шкура! И вор. Отвратительный вор военного времени. Если вы мне посмеете украсть у моих майорш хоть крошечку сахара, хоть крупиночку, я вас возьму с собой прогуляться на передний край. Вы будете ползти первым, а я за вами. И если вы затормозите – я вас пристрелю. Вам понятно, Палкин?
– Понятно, товарищ капитан, – клацая белыми зубами, ответил Палкин. Разрешите исполнять?
Что-то очень много я тебе написал, тетка.
А в общем, все идет не так уж плохо, тетка! Старухи, разумеется, продолжают меня мучить своим воспитанием, они считают, что нашему поколению не хватает «нравственных устоев». И, с их точки зрения, врач ничего, но у меня грубые манеры (о господи!), кричу на их бедняжку Палкина, который (зачем только я взялся их опекать?) мухи не обидит, никогда ничего не украдет и без которого им ни минуты не прожить, а кроме того – как они считают, мои начальницы, – очень дурно, что у меня нет невесты.
– Вы лишены сдерживающих начал, – заявила мне как-то Ашхен.
– Почему? – удивился я.
– Вас никто нигде не ждет. А поэт Симонов написал: жди же меня, подожди же!
– Не писал этого Симонов! – ответил я.
Короче говоря, тетечка, ужинать я теперь должен с ними, они «укрепляют» мои нравственные устои и пихают в меня всякие витамины. Бывает интересно, а бывает скучно.
Береги себя.
Если бы ты не выскочила замуж за Родиона Мефодиевича, то я, при отсутствии у меня «нравственных устоев», вполне мог бы на тебе жениться. К сожалению, я твой племянник, это как-то нехорошо. С другой стороны, разница в возрасте у нас уж не такая большая. А с прошествием времени я бы женился на других, молоденьких, и мы бы с моими молоденькими женами катали бы тебя, старенькую, в кресле.
Пиши мне, тетка! Тетечка ты моя!
В МЕДСАНБАТЕ У СТАРУХ
Во время очередного нравоучительного разговора о нравственных началах в медицине Палкин принес флотскую газету «На вахте». Володе было велено читать первую полосу с начала до конца, хоть все, что тут было напечатано, они уже слышали по радио. Сначала Устименко начерно пробежал страницу глазами. Он всегда так поступал, и Ашхен Ованесовна всегда за это сердилась.
И нынче она тоже рассердилась.
– Ну! – крикнула Яга. – Это же не по-товарищески, Устименко! Мы ждем, а он читает сам для собственного удовольствия. Я всегда знала, что вы эгоист, Владимир Афанасьевич…
– Триста тридцать тысяч человек, – прочитал Володя. – Ничего себе! В Германии официально объявлен траур.
– Вы мне не пересказывайте, как в красном уголке, вы мне подряд читайте, – велела Ашхен. – Он с нами как с дурочками обращается, правда, Зиночка? Он нас не удостаивает прочтением!
Зинаида Михайловна обожглась чаем и согласилась, что не «удостаивает».
– Да господи же, пожалуйста! – воскликнул Володя и, придвинувшись ближе к лампочке, стал читать вслух: – «В конечном счете контрнаступление под Сталинградом переросло в общее наступление всей Советской Армии на огромном фронте от Ленинграда до Азовского моря. За четыре месяца и двадцать дней наступления Советская Армия в труднейших условиях зимы продвинулась на Запад на некоторых участках на 600-700 километров, очистив от врага районы страны…»
– Вы когда-нибудь слышали, как читает пономарь? – осведомилась баба-Яга. – Или не слышали?
– Не слышал! – сказал Володя. – Но больше читать не буду. Вы все время мною недовольны!
– У вас, Володечка, нет художественной жилки, – сказала Бакунина. Даже я лучше вас прочитала бы.
И она своим тоненьким голосом стала читать про танки и пушки, про бронетранспортеры и самолеты, про трофейные снаряды и авиационные бомбы. А баба-Яга слушала и кивала носатой головой, и на стене землянки кивала ее тень – еще пострашнее, чем сама Ашхен Ованесовна.
– Чем вы там все время скрипите? – спросила она Володю.
– Тут пистолет валяется разобранный, я хочу его собрать. Ваш?
– Мой, – кивнула Ашхен. – Я его разобрала, а сложить обратно не могу. По-моему, там много лишнего.
– Вы думаете?
– Уверена.
Зинаида Михайловна дрогнувшим голосом прочитала про поворотный пункт в истории войны. И прочитала про то, что в огне Сталинградской битвы человечество увидело зарю победы над фашизмом. И еще про то, что немцы пишут: «Мы потеряли все же Сталинград, а не Бреславль или Кенигсберг».
– Дураки! – сказала Ашхен. – Самодовольные идиоты! Правда, Володя, Зиночка хорошо читает? Она раньше декламировала, когда была молоденькой, «Сумасшедший», кажется Апухтина, и это, знаете, «Сакья-Муни». Не слышали? Когда-нибудь Зиночка вам продекламирует!
И она показала, как Бакунина читает стихи. Для этого Ашхен Ованесовна слегка вытаращила свои черные глаза, перекосила рот, попятилась к стене и воскликнула:
Поздно, вошли, ворвались,
Стали стеной между нами,
