зверским аппетитом набросились на закуску.
— Не… Тишина, — ответил дядька Кондрат, с хрустом разгрызая огурец.
— Плохо. — Выпив свою чарку, Валентин съел лишь небольшой кусочек соленого залома[8] и теперь, облокотившись о стол, в упор смотрел на дядьку Кондрата.
— Чем же это плохо? — удивился тот, отложив в сторону свой огурец.
— Да Михайла чего-то вдруг решил, что если Мудр ведет себя тихо-мирно и палки в колеса нам не вставляет, то это значит, что он готовит какую-то большую пакость, — пояснил Силка, не переставая жевать. — У нас так в прошлый раз было. Сначала ничего, ничего, а потом бац — и накрыл он нас.
— Гм-м… — Дядька Кондрат положил на стол огурец и двузубую вилку, которой только что перед этим наколол добрый кусок свиного окорока. — Уж полгода Мудр Лукич ведет себя тише воды ниже травы… Ох, непохоже это на него! Пожалуй, ты прав, Михайла. Надо ждать от него какой-нибудь пакости…
— Ум-ум-ум… Михайла распорядился обмен пока прекратить, — все так же продолжая жевать, сказал Силка.
Дядька Кондрат крякнул, почесал лысеющий затылок, пригладил бороду.
— Эх, и дело жаль останавливать, и…
— А скажи-ка, дядька Кондрат, — перебил его Валентин, — как иноземцы за зерно рассчитываются? В предоплату или по поставке?
— Это у кого как. По-разному. Ежели покупатель с продавцом никогда не работал, а то еще и впервые в Ярославль приехал, то норовит сначала загрузиться на Мологе, а потом уж и расплачиваться. Но зато ему и цену приходится существенно большую платить. А если у людей отношения давние, то покупатель может заранее и предоплату внести.
— И когда вносят предоплату? — вновь перебил его Валентин.
— Как договорятся. Бывает, что в июле… А когда год худой и уже ясно, что урожая толком не будет, то покупатель чуть ли не в начале июня деньги свои норовит всучить. С одной стороны, это вроде бы выгодно, а с другой — лишние обязательства для продавца. Тебе б, допустим, товар надо придержать, потому как по осени цена на него каждый день расти будет, а ты уже сдуру его продал еще в начале лета. Так что по- разному бывает. И от давности отношений зависит, и от того, есть ли у продавца свободные деньги в наличии… От многих вещей.
— Понятно. А положим, Митряевы как торгуют?
Дядька Кондрат хмыкнул:
— Митряевы никогда предоплаты не брали. Еще чего… У Митряевых свободная денежка всегда водилась. Так что в предоплате не было никакой необходимости. Митряевы торгуют день в день. И только тем зерном, что у них уже на складе лежит.
— Что ж… Это уже хорошо. — Валентин улыбнулся. Силка, дон Альба и дядька Кондрат внимательно смотрели на него, усиленно пытаясь понять, куда же он клонит. — А с торговым домом Ричардсонов Митряевы работают, не знаешь?
— О-о… Ричардсоны — это стародавние клиенты. Еще дед твой им зерно продавал. И отец твой родной… Думаю, и Мудр с ними работает. Они зерна каждый год много берут. И разного. У них, у Ричардсонов этих, всегда так было заведено — старший сын здесь, в Ярославле, сидит в конторе, а отец — в Англии да сюда иногда наведывается. У них принято старшего сына в роду Ричардом называть. Получается, по-нашему, Ричард Ричардов Ричардсон. А Ричардсон — это, значит, сын Ричарда, то есть Ричардов опять же по-нашему. Так что поколения меняются, а в Ярославле так и сидит Ричард Ричардов Ричардсон. Со старым Ричардом-то я хорошо был знаком, а вот молодого совсем не знаю.
— Зато мы знаем! Оч-чень даже хорошо знаем! — Дон Альба так сурово глянул на дядьку Кондрата, будто это он был ближайшим родственником Дика Ричардсона, ответственным за все его грехи.
— Точно! — подтвердил Силка. — Сволочь еще та…
— Погодите вы, — урезонил Валентин друзей. — Дядька Кондрат, а как расчет между покупателями и продавцом происходит?
— Как, как… — удивился тот вопросу. — Как обычно. Деньги отдал, товар забрал. Ты ж сам сегодня товар отпускал. Забыл, что ли?
— Я не о том, дядька Кондрат. Какая у нас торговля… Мелочовка. Я спрашиваю о покупке больших партий. Того же зерна, например. Там же суммы большие, и отгрузка не сразу…
— А, ты вот о чем… Да все то же. Привозят деньги в сундуках…
— И что? Все пересчитывают? А если не один сундук, а два, три, четыре? Замучаешься считать.
— Ну если покупатель незнакомый, то, конечно, все надо пересчитывать. Но незнакомцы таких крупных покупок и не делают. А когда старые знакомые деньги привозят, то просто сундуки взвешивают, и все. Ну разве что еще крышку у сундука поднимут, чтоб убедиться, что в сундуке деньги лежат.
— А как вес сундука учитывается?
— А чего его учитывать? Вес сундука и так известен.
— Как же известен, дядька Кондрат? Ведь все сундуки разные.
— Это у баб в светелках они разные. А для денежных расчетов серьезные люди используют только сомовские сундуки. Они для перевозки денег и делаются. И делаются неизменными уж и не знаю сколь десятилетий. И для хранения денег сундуки делают они же. Но те побольше, гораздо тяжелее и с замками преизрядными. Такой без специального ключа никакой ухарь не вскроет. И разломать его почти невозможно — уж больно добротно сделан. Сундук же для перевозки легок, и замок на нем — тьфу, ногтем открыть можно. И это конечно же правильно. При перевозке денег вся надежда на охрану, а не на замки. Если охрану перебьют и сундук твой с деньгами увезут, то какой тебе прок от крепких замков?
— Ага. Теперь мне все понятно. Взвешивают, значит, деньги вместе с сундуком, вычитают оттуда вес сундука и делят на количество золотников в рубле. В результате получается количество рублей.
— Правильно, — поддакнул Валентину дядька Кондрат.
— А скажи-ка, дядька Кондрат, ты, когда среди иноземцев искал желающих с нами работать, к Ричардсонам в контору не заходил?
— Зашел. Но как увидел, что там вместо знакомого Ричарда сын его сидит, ничего говорить не стал и сразу ушел.
У Валентина даже испарина на лбу проступила. Ведь это его личный прокол. Как он мог забыть про Дика Ричардсона и не предупредить дядьку Кондрата, чтобы тот не смел соваться к нему? Получается, что лишь случай спас их аферу от провала. Старого Ричардсона не было на тот момент в Ярославле. А если бы был? В дополнение к испарине на лбу Валентин почувствовал каплю холодного пота, скользнувшую меж лопаток вниз по спине.
Как бы то ни было, хранил ли их случай или Господь Бог, самого страшного не случилось. Теперь же настала пора самим нанести удар по Мудру.
— Правильно поступил, дядька Кондрат, — одобрил действия своего приказчика Валентин. — Я виноват, должен был тебя предупредить, что у нас с Диком Ричардсоном личные счеты. Это он нас Мудру выдал.
— Да-а… Хорош бы я был… — Дядька Кондрат, смутившись, покрутил головой. — Дело в самом начале загубили бы.
— Так что ты, даже если и старого Ричарда встретишь, ничего ему не говори.
— А я его и не встречу. Я теперь ричардсоновскую контору десятой дорогой буду обходить.
— А вот этого делать как раз и не надо.
После такого заявления и дядька Кондрат, и Силка с доном Альбой выпучились на него так, словно впервые в жизни увидели. Еще бы им не удивляться, если только что Михайла убеждал дядьку Кондрата не иметь никаких дел с Ричардсонами.
— Что-то я, Михайла, престал тебя понимать, — заметил дядька Кондрат.
— С Ричардсонами встречаться не надо, — пояснил свою позицию Валентин, — а вот найти среди их служащих человека, готового за плату сообщать нам обо всем, что в ричардсоновской конторе делается, очень даже желательно.
— Ага, теперь понятно. Думаю, найду я такого человечка.
Валентин повернулся к Силке:
— А ты, Сила, завтра встретишься с Ксанкой. Передай ей мою личную просьбу — следить за Мудром и
