дожидается меня в кабинете. К моему удивлению и радости, это был Римингтон.
- Я только что отправил вам письмо, - сказал я, сердечно пожимая его руку.
- Что нового? - быстро спросил он.
- Больше, чем я желал бы. Разрешите предложить вам чаю или виски с содовой?
Он попросил чаю и проглотил огромное количество поджаренных ломтиков хлеба с маслом.
- Я еду прямо из Безинстока, - сказал он, - шеф очень обеспокоен за вас.
- Почему? Расскажите обо всем подробно.
- Конечно, - ответил Римингтон, принимая предложенную ему сигару и закуривая ее:
- Вы читали газеты?
- Разумеется.
- Значит, вам известно, что произошло в Нью-Йорке? В течение 10 дней одиннадцать неразоблаченных убийств, причем похищено много миллионов долларов. Нью-йоркская полиция работала не покладая рук, и на прошлой неделе ей удалось поймать шесть преступников. Но глава банды скрылся.
- Мы его знаем?
- Я лично не сомневаюсь в том, что этот человек, называвший себя Томасом Пэгсли и Джемсом Стэнфилдом. На самом же деле это Михаил Сэйр. Согласно отчетам Нью-йоркских газет, он бесследно исчез, но полиции удалось найти неоконченное им письмо. Первой страницы не хватает, он, вероятно, уничтожил ее. Вторая страница относится к вам. Вот оттиск!
Он вынул из бумажника листок и протянул его мне. Я читал медленно, слово за словом.
'Наша работа здесь закончена. Последние две недели дали прекрасные результаты, но предпринять здесь что-либо новое было бы опасно. Один человек является препятствием моему возвращению в Лондон. Вы отлично знаете, кого я подразумеваю. Я каждый день ожидаю от вас относящихся к этому сведений, и надеюсь, что вы успешно проведете дело до конца. За женщиной, которая вам известна, необходимо зорко наблюдать. Возможно, что она заслуживает доверия, но минутами я сомневаюсь в этом. Если Н.Г. будет убран с дороги...'.
- Очень интересно, - заметил я. - Кому адресовано письмо?
- Торговцу кожей в Бермондси. Оно было написано на бланке какой-то нью-йоркской кожевенной лавки.
- Письмо, несомненно, принадлежит нашему другу, - решил я, - на меня, действительно, сделано было два покушения, и я только что рассчитал секретаршу, которая добросовестно заносила в свой дневник все мои поступки.
Мы беседовали около часа и решили, что Римингтон пришлет сюда опытного сыщика, который тщательно обыщет местность. Он обещал мне также получить сведения относительно прежней деятельности моей секретарши в бюро, которое ее рекомендовал. Мне же Римингтон предлагал вернуться в Лондон.
- Не совсем-то приятно, когда тебя выкуривают из собственных владений, - сказал я. - Кроме того, в это время года мне нечего делать в Лондоне.
- Грэй, - ответил он серьезно. - Вы можете в окрестностях Лондона играть в гольф и продолжать работу над вашей книгой. Там ваша жизнь будет в большей безопасности, чем в этом пустынном месте. Но, не говоря уже обо всем этом, мы настаиваем, чтобы вы немедленно вернулись в Лондон. В Нью-Йорке и Париже число преступлений уменьшилось. Шеф полагает, что преступники собираются перенести поле своей деятельности в Лондон. Письмо, которое я вам показал, укрепило в нем это мнение. И я также убежден, что в ближайшие недели нам предстоит немало работы.
- Когда вы ожидаете меня?
- Сегодня же вечером. Теперь полнолуние, и мой шофер отлично знает дорогу. Мы отправимся после ужина и поспеем в Лондон к завтраку.
- Отлично. Я прикажу подать ужин пораньше, и мы тотчас же поедем.
Я рассказал Римингтону обо всем случившемся, но не заикнулся о страшных предчувствиях, томивших меня и оправдавшихся таким неприятным образом. Мы только что миновали Эксмур, как я вдруг вспомнил мучительное ощущение тревоги, не оставлявшей меня день и ночь, и вместе с воспоминанием меня снова охватило гнетущее чувство смерти. Я набил свою трубку, уселся поглубже в сиденье и попытался прогнать преследовавший меня страх. Но это мне не удавалось. Всю ночь меня тревожили злые предчувствия. Кустарники вдоль дороги казались вереницей ползавших человеческих фигур, свисток локомотива звучал, как тревожный сигнал.
На рыночной площади в Таунтоне стоял в раскрытых дверях своего дома человек и глядел во тьму. Когда мы проезжали мимо, он пытливо оглядел нас и повернулся. Через незанавешенное окно его гостиной я увидел телефон на столе. В Вайвлискомбе мы проехали мимо человека, стоящего у своего мотоцикла. Он согнулся, как бы желая рассмотреть номер нашей машины. Через 10 минут он промчался мимо нас, невообразимо треща своим мотоциклом. Когда мы проезжали по Селисберийской низменности и приблизились к Стонхенджу, подул очень холодный ветер. Мы выпили по глотку из взятой мною в дорогу бутылки и закутались плотнее в наши пледы. На одном из перекрестков стояло авто с потушенными огнями, производившее жуткое впечатление. Мы пронеслись мимо со скоростью 80 километров в час. Мужчина, сидевший в авто, едва успел разглядеть нас. Мы проехали через Амесбюри и Безинсток, дорога была отличная. Луна начала бледнеть. Занялась заря. Мы видели серебряную полосу в тучах, медленно окрасившуюся в пурпур. Через несколько мгновений мы находились уже в окрестностях Лондона; мы убавили ход, но все же ехали очень быстро в пасмурных сумерках. В Айлворсе, как раз после того, как мы проехали виадук, я почувствовал внезапно, что машина затормозила, и выглянул в окно. Нас остановил рослый полицейский с записной книжкой в руках, до этого говоривший с пассажиром большого автомобиля, стоявшего на краю улицы. Он подошел к поднятому окну.
- Господа едут в Лондон?
- Да, в чем дело?
Не успел я произнести это, как понял, что мы попали в мышеловку. Это спасло мне жизнь. Изо всей силы я оттолкнул в сторону маленький черный револьвер, направленный мне прямо в лицо. Раздался выстрел, я ощутил колющую боль в плече, и револьвер выскользнул из простреленных мною пальцев человека. Я едва-едва не схватил его за горло, но он вовремя увернулся. Авто медленно проехало мимо нас, мужчина вскочил в него, оставив свою фуражку на земле. Третий человек, который, казалось, появился из- под нашего авто, погнался за уезжавшей машиной, впрыгнул в нее, и все трое умчались с неимоверной быстротой. Римингтон приказал нашему шоферу следовать за ними.
Но не проехали мы и трех метров, как авто после нескольких толчков остановилось. Я выскочил. Обе задние шины были прорезаны. Другое авто повернуло за угол и понеслось по направлению к Лондону.
***
В середине октября я опять в первый раз после многих месяцев получила известия о своем муже. Я потеряла большую часть денег, полученную мной в виде вознаграждения за находку ожерелья миссис Трэмпертон-Смис, на которые я открыла шляпную мастерскую, оказавшуюся совершенно убыточной. Я теряла одну должность за другой, все по той же унизительной причине - моя наружность, хоть и пострадала от лишений, а мои поношенные платья давно уже вышли из моды, но я полагаю, что даже Елене Прекрасной едва ли приходилось выслушивать столько сомнительных предложений. Мои добрые намерения начали колебаться. Я уже почти окончательно решила прибегнуть к средству наживы, которое должно было положить конец моему честному образу жизни, как вдруг однажды утром моя хозяйка ввела в мою комнату молодого человека, похожего на банковского чиновника. Я как раз упаковывала пальто, которое собиралась отнести в ломбард, и была в отвратительном настроении. Я сердито закричала на свою хозяйку.
- С ума вы сошли? Я не принимаю у себя в комнате мужчин!
- Я пришел к вам по делу, - успокоил меня мой посетитель, когда хозяйка вышла. - Вы миссис Дженет Стэнфилд?
- Да, это я.
Он открыл свой бумажник и положил на стол 200 фунтов ассигнациями. Я бессмысленно поглядела на него.
- Директор банка сердечно приветствует вас, - сказал он и взял шляпу, чтобы уйти.
- Кто прислал эти деньги? Через какой банк?
