объявить им ее, Ольги Апостоловой-Эдамс, последнюю волю, они должны быть гласно или негласно проверены на предмет их сексуальной ориентации. Поль Бернштейн ужаснулся, пытался переубедить ее, но Ольга с упорством больного человека осталась непреклонной. Воспротивиться воле клиентки адвокат не мог, но ему удалось смягчить формулировку. В результате в завещании появилась секретная клаузула, смысл которой сводился к тому, что наследник получает все по ее завещанию, если на момент вступления в права в распоряжение «Бернштейн и Сын» не будут представлены неопровержимые доказательства его, наследника, сексуальных контактов с представителями одного с ним пола. Также старому крючкотвору удалось убедить Ольгу, что такими доказательствами могут быть только или фотографии сексуальных контактов, или… собственноручное письменное и заверенное нотариально признание. Поскольку о то, и другое было в высшей степени нереально, Поль был уверен, что полностью нейтрализовал экстравагантную выходку своей пассии в интересах наследника Алексея Нарышкина, буде он вообще когда-нибудь будет найден.
– Таким образом, – неожиданно перешел от истории к делам сиюминутным Лорик, – если старик Серж или мой шеф увидят эти фотографии, ты не получишь ни-че-го. Усек?
Он замолчал, поставил локти на стол и, собрав в замок пальцы рук, уставился на меня неподвижным взглядом гипнотизирующей кобры. Но я и без гипноза был полностью подавлен. Деньги, свобода, так неожиданно свалившиеся на меня, уплывали у меня из рук. Однако неожиданно меня посетила мысль, показавшаяся мне спасительной.
– Усек-то я усек, вот только собственно сексуальных контактов-то и не было, – попытавшись быть ехидным и надменным, сказал я.
Не знаю, получилось у меня, или нет, но только на Лорика мои слова не произвели ровным счетом никакого впечатления.
– Это в смысле, что ты ей, то есть, ему так и не засунул? – усмехнулся он. – Да, на снимках впрямую этого нет. Но, во-первых, как ты докажешь, что этого не было совсем, а не просто не было сфотографировано? А, во-вторых, в клаузуле не прописано, что является сексуальными контактами, а что нет. По нашему, по рабоче-крестьянски, ежели кто лежит в койке голый с мужиком, значит – педик! Хочешь рискнуть узнать, какое мнение на этот счет у швейцарских адвокатов?
Я уже чувствовал, что не хочу, но Лорик, решив подавить во мне, наверное, всякое желание сопротивляться, не унимался:
– И любой встречный твой шаг тоже уже просчитан. Я размещу фотки в Интернете, и сообщу об этом Бернштейну. А если ты попытаешься превентивно договориться со стариком, нажимая на его расположение к тебе и к твоей тетке, я подключу Вадима. Конечно, ты можешь в отместку наябедничать ему на меня, но вот договориться с ним – это вряд ли. Хотя бы и из прирожденной вредности, – если есть хоть малейшая зацепка хоть не заплатить, не заплатит обязательно, и не важно – сколько, кому и за что.
Да уж, образный психологический портретик! И, главное, полностью соответствует тому, что я сам знаю о Шуляеве. Теперь-то тогдашний ресторанный финт Шуляева с коньяком стал мне абсолютно ясен, – он просто не дал расслабившемуся Бернштейну проболтаться насчет клаузулы! А ведь, вроде, – ну что ему до этого? Да, обложили со всех сторон. Так что же, надо договариваться? Тогда осталось задать главный вопрос.
– Ну, и – сколько? – вымученно улыбнулся я.
– А ты быстро схватываешь! – одобрительно закивал Лорик. – Сколько, говоришь? Да чего уж там, – как говорится, по братски, любую половину.
Задавая этот вопрос, я, конечно, уже понимал, что речь пойдет не о тысячах и даже не о десятках тысяч, но от такого ответа сердце мое оборвалось.
– Три миллиона двадцать шесть тысяч двести двадцать пять с половиной долларов? – автоматически как-то бесцветно переспросил я.
– Мелочь не в счет, – великодушно поправил меня Лорик, – трех лимонов будет вполне достаточно.
Я сидел, как китайский болванчик, безвольно склонив голову на плечо, переваривая услышанное. Внутри меня была пустота, в ушах гудело. Видимо, видуха у меня была такая, что Лорик обеспокоенно тронул меня за плечо:
– Эй, алё, очнись, приятель! Экий ты нервный.
– Да, да, я в порядке, – встряхнулся я.
Так, ладно, даже при плохой игре – улыбайся, а то так недолго и вообще лицо потерять! Растянув рот в неестественной, но широкой улыбке, я спросил:
– А не до фига тебе?
Лорик рассмеялся:
– Вот так-то лучше, наконец-то слышу нормальный базар! – И, посерьезнев, добавил, – В самый раз будет. Ты ведь умный человек, Глеб, и, надеюсь, не собираешься всерьез выбирать между тремя лимонами и нулем?
Да уж, в логике ему не откажешь. Три миллиона долларов больше, чем ничего, в такое же бесконечное количество раз, как и шесть. Ладно, попался, так хорошо, что хоть есть, чем откупиться! И черт с ними, с этими деньгами! И так не было у тебя ни фига, дядя Глеб, да вдруг, ну, пусть, не алтын, так хоть полалтына. Тоже ничего. От этих мыслей я успокоился и внезапно почувствовал зверский голод.
– Слышь, Лорик, – обратился к собеседнику я, – а давай перекусим? Только, чур, каждый платит за себя!
Тот заржал, оценив шутку. Мы заказали себе по пицце.
– Ладно, расколись хоть, как ты меня подловил-то? – стараясь выдержать шутливый тон, задал я Лорику вопрос, который теперь терзал меня едва ли не больше всего.
Лорик со снисходительной усмешкой откинулся на спинке скамьи.
– Вопрос на самом деле интересный! – явно любуясь собой, начал рассказывать Лорик. – Вот на тебя, к примеру, бабки просто свалились с неба, ты и пальцем ради них не пошевелил, все за тебя сделали. А вот я-то уж побегал…
Принесли пиццу, и Лорик с аппетитом набросился на еду. Заглатывая, почти не жуя, огромные куски, он поведал мне, что установил за мной наружку, давно, с месяц назад, когда стало ясно, что я – весьма вероятный кандидат в наследники, и что в их конторе это нормальная практика. Лорик, как шеф службы безопасности, по долгу службы знал содержание завещания, в том числе и клаузулы, поэтому на всякий случай пущенные за мной сыскари получили приказ Лорика немедленно докладывать ему о любом моем сексуальном контакте «на стороне».
– Сначала казалось, что у тебя очень однообразная жизнь, – насытившись и ковыряя во рту зубочисткой, продолжал Лорик. – Какие там, к черту, извращения, – одна жена, одна любовница – скука! Так что, когда мне вечером в пятницу доложили, что ты по всем признакам встречаешься на квартире на Преображенке со шлюхой, я за тебя порадовался, но и только, а пробить того, кто снимает квартиру, решил больше на всякий случай. Сначала просто удивило шлюхино имечко – Виталия, но если бы старуха – хозяйка квартиры, не зарегистрировала бы договор сдачи квартиры в найм гражданину Виталию Виревичу, одна тысяча девятьсот семьдесят девятого года рождения, вряд ли я допер бы, кто она такая на самом деле. Давно ты с ней, если не секрет?
То ли от неожиданности вопроса, то ли от особой ехидности, с которой он был задан, я не смог подавить в себе стыдливого мелкого желаньица немедленно реабилитироваться перед своим братом-натуралом.
– Это был первый раз. И я не знал, – ответил я, испытывая омерзение к себе от того, что унизился до оправданий перед вымогателем.
А Лорик с издевательской усмешечкой добавил интимным шепотом:
– Но второй-то раз, в воскресенье ты ведь знал?
Сказать в ответ было нечего, и я только ненавидяще поднял на него глаза. Но Лорику было мало этой маленькой психологической победы, ему нужно было еще и поиздеваться. Перегнувшись ко мне через стол, он прошипел:
– На простых девок уже не тянет, да, брателло? А говоришь, ничего не было.
А вот это – уже личное. Не твое это сраное дело и, видит Бог, будет возможность, сквитаюсь я с тобой, Лориэль Шаликович, за эти слова, и за многие другие. Но сейчас пришлось сдержать злость и, тоже понизив тон до шепота, я ответил:
