Харр заломил бровь - ведь так, глядишь, и до сапог дойдет.
- Прислуживать не приучен, - проговорил он спокойно.
Подбежали рабы, привычно освободили своего повелителя от куцей кольчуги и наручных чехлов. Да, теперь стало видно, что это - совсем не подневольный слуга в зверинце. Обнаженной до пояса тело перетягивал широкий ремень с золочеными бляхами, соразмерные мускулы поигрывали под холеной кожей. Если с этим биться, то уж не шутя. Хотя - это смотря по тому, какой у него меч.
- Так уж никому и не прислуживал? - нараспев проговорил полуголый.
- Токмо девам прекрасным.
- А вот это зря.
Глаза цвета темного пива, в которых порой означался металлический просверк, цепко оглядывали по- Харраду, словно пытались что-то отыскать. Наконец остановились на укрытом в ножнах мече. Эфес с затейливой насечкой и громадным самоцветом вместо шишечки говорил о том, что оружие не простое. Значит, не прост и хозяин.
- Ты кто? - вопрос был прямолинеен донельзя.
- Странствующий рыцарь. Харр по-Харрада с дороги Аннихитры Полуглавого, ответ был исполнен достоинства - следовало держать марку. - И на пирах пою.
- Рыцарь... - задумчиво повторил вопрошавший. - Никогда не слыхал такого имени.
Он щелкнул пальцами, и тотчас ему был подан небольшой кожаный мешочек с перевязкой. Распустив шнурок, он вытряхнул на ладонь несколько зеленокаменных плюшек с тисненым звездчатым знаком.
- Приходи завтра, - проговорил он, подавая монеты по-Харраде. - Я тебе сам щит выберу.
- А я, господин, к тебе пока не нанимался, - еще спокойнее, чем прежде, отвечал странствующий рыцарь, пряча, однако, в карман кафтана то, что здесь, как он уже догадался, заменяло тихрианский жемчуг
- Все равно приходи, - небрежно кинул через плечо хозяин чудовища, нисколько не сомневаясь, что этих слов будет достаточно: придет.
И неспешно, даже чуточку вразвалку направился к высоченному - человек пять друг на друга станут, и то до крыши не дотянутся - дому, обставленному подпорными столбами. Столбы были испещрены причудливым тиснением - узоры да заклинания, так ведь только клинки дорогого оружия чеканят. Наверху, вдоль края крыши, виднелись зеленые идолы из того же узорчатого камня... Опершись на столб, он обернулся.
- Только ты тут петь не вздумай! - крикнул он Харру и исчез в плотной зелени, заполнявшей дом.
Менестрель только пожал плечами: ишь ты, не вздумай! Оттого он и бегал от одной дороги до другой, чтобы им вот так не командовали.
Обойдя кругом дом с идолами, он увидал другой, почти такой же, только у того вдоль крыши стояли Кадушки с невиданными цветами. А возле стены, кажется, было то, что он так долго и безуспешно искал - молчаливый рядок людей, присевших прямо на землю, с различной утварью и снедью, демонстративно разложенной на коленях. Харр двинулся к ним, потирая руки и издали уже приглядываясь к жирной куцекрылой птице, сонно покоящейся в чьем-то подоле. Подойдя, решил не торговаться, а потому сразу ухватил пришедшуюся по сердцу дичинку за связанные лапы:
- За сколько отдашь?
Владелица птицы ойкнула, обморочно закатила глаза и, упав на бок, поползла в сторону. Те, что были поблизости, тоже начали расползаться, укрывая руками и подолами свой товар.
- Да заплачу я!.. - начал было Харр, нашаривая в кармане побрякивающие кругляшки, и тут из-за колонн вылетела стража - один, два... Четверо. Бросились молча, как хорошо обученные псы.
- Цыц, вы! - крикнул Харр, подымая, как дубину, меч в жестких ножнах. Не поняли, что ли - покупаю я? Не понахалке...
Нет, не поняли, пока одного не приложил ножнами по голове, а другого не отбросил строфионьим ударом обратно меж витых столбов, аж зелень захрустела. Двое других заверещали, по всей видимости, призывая подмогу. Харр вздохнул ну что за город, и драться-то по-настоящему не умеют, а нарываются на кулак на каждом шагу. Но из-за угла высыпало уже около десятка, и непонятно, чем бы закончилось дело, если бы не раздался звонкий девичий крик:
- Стойте! Именем Стенного, Лесового и Ручьевого, стойте!
Все замерли, как стояли. Харр тихонечко повернул голову - надо же, Мади! Никогда бы не подумал, что у нее может прорезаться такой повелительный, прямо-таки княжеский голос!
- Это чужеземец, - проговорила она, подходя ближе и придерживая за руку белокурого голыша в плетеных лазурного цвета лапотках и таком же ошейничке. - Он не знал, что это - данники аманта. Но он на службе... ты ведь получил место стража лихолетья, господин?
- Естественно. И не токмо место, но и жалованье. Для пущей убедительности он побрякал каменными монетками.
- Любой, кто скрестит с ним оружие, оскорбит стенового аманта!
Воинов как ветром сдуло. Харр наклонился к девушке - сейчас она ему показалась еще более хрупкой и маленькой, чем тогда, в лесу, и только тут заметил, что она дрожит.
- Да ты что, испугалась?
Она даже не кивнула - захлопала ресницами.
- За меня? Вот дурочка. Да я бы их...
Но тут она подняла на него лицо, и он поперхнулся.
В лесу он ее и не разглядел, да и Махида его сразу приворожила. Но тут первое, что пришло ему в голову, - это то, сколько же раз в своих странствиях он дивился чему-то невиданно безобразному, до тошноты омерзительному. А вот красе невиданной - раз-два, и обчелся. Сейчас впору было загибать еще один палец.
Его поразила даже не та торжественная, благоговейная плавность, с которой некий творец начертал на песке судьбы контуры этого лица; его привела в изумление непреходящая светоносность ее спокойного полудетского лика, и попадись сейчас Харру тот лихолетец, что порешил вчера ее подругу - подвесил бы за причинное место за одно только то, что затуманил ужасом эти черты.
А вторая его мысль была та, что достанься она ему самому по жребию или на выкуп - посадил бы в светлый угол и любовался от одного дыма до другого...
А вот третья мысль была: все-таки на широкую лавку да под щекотную гукову шкурку заваливался бы он не с ней, а с Махидой.
На погляд была девка рождена - не для сладких утех.
- Ладно ты их разогнала, - не зная, что дальше сказать, буркнул он. Ишь, все косточки на кулаках ободрал - с утра прикладываюсь.
Она тихонько засмеялась, как зажурчала:
- Меня слушают, потому что Иоффа чтят. Мастер он, один на все Многоступенье. А сейчас ступай домой, господин, Махида тебе руки травой-утишьем обвяжет, а я ввечеру зайду, снеди принесу - с Иоффом за большой рокотан рассчитались, в кладовушке повернуться негде.
Говорила она степенно, как взрослая хозяйка большого дома, а сама-то - от горшка два вершка, едва ему по грудь. Балахончик белый, праздничный, перепоясан ленточкой алой, как и на сандалиях. В таком наряде-то не больно в кладовушку сунешься. Не иначе полон дом челяди. А дед-то, небось, скареда, даже на бусы дешевенькие не расщедрился. На внучке - и на том ожерелок плетеный. Видно, не умеет девонька просить, не чета Махиде...
Он нащупал в кармане ракушечную нитку, покрутил в пальцах. Потом решил негоже принародно-то.
- Я пойду, господин, поклонюсь лесовому аманту, - она еще раз озарилась улыбкой, скользнула мимо него и канула в упругую лиственную завесу, несомненно служившую дверью в этот диковинный золоченый дом.
Ну домой, так домой. Он двинулся обратно, ведомый шестым чувством прирожденного странника - бессознательно повторять уже пройденную дорогу, притом все равно в какой конец. Выбрался за ворота - стражи погоготали, приветствуя, но лениво; Харр бросил им монету, на выпивку - удивились. Но обратно, в лабиринт застенного стойбища, что-то не тянуло... А куда? Дорога сворачивала направо, чтобы долгими
