращаются через столетие в мир электронной цивилизации, ракетных кораблей, термоядерной энергии, многоэтажных домов с горячей водой, подлинной демократии…
