— Я знаю, пап. Ты же рядом.
От этих слов Юэн чуть не споткнулся, но тут же опомнился и снова вперил взгляд во мрак впереди. Темень была непроглядной и давящей; мальчику вдруг захотелось домой.
Юэн резко остановился, и Майкл по инерции уткнулся ему в спину.
Со стороны платформы слышался странный свистящий шепот, такой тихий, что слов не разобрать. Майкл придвинулся как можно ближе к отцу, а Юэн присел на одно колено, прижал к стволу автомата фонарь, но не включил его, а направил в черноту туннеля перед собой. Так они и ждали, а шепот впереди продолжался, наводя дурманящий морок, как мантра гипнотизера. Он нарастал и усиливался, будто говорил уже не один голос, а много. И тут впереди промелькнула тень, а потом что-то с гулким звуком стукнулось о рельсы. Майкл закричал от ужаса.
Яркий, режущий луч пронзил темноту. Юэн сощурился, пытаясь разглядеть хоть что-то за слепящим светом, а Майкл, зажмурив глаза и поскуливая от страха, вытащил из кармана перочинный нож и размахивал им в сторону невидимого врага.
— Курьер? — раздался сиплый, напряженный голос.
— Он самый. — Голос Юэна был ничуть не лучше, и он откашлялся, чтобы прочистить горло. — Это я, Юэн.
С той стороны помолчали, и свистящий шепот раздался снова. Юэн понял, что это часовой шепчется с кем-то на платформе.
— Кто там с тобой?
— Мой сын.
— Не маловат он шататься по туннелям?
Юэн не двигался с места и по-прежнему стоял на одном колене, направив ствол автомата на свет.
— В нашем деле надо начинать сызмала. — Тут Юэн приврал, но ничего лучше с ходу придумать не смог.
— Положите-ка оружие, братцы.
— Сначала сами покажитесь, — ответил Юэн, не пошевелившись.
— И то верно. Сейчас, погодь.
Луч прожектора поднялся вверх, осветив дугой потолок туннеля и четырех людей, стоящих под ним. Юэн узнал их лица и немного расслабился.
И все-таки что-то здесь было не так.
— Чего в темноте сидите?
Четверо со станции вдруг стушевались, и их понурый вид сразу напомнил Юэну, за что он так не любил эту станцию: местные жители были ленивы, затягивали любую работу и, тем самым, наживали себе массу проблем.
— Да кабель от генератора вчера перегорел…
— Я же, кажется, в том месяце принес вам новый, — невозмутимо напомнил Юэн.
Люди со станции переглянулись: видимо, никому не хотелось отвечать.
— Ну да… — протянул первый часовой.
— И что, он уже тоже накрылся? — удивленно спросил Юэн и медленно поднялся, но автомат не опустил.
— Да нет, все в порядке. Ребята уже чинят.
Теперь Юэну все стало ясно: обычное разгильдяйство снова завело обитателей Каукедденс в беду. Краем глаза он заметил, как сбоку что-то блеснуло, и повернулся к Майклу, который все еще сжимал ножик. Его охватила гордость за сына.
— Молодец, Майкл! Убери нож.
Мальчик сложил лезвие и убрал руку в карман, но и там не расставался с ножом, а держал его в кулаке, на всякий случай.
— Сегодня просто проходим мимо, — сказал Юэн часовым.
— А, ну ладно…
Они слегка расстроились: так всегда бывало, когда Юэн никому не оставлял писем. Все подземные жители изголодались по новостям с других станций, и малейшее известие пожиралось с жадностью и обсасывалось до косточек.
— За станцией-то свет есть? — спросил Юэн.
— Да, это только у нас темнота.
— И на том спасибо! — Юэн двинулся по рельсам вперед. Теперь, когда напряжение спало и они вышли на станцию, Майкл смог, наконец, приглядеться к часовым и к платформе. Грязные, неумытые люди в старой и изношенной одежде — никакого сравнения с жителями Сент-Инока. Их усталые глаза горели от голода, и от этих взглядов Майклу стало очень неуютно. Он заметил, что на платформе не было деревянных хижин, как у них или на Бьюкенен-Стрит. Вместо них торчали лишь навесы из грязных тряпок и прохудившиеся палатки. Детей он не видел, хотя где-то далеко слышался тонкий плач. В некоторых палатках горели свечи и обстановка была, как у него дома, вот только никакого уюта она почему-то не внушала.
У противоположного конца платформы они миновали еще троих часовых, которые молча проводили почтальонов взглядами, и дальше снова начался туннель. К своему удивлению, Майкл был рад вернуться в затхлую и тесную темноту.
— А у нас дома свет никогда не гаснет. Правда, пап? — голос Майкла звенел слишком громко, и Юэн обернулся проверить, насколько далеко они отошли от станции.
— Гаснет, малыш, когда мы чиним проводку.
— Я ни разу не видел, — упрямо произнес Майкл.
Мальчик был уверен, что, если он чего-то не видел, того и не существует.
— Мы это делаем, когда все спят, чтобы никому не мешать.
— О, вот это мудро!
— Обычная логика, Майк.
— А почему на той станции так не делают?
Юэн остановился и задумался, подбирая слова.
— Люди не всегда делают то, что лучше для них.
— Это как? — озадачился Майкл.
Юэн хотел привести пример, который сам слышал от отца, но вдруг понял, что ни у Майкла, ни у других детей подземки никогда в жизни не было шанса объесться конфетами.
— Ну вот представь: тебе давно пора спать, а ты не ложишься. Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно! — улыбнулся мальчик.
— Так, а потом, когда мама тебя разбудит?
— Ну, плохо, хочется еще поспать.
— А теперь представь, что так поступает целая станция.
— Не ложатся вовремя?
— Не делают то, что нужно: не высыпаются, как следует, не запасают еды для всех, не меняют испорченный кабель, пока он не перегорит.
— Это не очень умно, правда?
— Да, малыш, совсем не умно…
Сент-Джордж-Кросс была заселена с соседних станций в первые годы после войны, но не имела своего выхода на поверхность: прямо над ней обрушилось здание, перекрыв все пути туда и обратно. Однако освещение здесь было отлажено лучше, чем на других станциях; по сравнению с ними, Сент- Джордж-Кросс просто купалась в свете. Часовой на подходе издалека заметил Юэна и Майкла и радостно их поприветствовал:
— Здорово, Юэн!
— Привет, мужики!
Напряжение в один миг покинуло Юэна, как будто гора упала с плеч.
— Твой сынишка? — спросил часовой.
— Да, его зовут Майкл.