Получив от продавца бумажный пакет, я расплатился и вышел. Я остановился возле автомобиля, подкидывая на ладони ключи, и все думал, думал… Уже через час я мог быть в Майами, а уж к кому податься, чтобы подделать паспорт, я бы нашел. Конечно, Фостер был неплохим парнем, он мне нравился, но такого шанса мне больше не видать никогда. Я уже потянулся к автомобильной дверце, когда голос откуда-то из-под мышки спросил:
— Газету, мистер?
Я вздрогнул и оглянулся. На меня смотрела чумазая физиономия мальчугана.
— Ага, давай, — бросил я.
Я сунул ему доллар и открыл газету. Словно «Мейпорт» бросилось мне в глаза. Заголовок гласил: «Полицейский налет».
Я ворвался в номер и остановился, заметив в полутьме сидевшего на постели Фостера.
— Ты только посмотри, — замахал я газетой перед его носом. — Теперь же по всем дорогам полиция начнет гоняться за мной, да еще и по обвинению в убийстве! А ну, живо садись на телефон и наведи порядок! Чтоб тебя черт побрал со всеми твоими галлюцинациями! Копы, видать, думают, что накрыли чуть ли не арсенал самого Аль Капоне. Интересно, как мы теперь из этого вывернемся…
Фостер заинтригованно следил за мной, потом улыбнулся.
— Слушай, а чего ты веселишься, Фостер? — крикнул я. — У тебя-то есть деньги откупиться, а вот мне что делать?
— Простите, — вежливо произнес Фостер, — а кто вы?
Бывают моменты, когда я туговато соображаю. Но только не на этот раз. Для меня вопрос Фостера грянул, словно гром с ясного неба, я почувствовал, как у меня подгибаются колени.
— Нет, только не это, — простонал я. — Как ты можешь сейчас терять память, когда полиция принялась охотиться за мной? Ты же — единственное мое алиби! Ведь только ты можешь объяснить, откуда взялось все это оружие и объявление в газете! Я же пришел к тебе по объявлению, ты помнишь или нет?!
Я до того разнервничался, что принялся орать. Внезапно я осекся. Фостер сидел неподвижно, полухмурясь, полуулыбаясь, словно банкир, отказывающий в кредите. Он только слегка покачал головой.
— Меня зовут не Фостер.
— Слушай, но вчера-то ты был Фостером, и это все, что мне надо от тебя. Ты был тем самым владельцем дома, о котором так печется полиция. Вдобавок ты еще и труп, а убийство, между прочим, списали на меня. Вот прямо сейчас, немедленно, ты пойдешь со мной в полицию и объявишь им, что я посторонний, прохожий, и вообще тут ни при чем.
Я подошел к окну, поднял жалюзи и повернулся к Фостеру:
— А в полиции я все расскажу: и что у тебя мания преследования, и… — я замолк, тупо уставившись на Фостера.
В какое-то мгновение мне показалось, что я ошибся и забрел в чужой номер. Я хорошо помнил лицо Фостера, да и света теперь вполне хватало, но человеку, с которым я разговаривал, никак нельзя было дать больше двадцати лет.
Я подошел к нему вплотную. Те же самые холодные голубые глаза, но никаких морщин. Волосы гуще и длиннее, чем я помнил. Кожа гладкая, как у младенца. Я тяжело опустился на постель.
— Mama mia, — потрясение произнес я.
— Que es la dificultad? note 1 — спросил Фостер.
— Заткнись, — простонал я. — Тут и на одном-то языке не знаешь, что думать.
Я все никак не мог собраться с мыслями. Несколько минут назад я ухватил синюю птицу счастья за хвост, но именно в этот самый момент милая птичка развернулась и цапнула меня. Меня прошиб холодный пот при одном лишь воспоминании о том, как я чуть было не укатил на фостеровской машине. А ведь каждый полицейский штата наверняка уже охотится за ней. И стоило им только меня задержать… Да присяжным и десяти минут не потребуется, чтобы вынести приговор!
А потом меня осенила еще одна мысль из тех, от которых подскакиваешь посреди ночи, стиснув кулаки и с колотящимся сердцем. Долго ждать не придется Местная полиция наткнется на машину перед гостиницей, потом они заявятся сюда, и я доложу им, что машина принадлежит Фостеру. Им только стоит взглянуть на этого олуха, и дальнейшее будет ясно, как день:
«— Чепуха, птичке, которую мы ищем, лет пятьдесят. А ну, колись, куда подевал труп?»
Я вскочил и принялся расхаживать по номеру. Фостер уже говорил мне, что с Мейпортом его ничего не связывает. Соседи подтвердят, что он, по крайней мере, средних лет. И я мог хоть лоб об стену расшибить, утверждая, будто этот двадцатилетний сопляк — Фостер. Мне все равно никто не поверит. И никаких доказательств! Они решат, что Фостер мертв, и пришил его именно я. А если кто-нибудь воображает, будто для обвинения нужно corpus delicti note 2 , то ему лучше еще разок повнимательней перечитать Гарднера.
Я выглянул в окно и тут же нырнул обратно. Возле фостеровской машины топтались двое полицейских. Один из них нагнулся над бампером, вынул записную книжку и записал номер, потом бросил что-то через плечо напарнику и стал пересекать улицу Другой подпер толстым задом капот и принялся сверлить взглядом вход в отель. Я обернулся:
— Быстро обувайся! — рявкнул я. — Надо убираться!
Мы тихонько спустились по лестнице, отыскали заднюю дверь и вышли в переулок. Нас никто не заметил.
Через час, утопая в грязном сидении автобуса, я уставился на Фостера. Пожилой сумасшедший с лицом пацана и мозгами, словно чистый лист бумаги. Я тащил его за собой, потому что у меня просто не было другого выхода. Моим единственным шансом оставалась надежда, что постепенно к нему все-таки вернется память, и он снимет меня с этого проклятого полицейского креста. А сейчас самое подходящее время поразмыслить над следующим шагом. Я вспомнил про пятьдесят тысяч долларов, оставленных мной в машине, и застонал. Фостер озабоченно взглянул на меня:
— Тебе больно? — спросил он.
— Еще бы! — выпалил я. — До нашей встречи я был всего лишь бездомным бомжем, нищим и голодным. А теперь за мной гонится полиция, да еще ухаживай тут за эдаким клиническим идиотом!
— А какие законы ты нарушил?
— Никаких, — огрызнулся я. — Я даже в качестве жулика оказался полным профаном. За последние двенадцать часов я спланировал три ограбления и ни одного так и не совершил. А теперь меня еще подозревают и в убийстве.
— И кого же ты убил? — вежливо поинтересовался Фостер.
Я перегнулся через ручку кресла:
— Тебя, кретин, — прошипел я ему в лицо и добавил: — заруби себе на носу, Фостер, единственное преступление, в котором меня можно обвинить, так это в глупости. Я слишком долго выслушивал твои небылицы и теперь из-за тебя угодил в переплет, из которого вряд ли когда-нибудь выберусь.
Я откинулся назад:
— А кроме того, еще и всякие странности со старичками, которые укладываются подремать, а просыпаются неоперившимися сосунками. Мы еще потолкуем об этом на досуге, когда мои нервы немного успокоятся.
— Глубоко сожалею, что оказался причиной твоих затруднений, — сказал Фостер. — Мне бы хотелось
