закусив губы, точно повторяла про себя беззвучное 'нет, нет, нет!'. А потом вскочила на ноги и резким движением сбросила с себя пирлипель, вошь свою летучую ненаглядную, отчего та мгновенно налилась жгучим светом; все остальные пирли, до того мирно приютившиеся по стенам да углам, из соединства с обиженным родичем тоже разом снялись со своих мест и превратились в маленькие мерцающие облачка, внутри каждого из которых холодно сияло живое ядрышко. Но Мади, не обращая внимания на это светлячковое сонмище, с исказившимся, как от боли, лицом рвала с себя ожерелье, но оно, вместо того чтобы рассыпаться по бусинам, вдруг разомкнулось, скользнуло вниз - не тяжко, как подобало бы звонкому стеклу, а покачиваясь в воздухе, как падает лист осенний отживший; коснувшись земли, оно - колокольцем вперед, точно змеиной головкой - по-сороконожьи побежало по утоптанному полу и, ткнувшись Харру в ноги, замерло, свернувшись кольцом. Пока Харр наклонялся к нему, Мади вылетела вон, сопровождаемая полчищем летучих огней.
- Ну дела, - пробормотал он, пробуя на разрыв замкнувшееся ожерелье нет, держалось прочно, руками было не разъять. Покрутил головой, надел. За годы странствий он научился принимать чудеса как должное и не ломать себе голову над тем, что просто существует, и вся недолга.
Влетела Махида - с большим кувшином и разной снедью в подоле:
- Ты что это с моей Мадинькой сделал, охальник?
- Да ничего. Судьбу я ей предсказал незавидную, так она чуть свою пирлю-мырлю рыжую не прибила.
- Мади?! Быть не может.
- С вами, девками скаженными, все может статься. Она ревниво оглядела постель - не было ли блуда? Успокоилась.
- А то я гляжу - мчится опрометью, меня не примечая, а за ней пирлипели встревоженные заревым облаком... Погоди лапать-то, надо снедь в дом занести да очаг прикрыть, а то все небо тучами обложено, особливо с заката.
Он подождал, пока она соорудит над огнем двускатный шалашик, потом поймал за косы, намотал их на руку и притянул к себе:
- Ты, девка, вот что: любиться любись, а почтения не теряй. А то я тебе напомню, что над тобою нынче не шваль пригородная да лихолетная, а рыцарь именитый. И при любой погоде, учти.
- Ой, да господин мой щедрый, это ж я тебя для раззадору подкусываю...
Проснулись уже по свету. Мелкий нечастый дождик сыпался на толщу листвы над головой без дробного стука, а словно оглаживая зеленый купол мягким речным песочком. Харр прислушался; здесь, внутри, ничего не капало
- Не протечет? - на всякий случай спросил он потягивающуюся Махиду.
- Не-а, - беззаботно откликнулась она. - На загородные дома какие ни попадя деревья не сажают, а только липки. У них, как дождь наклюнется, листья сразу набухают и слипаются - хоть из ведра лей, все нипочем. Лучше навеса зелененого.
- Мелкий... на весь день зарядил, - заметил он.
- Дак и не на один!
- А чего ты радуешься? На двор к очагу тебе вылезать.
- То и радуюсь, что в такую морось ты от меня никуда не намылишься.
Харр прикрыл глаза и прислушался к внутреннему своему голосу: зуд странствий, гнавший его с одной дороги на другую, спал непробудно.
- Я вроде и не собирался.
Она плеснулась, как рыбина на перекате речном, неловко влепилась пухлыми жаркими губами куда-то между ухом и бровью:
- Ой и ладушки, мил-сердечный мой, уж и обихожу я тебя, уж и расстараюсь... Не вставай, сейчас угли раздую, горяченького сюда принесу. Она нашарила на полу свою пеструю хламидку, принялась натягивать. - Вот видишь, всем ненастье в убыток, а нам с тобою - в долю сладкую...
К обеду 'сладкая доля' встала поперек горла. Дым от очага, прибитый к земле дождем, стлался понизу и заползал в хижину. В горле першило, но вина тоже не хотелось - дерьмовенькое было винцо, даром что кувшин ведерный. Харр лежал, тупо глядя в тяжелолиственный потолок, и невольно ловил застенные шорохи. Где-то совсем близко, похоже, в соседней хибаре, с плеском черпали воду, однообразно ругаясь, - видно, соседей заливало.
- Ты вот Мадиньке судьбу предсказал давеча, - ластясь, пробормотала Махида, - а мне не сподобишься?
- А что тебе предсказывать? Деньжонок прикопишь, в город переберешься...
- Как же, пустят меня, безродную!
- Ну, здесь обустроишься. Полы зеленухой зальешь, чтобы гладкими были, соседнюю хибару прикупишь, переход в нее крытый наведешь, там спальню-детскую наладишь, а тут - гостевой покой, с очагом на такую вот погоду; ремесло свое бросишь, потому как с богатым домом тебя любой замуж возьмет. Сына родишь голосистого да крепконогого. Примерной женой будешь.
- Это почему ж ты так думаешь? - игриво поинтересовалась она.
- А потому, что вы, девки гулящие, более ни на что негожи.
Она притихла, соображая, обидел он ее или нет. Но тут в осточертевший гул дождя вплелось легкое 'шлеп-шлеп' - пришла-таки.
- Махида, кинь рухлядишку - ноги обтереть!
Он подперся рукой и, так и не вылезая из-под теплой шкуры, принялся беззастенчиво глядеть, как она, сидя на порожке, старательно вытирает крошечные свои ступни. Да, с такими ногами ей на дорогах Тихри делать было бы нечего. Не возить же ее весь век на телегах! А в знатные караванницы ей никак не пробиться - лицом хоть и приглядна, да характером не вышла, тут лахудрой остервенелой надо быть, вроде Махиды.
- А мне господин мой радость посулил! - крикнула Махида, уже успевшая заползти под островерхий навес, составленный из двух щитков над очагом. Обещался соседнюю хибару прикупить да полы зелененые наладить! А ты что так спозаранку?
Харр только бровь приподнял: ну, Махидушка, блудня ненасытная, не ошибся я в тебе!
- Иофф пополудничал да и уснул. Он всегда под дождь засыпает, скороговоркой, точно оправдываясь, проговорила Мади; на хвастливое признание подружки она никак не отозвалась - видно, знала ему цену.
- Ты лапотки-то свои не надевай, - велел Харр, видя, что Мади достала из узелка новенькие сандалии со змеиными ремешками. - Садись на постелю, ноги под шкуру схорони, чтоб согрелись. А то не ровен час - заболеешь...
Он чуть было не брякнул: и не придешь. Но удивился собственной мысли и вовремя прикусил язык. Сдалась она ему! Да и Махида разъярится.
- Нет, господин мой Гарпогар, я отсюда тебя слушать буду, - тихо, но твердо проговорила она.
Так вот оно что! За сказками даровыми явилась. Дедок спит, а она младшего братика одного бросила.
- Ты б еще младшенького с собой притащила! Чай, не княжий пир - байки слушать, - проворчал он.
- Кого, кого? - вырвалось у обеих подружек разом.
- А ты что вчера - не с братишкой к аманту ходила?
- Как ты мог подумать такое, господин? На нем же был ошейник несъемный! у Мади даже голос задрожал.
- Ты вот от меня баек ждешь, а мне ведь самому ваши обычаи любопытны. Отколь же знать, что тот ошейник означает?
- И с какой это ты такой земли явился? - фыркнула Махида, выставляя перед ним прямо на постели миски с едой. - На-ка, колобки с рыбой вчерашней... Коли ошейник несъемный на телесе, значит, он или строптив не в меру, или к работе непригоден.
- Какая работа? Он от горшка-то два вершка.
- Этого телеса малого Иофф в уплату получил за рокотан. Его да еще кучу добра в придачу, - пояснила
