Я глубоко вздохнул, напрягся, измученное тело пронзила боль, мышцы на спине взбугрились, руки задрожали от напряжения и… плита подалась.
Ага! И я нажал снова, изо всех оставшихся сил. Плита со скрежетом скользнула вперед и осела на полдюйма. Я замер, прислушиваясь. Тихо. Тогда я еще раз нажал и выпихнул плиту наружу. Она ударилась с гулким стуком. Не теряя времени, я стал протискиваться в отверстие, на меня пахнуло свежим, прохладным воздухом. Я высвободил плечи, уперся руками в пол, подтянул ноги и наконец встал, бог знает за сколько дней, блаженно распрямив тело.
Я уже продумал, что буду дальше делать. Как только Итценка выпрыгнула вслед за мной, я просунул руку в дыру, нащупал фляжку, сухие корки, которые сэкономил, и влажный хлебный мякиш. Затем, приготовив целую пригоршню раскрошенного раствора, я с трудом приподнял упавшую плиту и запихнул ее на место, подсунув под нее сухие корки. Теперь мне оставалось только замазать щель мякишем и присыпать крошками раствора. После этого я старательно заровнял пол и уничтожил все следы своей деятельности, насколько это было возможно в абсолютной темноте. У тюремщика наверняка есть лампа, и, насколько я мог судить, через полчаса он должен был появиться. Мне не хотелось, чтобы он заметил что-нибудь подозрительное. Я собирался отыскать Фостера, а чтобы его освободить, понадобится время.
Неся в одной руке пригоршню раствора и хлебных крошек, а другой ведя по стене, я двигался по коридору, отсчитывая шаги. Каждые несколько футов мне попадались ответвления — ниши — в боковых стенах которых виднелись прорези для подачи пищи. На сорок первом шагу я натолкнулся на деревянную дверь. Я осторожно подергал, она оказалась заперта. Открывать ее я не стал, поскольку был еще не совсем готов к этому.
Я принялся отсчитывать шаги в обратном направлении, миновал свою темницу и через девять шагов натолкнулся на стену. Тогда я прошел по нишам. Это были семифутовые тупики с восьмидюймовыми дырами с обеих сторон. Я наклонялся к каждой из них и тихо окликал Фостера, но ответа не получал. Я не слышал ни дыхания, ни шороха. Неужели я был здесь один? На такой поворот событий я как-то не рассчитывал. Я полагал, что Фостера должны были упрятать в одну из таких клеток. Я пересек половину галактики, чтобы найти своего друга, и не собирался уходить из Бар-Пандерона без него.
Наступало время очередного обхода. Я мог либо забраться обратно в свою конуру, либо спрятаться в одной из ниш. Я принял решение за долю секунды. Уж если здесь пустовало столько конур, то окажусь в безопасности в любом из тупиков, кроме своего собственного.
Я быстро забрался в нишу. Итценка последовала за мной. Она уже полгода успешно скрывалась от людей и наверняка не окажется в критической ситуации. Я только успел отшвырнуть мусор в сторону, когда послышался негромкий скрип. Я прижался к стене. Через несколько минут станет ясно, насколько наблюдателен мой тюремщик.
Коридор заполнился светом. Вероятно, он был неярким, но для моих привыкших к полной темноте глаз показался болезненно-ослепительным. Послышались тихие шаги. Я затаил дыхание. Мужчина в форме охранника прошел мимо, держа в руке корзину. Я облегченно выдохнул. Теперь только оставалось проследить, куда он будет заходить.
Я рискнул выглянуть и заметил, как он завернул в тупичок впереди по коридору. Когда он скрылся из виду, я на цыпочках перебежал поближе и снова спрятался в нише.
И тут же снова послышались шаги. Надзиратель возвращался, он прошел мимо, открыл дверь. Снова воцарились тьма и тишина. Я настороженно замер в своей нише, как прибывший на вечеринку гость, который нечаянно перепутал день праздника.
Надзиратель подошел только к одной камере — моей. Фостера здесь не было.
Следующего обхода пришлось ждать долго. Но я использовал это время с толком. Для начала я хорошенько выспался в своем гробу, поскольку пока я выбирался, отдыхать мне не пришлось. Проснулся я уже вполне отдохнувшим и тут же принялся составлять дальнейшие планы. В первую очередь они касались надзирателя. Мне надо было где-то раздобыть приличную одежду, а он мог быть единственным доступным источником. Если мои внутренние часы идут правильно, то сейчас самое время…
Дверь скрипнула, и я снова затаился в нише. Показался надзиратель, наступило время действовать. Я выбрался из своей засады, как мне казалось, довольно тихо, но он тут же обернулся, выронил корзину и схватился за дубинку. Ну, а поскольку у меня ничего подобного не было, то и времени терять не пришлось. Я просто нанес ему великолепный удар правой. Надзиратель грохнулся навзничь, шарахнувшись головой об стену. Раздался треск, точно упала дыня. Больше он не шевелился.
Я стянул с него одежду и напялил на себя. Она, конечно, была мне чуток великовата, но все это — мелочи жизни. Я разорвал платок и связал охранника. Конечно, он был жив, но мне уже представлялась возможность убедиться, что никакие крики никого сюда не привлекут. И уж наверняка он насладится покоем и тишиной, пока его не хватятся. А я к тому времени надеюсь быть далеко отсюда. Я распахнул дверь и вышел в слабо свешенный коридор.
В сопровождении Итценки, продвигаясь в абсолютной тишине, я миновал боковое ответвление и остановился перед массивной дверью. Заперто. Мы вернулись и, пройдя через какое-то помещение, наткнулись на полустертые ступени. Поднявшись по двум пролетам, мы оказались в неосвещенной комнате, и только через щели закрытой двери пробивался свет. Я осторожно подкрался и посмотрел в щель. Два кухонных раба в запачканных туниках суетились возле кипящего котла. Я с силой толкнул дверь, распахнул ее настежь. Оба изумленно уставились на меня. Я обогнул стол, подхватил тяжелую поварешку и оглушил ближайшего раба, уже совсем собравшегося завопить. Другой, отменный здоровяк, кинулся за топориком для разделки туш. Я перехватил его и уложил рядом с напарником.
Содрав с вешалки фартук, я исполосовал его, а затем связал рабов, вставил им во рты кляпы и отволок в кладовку. Я трудился не хуже белки, натаскивающей запасы на зиму.
Вернувшись на кухню, которая пропиталась ароматом кислого супа, я заметил возле печи целую горку неприятно знакомых черствых булок. Проходя мимо, я наподдал по ним ногой, потом отыскал вареное мясо, отрезал себе кусок, заодно подкинул немного Итценке, а сам принялся жевать, сосредоточенно размышляя, что же делать дальше.
К этому верзиле Квохи вели все ниточки, но, как видно, с ним не так-то легко справиться. Если мне удастся добраться до его апартаментов, то меня уже никто не остановит, до тех пор пока я не выдавлю из него правду. Тогда бы я точно отыскал Фостера и сказал бы ему, что если у него есть доступ к рекордеру, то у меня есть матрица его памяти. Ну, конечно, если только ее не выкрали со дна рюкзака на борту шлюпки, припаркованной в Окк-Хамилоте.
Четыре «если» и одно «может быть». Но, по крайней мере, хоть какой-то план. Первым делом надо было разыскать Квохи и попасть к нему. Одежда охранника послужила бы подходящей маскировкой для подобной цели.
Я дожевал последний кусок и поднялся со стула. Сейчас надо почиститься и побриться.
Дальняя дверь кухни распахнулась настежь и в кухню со смехом ввалились два охранника.
— Эй, кашевар! Готовь мясо для…
Говоривший замолк на полуслове, с изумлением уставившись на меня. Я был ошарашен не меньше. Передо мной стоял Торбу.
— Дргон! Как тебе…
Второй охранник сделал шаг в сторону и оглядел меня с головы до ног.
— Ты не из охраны, — начал было он.
Я потянулся за топориком, который оставил на столе кухонный раб, и попятившись, натолкнулся спиной на стену. Охранник угрожающе взялся за дубинку.
— Погоди, Блон, — остановил его Торбу. — Дргон — свой парень, — он искоса глянул на меня: — Я уж думал, тебе конец, приятель. Парни тебя неплохо обработали.
— Еще бы, — нервно буркнул я, — и тебе большое спасибо за помощь.
— Это же преступник, которого мы замуровали, — охнул Блон. — Держи его!
Торбу неловко переступил с ноги на ногу.
— Постой, постой, — сказал он торопливо, явно чувствуя себя не в своей тарелке.
— Послушайте вы, оба, — выпалил я. — Вы, сторонники существующей системы, как слепые котята, верите, что лучшей жизни не бывает. Все честно, никаких тайн, а победителю сладкие коврижки. Да, я знаю, — зло передразнил я, — с Кагу вышло нехорошо, но такова жизнь. Да?! А как насчет этого грязного
