– Подвезти? – с надеждой спросил я, пытаясь хоть на чуть-чуть продлить общение с ней.
– Я домой, здесь два шага, – махнула Таша рукой куда-то в сторону Поклонной горы, повернулась и пошла.
Я еще долго, пока она не скрылась в подземном переходе, смотрел вслед ее подиумно раскачивающимся бедрам. Мужик, стоявший поодаль, и тоже явно кого-то поджидавший, видимо, совершенно неосознанно тоже откровенно пялился ей вслед. Сказав ему мысленно: «Не, браток, это моя добыча!», я сел в машину, и поехал на Якиманку.
В Шуляевском офисе царила прохлада и тишина.
– Доброе утро, Глеб Аркадиевич! – воодушевленно поприветствовала меня волоокая Яна. – Вадим Львович предупредил о вашем визите.
– Да, Яна, тут вот надо оформить бумаги на визу, – начал было объяснять я, но секретарша- референтша предупредительно перебила меня:
– Никаких проблем, давайте паспорта и фотографии. Выпьете кофе?
Я кивнул, и Яна, снова обворожительно улыбнувшись, скрылась на кухне. «Неужели ноги у нее длиннее, чем у Талии? – встревожился я, глядя ей вслед, но тут же успокоил себя – Нет, невозможно, – просто каблуки выше». Ладно, пока есть время, надо все-таки повнимательнее изучить Ташин паспорт. Virevitch Vitaly – значилось на первой странице. Да, если с фамилией на самом деле все в порядке, то вот имечко, мягко скажем…
– Ви-та-ли-я, – так и пришлось, изображая лицом клоуна, пятью минутами позже расшифровывать Ташино имя Яне, отрываясь от ароматного кофе.
– Какое интересное имя, никогда не встречала, – улыбнулась, заполняя бумаги, Яна.
– Румынское, – продолжил скоморошничать я.
– А-а-а, румынское, – поддержала мое шутовство умненькая Яна. – Это все объясняет. Подпишите вот здесь и здесь за гражданку Виталию Виревич.
Я в местах «где галочки», расписался за Талию – очень похоже, на мой взгляд. Кофе был допит, и я не без сожаления откланялся.
– Визы будут готовы, скорее всего, послезавтра, – сказала мне Яна на прощание, и мне показалось, что в улыбке, которой она проводила меня, скользнуло какое-то сожаление. Наверное, ей тоже хотелось в Швейцарию.
К себе на Николо-Ямскую я приехал уже ближе к часу дня. Распахнутые на проезжую часть окна во втором этаже говорили, что дружбан и компаньон Гоха на месте – секретаршу из соображений экономии мы рассчитали еще в начале лета, так что хозяйничать в офисе больше было некому. Да, насколько все-таки служба в вооруженных силах, особенно в рядах доблестной ОГПУ-ВЧК-КГБ- ФСК-ФСБ, коей Гоха отдал десять лет жизни, приучает к дисциплине! Ведь каждый понедельник, вставая ни свет, ни заря, он едет с дачи, завозит домой семью, моется, переодевается и ровно в десять, я уверен, он был уже на рабочем месте. Не то что я, разгильдяй, хоть и сын кадрового военного! Но поэтому-то я и взял Гоху в свой бизнес, когда тот уволился лет пять назад из «конторы» по выслуге лет. В наших турбинах и генераторах он до сих пор смыслил не больше, чем я – в сложении японских стихов «хокку», но вот администратором со своей дисциплинированностью и педантичностью он был просто от Бога, да и при всяких неожиданных осложнениях как со стороны «лихих» ребят, так и властных структур он со своей ксивой ветерана всех подразделений – от «Альфы», да еще с правом ношения оружия был просто незаменим. Одним словом, люблю я своего старого друга и партнера Гоху и, зная, какой сюрприз его ожидает, я сейчас поднимался по лестнице через две ступеньки и в предвкушении эффекта улыбался.
Гоха разговаривал по телефону. То есть он держал трубку телефона у уха, но ничего не говорил, а только время от времени кивал головой. Увидев меня, он поднес палец ко рту, давая понять, что разговор важный, и я тихонько уселся в свое любимое кожаное кресло. Через пару минут, за которые Гоха раз двадцать кивнул головой и один раз даже открыл рот, явно собираясь что-то сказать, этот своеобразный телефонный монолог завершился тем, что мой компаньон сказал все-таки на прощание своему собеседнику на другом конце провода: «Всего доброго» и с еще более грустным выражением лица положил трубку.
– Здорово, Гораций Феоктистович! – поприветствовал я его во весь голос. – Чегой-то ты такой грустный?
– Привет, Глеб, – сухо ответил Гоха, не поддержав моего купеческого тона. – А ты чего такой веселый? Может, поделишься радостными новостями, а то у меня тут с утра дела все больше не очень. Вот сейчас Алина Павловна звонила, а до нее Сохатый заходил.
Алина Павловна – это наша налоговая инспекторша, А Сохатый – Алексей Алексеевич Лосенко – любимый арендодатель. Ну да, у нас задолженность за прошлый квартал по налогам, и за офис пару месяцев не плачено, но все не так трагично, как представляет себе пессимист Гоха. С учетом зарплаты приходящей главбухше всего-то тысячи четыре баксов наберется. Ну, пять. В общем, немного, особенно если бы было, где их взять.
– Я думаю, «Росмашснаб» все-таки на этой неделе подпишет контракт, а нам там полтинник чистого профиту корячится, ты же знаешь, – напомнил я компаньону. – С аванса все дыры и заткнем.
Я говорил это нарочито спокойно и даже лениво, но уж я-то знал, что долбанный «Росмашснаб», обещавший подписать с нами чрезвычайно выгодный контракт, вот уже месяц водит нас за нос. А обещать и подписать – не одно и то же, и невзирая на «железную» договоренность, подкрепленную «отстегом» моему «контакту» на должности одного из вице-президентов этой шараги, судьба сделки уже и меня начала беспокоить.
– Весь вопрос только в том, когда он его подпишет, – печально вздохнул Гоха. – А то ведь пациент может не дожить до изобретения лекарства.
Вот ведь пессимист хренов! Неизбывное веселье, связанное с произошедшим позавчера изменением моего жизненного статуса, так и перло из меня, и даже унылый Гоха не мог его поколебать.
– Когда, когда? Когда трансвестит на горе в хрен просвистит! – ответил я, и сам расхохотался своей шутке. – Подпишет, куда денется! А не подпишет – так и без него проживем.
– Что с тобой, Глеб? – вышел из себя Гоха. – У нас кроме этого чертова контракта – ничего! Если он сорвется – мы банкроты!
– Что ты, что ты, мы – банкроты! – издевательски пропел я, внутренне умирая со смеху.
Гоха побагровел, и я понял, что сейчас он начнет громко ругаться матом. Пора была рассказать ему о своих обстоятельствах.
– Ладно, ладно, шучу! – поднял вверх руки я. – Не надо кидать в меня телефонами. Тут вот какие у меня дела…
И я вкратце изложил Гохе события прошедших уикенда, а также свою идею выйти из дела, и чтоб он забирал себе весь наш совместный бизнес со всеми потрохами.
– Ну, блин, ты даешь! – сказал, глупо как-то усмехаясь, Гоха, когда я закончил. – Как в кино, ей Богу! Расскажи кто, не поверил бы. Только слушай – я, конечно, безумно, просто фантастически рад за тебя, Глебка, брат, но что теперь будет с бизнесом, с конторой? В конце концов, извини, со мной?
– А что будет? – лениво проговорил я, крутя по столу карандаш. – Я ж говорю – забирай все себе, бизнес, контору – все. Сам посуди, на хрена оно мне теперь?
– Ну да, неподписанный контракт и кучу долгов? – ехидно прищурился Гоха.
Я не успел открыть рот, чтобы сказать, что все долги я беру на себя, а контракт все-таки скорее всего будет подписан, как заблеял телефон. Звонил мой «контакт» из «Росмашснаба». Официальным тоном он сообщил мне, что контракт подписан, и платежное поручение на аванс уже в банке, так что чтобы мы срочно комплектовали заказ. И поинтересовался, интимно понизив голос, когда ему меня ждать. Я заверил жадюгу, что как только, так сразу, и добавил, что приду не я, а Гоха. Контакт дал понять, что ему пофигу – кто, главное – с чем, и дал отбой. Я повесил трубку, просто заливаясь со смеху. Гоха все понял.
– Что, подписали? – спросил он, примирительно улыбаясь.
– Ага, и деньги перевели, – ответил, вытирая слезы, я.
Гоха встал, подошел ко мне, и крепко обнял.
– Да, сегодня твой день, партнер, – прочувственно сказал он. – Ты просто творишь чудеса.
Еще секунда, и этот мощный бывший гзбист пустил бы скупую мужскую слезу. Да, пожалуй, делать людей счастливыми – одно из высших наслаждений в этой жизни! Потом мы долго сидели, обсуждая детали
