я уже говорил, что снаряд очень тяжелый. В конце своего движения болванка ударяется в отбойник и открывает этим клапан в казенной части. После чего рушится вниз, с размаху зафигачивая по свае. А уж сделать механизм поочередной подачи и воспламенения патронов — это ерунда. Сойдет стальной прямоугольник с дырками, при каждом выстреле сдвигающийся на один шаг.
Продавец был знакомый — я у него уже несколько раз покупал боеприпасы для своего монтажного пистолетика. Кажется, он меня тоже узнал, и вот тут я озвучил ему свое пожелание вместе с обоснованием.
— Думаешь, такие хреновины станут покупать? — усомнился он.
— Для начала сделаю две-три и буду сдавать в аренду. Там у нас много дачных строек, за штуку в день, думаю, желающие найдутся.
— Так ведь за ту же штуку можно нанять таджика.
Вопрос был ожидаемым, и я заранее сделал в уме подсчет, из коего следовало, что патрон Д-4 в три раза мощнее таджика. А если найдется что-нибудь еще более мощное…
— Найдется, — обнадежил меня продавец и достал из глубин своей палатки какую-то мятую картонную коробку, уже вскрытую.
— Вот, — с некоторой даже гордостью сказал он, — смотри. Патрон МПУ-3. Энергия — две тысячи семьсот джоулей! В таджиках это сколько будет?
— Почти восемь, — хмыкнул я, рассматривая предложенное. По сути дела, оно было холостым патроном от калаша.
— И почем?
— Вот эта пачка — четыре тысячи. Ты не смотри, что она вскрытая, это я продал два десятка какому- то реконструктору, он вроде из макета ППШ собирался ими стрелять. Было двести пятьдесят штук, осталось двести тридцать.
— А чего так дорого?
— Так ведь они продаются только цинками по тысяче в каждом. А реализовывать их приходится долго: редко берут. Ладно, полтысячи скину.
В общем, я приобрел коробку за три тысячи, да и то сильно подозревал, что меня обули. Ничего, для изобретателя это естественно, надо соответствовать образу. Однако теперь, пожалуй, можно будет сделать действительно мощную винтовку. Тим, может, и выстоит, а Ханю точно снесет отдачей. Поэтому была приобретена еще и коробка Д-4, с энергией выстрела всего в три таджика.
Тут, конечно, следует уточнить, что я начал строить наполеоновские планы не просто так. У меня наконец-то получилось нарезать нормальный ствол!
Вообще-то многие открытия делаются по следующему алгоритму — все знают, что какая-то вещь или явление невозможны. Но случайно находится неуч, который не в курсе, — вот он-то и двигает науку вперед. Примерно по той же схеме часто реализуются и изобретения рационализаторского плана. Грамотный инженер знает, как делается то-то и то-то. А недоучка — нет, и ему приходится изобретать. Чаще всего получается хреновато, но иногда новый процесс оказывается лучше общепринятого.
Все это я знал, но тем не менее в ходе попыток нареза допустил сразу две системные ошибки.
Первая заключалась в выборе инструмента. Для любой нестандартной операции можно или доработать имеющийся, или изготовить новый, специально для нее предназначенный. Поначалу я выбрал первый путь, потеряв на нем почти две недели. И только потом понял, что развертками нормальный ствол не нарежешь. У них и заточка не та, и шаг слишком крутой. В общем, пришлось почти с нуля делать нормальный дорн из круглого напильника.
Вторая ошибка заключалась в том, что я слишком внимательно изучил материалы по дорнированию. Нельзя было этого делать! Порядок решения инженерных задач несколько иной.
Сначала надо составить общее представление о проблеме, но не более. Потом садиться и думать, как это можно сделать с минимальным геморроем. И только после того как придумаешь хоть что-то, следует посмотреть, как из этого положения выходили другие.
Вот так и получилось, что свой дорн, как положено, я поначалу пытался протягивать. Но, испортив два ствола, сообразил, что для моих условий это не годится. Дорн либо обрывался, либо переставал вращаться точно по выдавливаемым нарезам.
Тогда я попробовал его толкать штангой с шариком. Получилось лучше, но все равно развиваемое усилие было недостаточным для выдавливания нарезов глубиной в три десятки. Однако это уже стандартная задача, подумал я и изготовил три дорна, отличающихся друг от друга на десятую часть миллиметра. Вот тут все пошло как по маслу, хоть я использовал не его, а дисульфид молибдена.
Сначала была взята бесшовная труба из сорок пятой стали размерностью 10х2. То есть внутренним диаметром в шесть миллиметров при толщине стенок два. На нее я напрессовал раскаленную трубу 14х2, тем самым получив ствол со стенками нужной толщины, да еще и с предварительным напряжением. После чего развернул внутренний диаметр до «шести и трех», а потом при помощи трехтонного гидравлического домкрата прогнал через ствол дорны — первый, второй и третий номера. Без ложной скромности скажу: результат мне понравился. Этот ствол пойдет для винтовки под патроны Д-4, а для МПУ придется сделать то же самое, но потолще. Под такой патрон калибр ствола должен быть примерно восемь с половиной миллиметров. То есть скорость вылета пули будет не очень высокой, но ничего, перебьемся. Небось у берданки была еще меньше! Зато убойная сила получится та еще. Сразу посадит на задницу хоть кабана, хоть конкистадора в латах.
Глава 11
Параллельно с изготовлением новой винтовки я занимался испытаниями своего крейсера «Аврора», то есть катамарана. Честно скажу, перед первым выходом под парусами меня пробирал небольшой мандраж — мало ли?.. И от экипажа толку немного: тетки видели парусный корабль впервые в жизни. Разумеется, они не раз тренировались сначала на берегу, а потом на пляже при минимальном ветре, но сейчас-то мы собираемся в океан! Скорость ветра доходила до десяти метров в секунду или, если по-морскому, то до пяти баллов. Не дай бог перевернемся, и унесет нас к чертям, да и акулы тут иногда встречаются. Я даже заранее завел генератор, оставив его вертеться на холостом ходу, чтобы в случае чего не тратить времени. Что, как вскоре выяснилось, было очень правильным решением.
Мы вышли в океан от западного края пляжа. Ветер как раз и дул с запада, так что в случае потери управляемости катамаран вынесло бы на северо-восточный мыс, где были пещеры островитян.
Поначалу «Аврора» вела себя вполне прилично. Идя боковым галсом, она почти не кренилась, нормально слушалась рулей и вскоре разогналась почти до двадцати километров в час.
Мы шли поперек волн, в высоту немного превышающих два метра, но пологих: от одной до другой было метров тридцать — сорок. Когда расстояние до берега превысило полкилометра, я скомандовал теткам поворот оверштаг. На берегу они уже выполняли подобные действия, но ведь то на берегу!
Тонга стояла на гроте, а вторая морячка, Маи-Уни, или Манюня, на стакселе. И они все сделали правильно, как только я начал поворачивать штурвал. Однако корабль повел себя безобразно. Повернувшись носом к ветру и, соответственно, к волнам, он, скатившись с одной, буквально поднырнул под следующую! То есть капитально зарылся носом. Правда, инерция еще оставалась, «Аврора» слушалась рулей и продолжала поворачивать. Но это привело к тому, что в следующую волну зарылся только правый поплавок. Катамаран потянуло вправо, и он вновь развернулся носом к волнам.
Мысль «ох, и ни хрена же себе!» не помешала мне рвануть на себя рукоятки подключения ходовых движков и перекинуть тумблеры обмоток возбуждения в положение «самый полный». Генератор сзади натужно закряхтел, послышалось слабое подвывание электромоторов, и «Аврора» вновь начала слушаться руля.
Кое-как, зарывшись носами еще в три волны, катамаран завершил поворот и на всех парусах, которым теперь помогали двигатели, устремился к пляжу. Ух, хорошо, а то тонуть как-то не очень хотелось.
