Несколько умелых команд Соича – и агрегат ожил. Там, внизу, под толстыми плитами защиты, споро и привычно готовился направленный ядерный взрыв – последний взрыв.
Стенки шахты вибрировали. Кажется, физически ощущалось огромное давление, которое выдерживали кессоны.
Неожиданно пол шахты дрогнул, затрясся. Слишком рано – до взрыва еще добрый десяток минут. Ствол шахты ярко засветился, будто вобрав в себя пыл развороченных земных недр.
Дохнуло нестерпимым жаром. На площадке стало светло, как днем. Люди в ужасе закричали.
– Вот она, фиалка! – покрыл вопли чей-то возглас. Этот возглас последнее, что зафиксировало сознание Ива Соича.
Гибель Акватауна и прибрежного поселка взбудоражили страну, Оппозиция докопалась, что задолго до трагических событий в редакцию самой влиятельной газеты пришло письмо, правда без подписи, в котором автор квалифицированно доказывал неустойчивость глубинной шахты, заложенной в Акватауне, на дне впадины.
Какая же сила заставила редактора спрятать письмо под сукно? Почему письму не был дан ход? Почему работы в Акватауне не только не были свернуты, но, наоборот, ускорены?
Оппозиция добилась расследования, результаты которого, однако, не были преданы гласности, что породило массу слухов и толков.
– Вы слышали о письме, в котором гибель Акватауна была предсказана за год до того, как город погиб? – спросила как-то Рина у Иманта Ардониса. – Или это письмо – пустые россказни?
– Такое письмо было.
– Вы знаете точно?
– Совершенно точно.
– Как же с ним не посчитались? – возмутилась Рина.
Имант пожал плечами.
– Пора привыкнуть к таким вещам, – сказал он.
– Каким вещам? Гибели тысяч людей, которую даже не пытались предотвратить?
– Вы ошибаетесь. Я уверен, все меры были приняты. Ствол шахты укрепили, как только могли. Но любое новое дело требует риска.
– Да зачем он, риск?
– Не рискнешь – не выиграешь.
– Возможно вы и правы, Имант, – согласилась Рина. – Я чего-то не понимаю. Чего-то очень важного.
– Я и сам когда-то думал так же, как вы, – сказал Ардонис. – Переболел, как корью, верой во всеобщую справедливость.
– Знаете, что самое ужасное, Имант?
– Что?
– Ив Соич и остальные акватаунцы погибли точно в срок, указанный в письме.
Вдова Гуго Ленца давно рассталась с коттеджем – он оказался ей не по карману. Рина снимала крохотный номер во второразрядном отеле. Она подумывала о том, чтобы вернуться к прежней специальности, но найти работу медика было непросто. Можно было обратиться к Оре Дерви – Рина была уверена, что Ора ей не откажет. Однако Рина приберегала визит в клинику святого Варфоломея на самый крайний случай.
Из газет она покупала только «Шахматный вестник».
Из прежних знакомых виделась только с Имантом Ардонисом, и то изредка, раз и навсегда пресекши попытки к сближению. Их связывала, кажется, только память о Гуго. Они говорили о Ленце, как о живом, вспоминали его привычки, любимые словечки, шутки. Ардонис рассказывал Рине, как продвигается работа по расщеплению кварков.
Однажды, едва Имант ушел, а дверь Рины осторожно кто-то поскребся. «Кошка», – решила Рина и толкнула дверную ручку.
Перед ней стояла знакомая приземистая фигура.
– Робин, – прошептала Рина.
Да, это был Робин – без нагрудного знака, помятый и какой-то увядший.
– Проходи, – сказала Рина и заперла дверь. Сердце ее забилось.
Робин еле двигался, словно в замедленной съемке.
«Энергия кончается», – догадалась Рина.
– Мне осталось существовать тридцать минут, – подтвердил Роб ее догадку.
Рина знала, что с этим ничего не поделаешь.
Существуют шариковые ручки, которые выбрасывают, когда ласта кончается: ручки сконструированы так, что зарядить их снова невозможно.
Собратьев Робина выпускали по тому же принципу. Делалось это для того, чтобы робот в своем развитии не превзошел определенного уровня. Правда, тратить свой запас энергии робот мог по-разному. В среднем запас был рассчитан на 70 лет.
