спросил:
– Ты ведь Балагу знаешь?
– Смеетесь, Иван Михайлович? Балага вот как меня уговаривал воровство перекрестить. Он до того сознательный стал, прямо пионер.
– Сознательный на такую мелкоту, как ты.
– Это почему же я мелкота?
– А кто ты? Людей режешь, что ли?
Опять помолчали. Жмакин слышал, как колотится его сердце. Несмотря на то что Иван Михайлович назвал его мелкотой, говорили они нынче на равных, и тем, что Лапшин назвал ему Балагу, он как бы полностью выразил свое доверие Жмакину. С этого мгновения они были вместе против Корнюхи. Вместе с убитым Толей Грибковым, вместе с Бочковым, с Побужинским, со всеми теми, кто выдирал Жмакина из «поломатой» жизни, – против убийцы Корнюхи. Вместе с Криничным, который летал в Киев за Нелей, вместе с Окошкиным, который искал ружье в озере.
– Ну? – откуда-то издали спросил Лапшин.
Жмакин огляделся. Иван Михайлович стоял теперь у окна, покуривая.
– Я на тебя, Алеха, надеюсь, – сказал он, шагнув к Жмакину. – И я надеюсь, и откровенно признаюсь, мне и народу моему очень важно, чтобы именно ты нам сейчас помог. Мы на тебя, как говорится, поставили, мы тебе давно поверили, еще до всяких доказательств твоей непричастности в этой истории с ножом. Я тебе по-товарищески говорю: нам с тобой трудно пришлось. И неприятности у нас были. Да, впрочем, что нам с тобой толковать, если ты, как я понимаю, просто кодлы боишься, жизнью дорожишь…
Жмакин хитро, боком взглянул на Лапшина, усмехнулся. И Иван Михайлович понял – этот маневр с воровским судом он применил зря, да и вообще, пожалуй, со Жмакиным хитрить больше не следует. В открытую так в открытую.
– Ну ладно, это я – из воспитательных соображений, – тоже усмехнулся Лапшин, – давай прямо. Нам Балага Корнюху не даст. Да и Корнюха не прост – Балага сам не знает, где тот окопался. Если мы Балагу возьмем – последняя связь оборвется. Ты парень неглупый, должен понять. Кстати, Балага твои последние художества знает, как ты резался и в больнице находился.
– А еще что он знает?
– Знает, что из больницы ты убежал.
– Симулировал там?
– Допустим, в психиатрической и симулировал.
– Ладно, попробую, – поднимаясь, сказал Жмакин. – Но не обещаю ничего. Сорвется – не моя вина.
– Дров только не наломай! – вглядываясь во внезапно побледневшее лицо Алексея, не торопясь сказал Лапшин. – Вот Толя Грибков покойный…
– Толя Грибков, я слышал, хорошего человека спас своей грудью, – перебил Жмакин. – Это не называется дров наломать…
Лапшин промолчал: что-то происходило со Жмакиным на его глазах, какая-то трудная внутренняя работа, и понять ее было не легко.
– Ладно, – сказал Лапшин, – иди, Алексей, действуй. Деньги-то у тебя есть?
– А полон город. Сумочки, бумажники, кошельки, часы. Все ваше – будет наше. Техника на грани фантастики…
Он криво и болезненно усмехнулся, еще стыдясь того, что происходило в нем. И Лапшин, понимая это, как бы пропустил его слова мимо ушей. Впрочем, пожалуй, и не следовало ему в его нынешнем состоянии предлагать деньги.
– Записочку мне дайте, чтобы не взяли меня ваши орлы раньше времени, и телефоны все ваши, и служебные и личные, – сказал Жмакин. – Более ничего не требуется. Согласно закону божьему.
Лапшин все написал, Жмакин аккуратно спрятал подальше, в маленький карманчик брюк.
– Пересуд мне еще будет? – погодя спросил он.
– А как же? Воровать-то ты воровал?
– Значит, получу по совокупности?
– Согласно науке, по закону.
– А за братишек Невзоровых, когда я у них финку из рук выкрутил и срок имел, – это в зачет или бог простит?
Иван Михайлович не ответил.
Взяв со стула кепочку, обмахнувшись ею, словно веером, Жмакин пошел к двери. Лапшин догнал его, повернул к себе за худое, мускулистое плечо и сказал сурово:
– У нас, когда человек на серьезное и опасное дело идет, принято желать ему удачи. Так вот я тебе, Алексей, желаю удачи…
– У вас человек притом пистолет имеет, не говоря об удостоверении. А у меня бумажечка от начальника – всего арсеналу…
Быстро и жестко взглянув на Лапшина своими зелеными окаянными глазами, Жмакин вывернул плечо и аккуратно закрыл за собой дверь.
Из той получки в мастерской у него еще оставалось рубля три с мелочью. Трамвай домчал его до
