с рисунками и оттисками! Но тогда бы дотянулись до самого Шеврикуки. Или до Гликерии. Нет, рисунки вряд ли принимались во внимание. Но было отчего обеспокоиться Шеврикуке. И выходило, что он жалел Петра Арсеньевича. Шеврикука вспоминал: с кем был в приятельстве Петр Арсеньевич или хотя бы с кем поддерживал отношения? Сведения об этом были у него туманные. Петр Арсеньевич говорил о своем одиночестве и об отсутствии собеседников. Но не всегда же он был одинок. Кто-то наверняка знал и про обстоятельства его останкинской жизни. Это предстояло выяснить. Нетерпение гнало Шеврикуку к пятиэтажному дому Петра Арсеньевича. И все же Шеврикука посчитал, что визит следует отложить до полуночи. Да, новый домовой, как выяснилось из оправданий стеснительного Тродескантова, туда еще не перебрался, хозяйство не принял, но мало ли что? Вряд ли дом оставили без присмотра. И возможно, присмотр этот поручили цепкому глазу. Не исключено, что и не одному. Ну ладно, пообещал Шеврикука, как-нибудь сообразим... Но назначением полуночи Шеврикука скорее стремился утихомирить себя и действовать хладнокровнее. Что день, что ночь - условия визита оставались одинаковыми. И наверное, Шеврикуке предстояло превратиться в летучее насекомое - в комара или в дрозофилу. Либо стать пробивным тараканом, какому доступны все ходы коммунального строения. Не скажу, что это было приятно Шеврикуке, но, пожалуй, мелкое существо могло проворнее отыскать тайники Петра Арсеньевича. А они, полагал Шеврикука, были. Если их, конечно, уже не опустошили. Или не спалили в минуты пожара. Дом Петра Арсеньевича был хрущевских времен, без лифтов, квартиросъемщиков в нем проживало меньше, чем в двух подъездах Шеврикуки. Причины взрыва и пожара, разведал Шеврикука вечером, были самые обыкновенные. Утечка газа, повреждение проводки, пьяный курильщик в постели. Создать их не стоило трудов. Причем не постеснялись учинить беды людям, значит, сила действовала - бесцеремонная. Вряд ли Петр Арсеньевич, каким его Шеврикука знал, не следил за газом и электричеством. В сумерках Шеврикуке показалось, будто за ним наблюдают. Будто рожа наглеца Продольного мелькала в кустах бересклета. Будто шуршание чье-то следовало за ним. В тронутом взрывом подъезде было сыро и пахло горелым деревом. На трех этажах жильцов оставили, на четвертом и пятом квартиры освободили. Путешествия Шеврикуки мухой-дрозофилой были неспешно-осторожными и неожиданно утомили его. К открытиям они не привели, хотя и подтолкнули Шеврикуку к некоторым размышлениям. Но когда он летал в совмещенном уют-кабинете и был намерен спикировать под ванну, засыпанную кусками грязной штукатурки, он ощутил движение воздуха. Никаких ветров здесь быть не могло, но его, Шеврикуку, явно кто-то хотел сдуть или прибить к стене. А потом чья-то рука возникла, отдельная, сама по себе, смутно видимая, но чуть ли не с когтями. И рука эта стала ловить Шеврикуку. Дважды она взлетала, и пальцы ее сжимались, Шеврикука едва-едва успевал проскочить меж ними. И кто-то ухал в досаде. 'Этак ведь раздавят! Или прихлопнут!' Шеврикука ринулся ввысь, к потолку, к вентиляционному отверстию, юркнул в него, а рука ударила по пластмассовой сетке, и стена треснула. Несся Шеврикука трубами, воздушными ходами, словно им выстрелили, вылетел в пространство ночи, лишь во дворе разрешил себе спуститься в зелень. 'Каким тут комаром! Какой мухой! Истинно раздавят или прихлопнут!' И вырос в прежнего Шеврикуку. Но он был рассержен, вошел в состояние: 'Сейчас я с ними разберусь' - и двинулся к дому. Сразу же услышал жестяное: 'Не лезь, Шеврикука! Не суйся!' А никого рядом и не было. И будто бы камни покатились вниз в водосточной трубе. Сначала Шеврикуку остановила некая невидимая плоскость, словно бы он ткнулся лбом в незамеченную им стеклянную дверь. И тут же из мрака выпрыгнул гибко-резиновый призрак в шишковатом шлеме-маске и с палкой ниндзя в руке. Не раздумывая, Шеврикука ударил его в голову. Призрак охнул, согнулся, но смог вскинуть палку... Когда Шеврикука пришел в себя, он увидел рядом с собой Пэрста-Капсулу. Было утро. Шеврикука лежал в траве сквера улицы Королева. Пэрст-Капсула стоял над ним. - Ты же... - еле пробормотал Шеврикука. - Нет, - сказал Капсула. - Я остался. Я забыт. - Это ты меня ночью? - Нет, не я. Я нашел вас здесь. - Даже так? - спросил Шеврикука. - Именно здесь? - Да. Я искал и в других местах. Но нашел здесь. - Ладно. - Шеврикука попробовал подняться и встал. - Ничего. Все движется. Могло быть и хуже. Но стоит пойти и продлить больничный... Тебя послали меня отыскать? - Меня никто не посылал, - сказал Пэрст-Капсула. - Меня нет. Меня забыли. Я сам по себе. Я искал сам. - Но если забыли, - предположил Шеврикука, - могут и вспомнить. - Вряд ли. У них суета. Потому и забыли. И я для них слишком мелкий. Полуфаб. Возможно, недосотворенный. Промежуточная стадия. Или не так сотворенный и брошенный... - Пэрст - что за имя? - Пэрст - проблемы энергетического развития судеб. Транспортно- биологические, в скобках. Лаборатория. - Ну ладно, - сказал Шеврикука. - И что же мне с тобой делать? - Я вижу: вы теперь в затруднении, - сказал Пэрст-Капсула. - Может, я способен в чем-то вам помочь? - Ты-то? - удивился Шеврикука. - Вряд ли. И сам говоришь - слишком мелкий. - Именно потому, что слишком мелкий... Но обучен многому... Чуть ли не обиду ощутил Шеврикука в голосе духа. Не слаб и не сентиментален, как в ночь прощания, а серьезен был теперь Пэрст-Капсула. Мгновенно возникло соображение. - Ты пришел за своими вещицами? - спросил Шеврикука. - Нет. Просто потянуло к вам. Но они у вас? - Они пропали, - сказал Шеврикука. - Известно, кто их взял? - Пропал мой знакомый, кому я доверил их укрыть. Возможно, вместе с ним пропали и вещицы. Возможно. Но возможно, что тайники его остались нетронутыми. Я хотел проверить, но мне не дали. - Где и как? И кто не дал? Шеврикука, не тратя много слов, рассказал о Петре Арсеньевиче, о его доме, взрыве и пожаре. - Я могу проникнуть, - сказал Пэрст-Капсула, - и посмотреть. - Ну-ну! - покачал головой Шеврикука. - Уж если я... - Я могу. У меня другие возможности. - Попробуй, - сказал Шеврикука. И он отправился домой. Пэрсту-Капсуле было предложено, если попробует и справится с делом, прибыть ночью во двор Землескреба в то самое укромное место, где он и вручил Шеврикуке вещицы в канун ожидаемой им гибели. В два часа ночи Шеврикука вышел во двор. Пэрст-Капсула ждал его. - Я там был, - сказал он. - Тех вещей там нет. Или я на них не наткнулся. Отыскал лишь это. И он протянул Шеврикуке портфель, какие имели учителя или скорее учительницы в двадцатых годах столетия. - И где? - Полости в плитах перекрытия, - сказал Пэрст-Капсула. - Между вторым и третьим этажом нетронутого подъезда. Производственный брак завода панельного домостроения шестьдесят первого года. В других полостях и пустотах не обнаружил ничего существенного. Но возможно и повторное исследование. - Пока не надо. Помолчав, Шеврикука сказал: - Я ввел тебя в заблуждение. Твоих вещиц в том доме и не было. - Вы мне не доверяете? - Не знаю, - сказал Шеврикука. - Я один. Меня никто не посылал, - опять в голосе Пэрста-Капсулы была обида, но теперь к ней добавилась и печаль. - Я хотел помочь... - Я никому не доверяю, - сказал Шеврикука. - Такая нынче жизнь. - Я один. Мне некуда идти. Я устал. Есть причины. Мне надо отдохнуть. Выспаться. Но не на виду. - Ну ладно, - сказал Шеврикука. - У меня в подъездах найдется место. Пошли. Порядочных московских чердаков, где можно было бы развешивать белье или держать голубей, в Землескребе не было, но получердачье возле шахт лифтов имелось. Чтобы подобраться к механизмам в случае их поломки или вылезти на плоскую крышу. Бомжей в своих подъездах Шеврикука не поощрял. Но один бомж как-то у него завелся. Вернее, это был не совсем бомж, а законный житель второго этажа, любитель одеколона и аптечных жидкостей, поругавшийся с матерью, с братом и потому решивший произвести себя в бомжи. Мать с братом строптивого укротили, отправили в лечебницу, а в получердачье осталось от него логово с помятой раскладушкой. Лучшего убежища Пэрсту-Капсуле Шеврикука предоставить не мог. Шеврикука сопроводил Пэрста-Капсулу на верхний этаж, по железному трапу они поднялись к дверце, обитой ведерной жестью, усталому духу было показано предлагаемое место жительства. Пэрст-Капсула кивнул, ему и раскладушка с рваным брезентом была хороша. Радость Пэрста-Капсулы отчасти растрогала Шеврикуку, и он даже указал гостю на ком войлока в углу чердака и на драный плащ прежнего бомжа, ими можно было утеплиться. Хотя ночи пока стояли душные. Впрочем, Шеврикука тут же пробормотал как бы в воздух слова о том, что им, наверное, надо будет подумать, где бы сыскать место поудобнее, поспокойнее, а то вдруг выйдут какие-либо затруднения. 'Да-да, - согласился Пэрст-Капсула. - Мне бы только отдохнуть дня три...' 'Да нет, это я так, - великодушно успокоил его Шеврикука. - Отчего же дня три? Можно и побольше... Торопиться не будем'. 'Пусть уж он за мной присматривает, - подумал Шеврикука, - если его прислали с этим...' А сам он с портфелем Петра Арсеньевича проследовал в квартиру Уткиных.
14
Но Петра ли Арсеньевича добыли ему портфель? Запахи от портфеля подходили к Петру Арсеньевичу. Но ведь сколько сейчас выведено специальных умельцев, в частности, и по запахам! И все же Шеврикука, осмотрев вещь, посчитал, что портфель, даже если он и направлен к нему со злым или хитрым намерением, подлинный. Портфель хорошей кожи, красно-бурый когда-то, местами и теперь сохранивший первобытный цвет, конечно, потертый и с щелями, был небольшой, потому Шеврикука и подумал, что он - женский. Именно такой новенький портфель носила в двадцать восьмом году учительница школы второй ступени из строения Шеврикуки, сама только что оставившая парту. И теперь Шеврикука вспоминал о той учительнице
