прежде всего свидетельство гуманизма нашего советского общества, его беспредельных возможностей. Судите сами: 1700 матросов-балтийцев экипаж линкора - нагрузили 'Ермак' всего за сутки.
В тот же день в Москву ушла телеграмма членам Правительственной комиссии. В ней сообщалось, что 9 февраля в 23 часа 50 минут 'Ермак' вышел из Кронштадта, и выражалась горячая благодарность рабочим и инженерам завода имени Орджоникидзе за быстрое окончание ремонта и Краснознаменному Балтийскому флоту - за исключительную помощь при погрузке. 'Очень многим мы обязаны постоянному вниманию тов. Жданова,писал в телеграмме О. Ю. Шмидт.- Ленинградские и московские организации охотно откликнулись, проявляли инициативу, рассматривая помощь группе Папанина как общенародное дело'.
Тогда же состоялось решение о посылке к льдине и мощного ледокола 'Мурман', который имел большой запас угля и шестимесячный запас продовольствия. 7 февраля 1938 года 'Мурман' вышел в море.
Спасать нашу четверку вызвались очень многие советские люди. Родные мои люди! Они не думали о том, сколь это опасно, они рвались на помощь соотечественникам, попавшим в беду.
Экипаж знаменитого летчика Чухновского (с острова Рудольфа) телеграфировал в Москву: 'Просим разрешить нам полет для снятия группы Папанина... План операции сообщен в Главсев-морпути Ушакову'.
Летчики Илья Мазурук и Матвей Козлов сообщали Ушакову из бухты Тихой, что их самолет готов вылететь из Тихой на Шпицберген для помощи четверке.
Марк Иванович Шевелев и его экипаж выдвинули предложение: их самолет Н-210 грузит У-2 в разобранном виде. В паре с другим самолетом перелетит в Баренцбург, где возьмет бензин для второго самолета. Вылетают в Гренландию, поближе к нашей льдине. Н-210 производит посадку. У-2 отправляется к нам, и если 'Ермак' задержится в тяжелых льдах, летчики доставят нашу четверку на берег...
Бесстрашный мотобот 'Мурманец' был затерт льдами, но упрямо, упорно стремился к нам на выручку. Что там был за лед^яспо по радиограмме с 'Таймыра' Шмидту: '13.02.38 г. Мы пока на всем пути продвижения площадок (для посадки самолетов.- И. П.) не видели, везде крупно битый многолетний лед, только приходится поражаться, чем его так разбило'.
Экипаж 'Мурманца' рвал аммоналом крупно битый лед, охраняя судно. Свободная вода была в трех милях, но у 'Мурманца' не хватало мощности пробиться сквозь лед. К 'Мурманцу' выслали траулер и подводную лодку.
Потом вышло из строя рулевое управление ледокола 'Мурман'. Поломка была ликвидирована за сутки.
15 февраля капитан 'Мурмана' Котцов радировал: 'Мы стоим недалеко от 'Таймыра', ближе к Папанину, чем 'Таймыр'. Но темно, их не видно'.
Пока мир шумел и волновался, наша льдина несла нас к югу. Нам предстояли еще две недели дрейфа.
В начале февраля Женя сообщил о результатах астрономических наблюдений: нас унесло еще дальше к югу, и очень скоро мы должны увидеть солнце, так как движемся ему навстречу...
Петр Петрович приводил в порядок свои научные материалы. Все свободное время мы с Кренкелем занимались благоустройством лагеря. Эрнст поставил для своей антенны три мачты. Антенну пришлось натянуть под углом: размеров льдины уже не хватало, чтобы растянуть во всю длину провод в семьдесят метров. Потом он установил связь с 'Мурманпем'.
Приготовили четыре факела, чтобы в случае сжатия осветить свою ледовую территорию.
В телеграмме, отправленной 8 февраля в шестнадцать часов, мы сообщили: 'В районе станции продолжает разламывать обломки полей протяжением не более 70 метров. Трещины от 1 до 5 метров, разводья до 50. Льдины взаимно перемещаются, до горизонта лед 9 баллов, в пределах видимости посадка самолета невозможна. Живем в шелковой палатке на льдине 50 на 30 метров. Вторую мачту антенны ставим на время связи на другую льдину. С нами трехмесячный запас, аппаратура, результаты. Привет от всех'.
Движимый желанием собрать с дрейфующих баз как можно больше имущества, Петрович вскарабкался на высокий торос, который торчал на соседней льдине, и стал осматривать окрестности. Ему удалось обнаружить две базы с продовольствием и горючим, но добраться к ним было невозможно: они были отделены от нас широкими трещинами. Однако вскоре льдины сблизились. Мы воспользовались этим и поспешили к своим базам.
Быстро перетащили запасы продовольствия. Перебрались еще через одну трещину и взяли нарты, которые лежали около гидрологической палатки.
Я остался дежурить на ночь. Показалась луна. Для нас это большая радость: в темноте можно провалиться в трещину.
Днем мы послали телеграммы семьям, чтобы не беспокоились, а то еще, чего доброго, они начнут думать, что мы здесь погибаем...
В полдень я вышел из палатки и не удержался от радостного восклицания:
- Солнце! Наконец-то!
У горизонта сквозь туман просвечивал долгожданный красный диск. На оранжевом фоне - яркая заря. Резко выделяются зубчатые груды торосов.
Эрнст и Женя заулыбались, вылезая из-под меховой одежды, которую они сортировали.
Эрнст взглянул на нас и удивился:
- Какие вы страшные, измученные, желтые! В темноте это было незаметно... Интересно знать, на кого я сам похож?..
Снова надвигалась пурга. О ее приближении мы узнали по барометру и по беспокойному поведению Веселого.
А когда все вместе собрались в палатке, слушали последние известия по радио. В передаче много говорилось о нас.
Председателем правительственной комиссии, узнали мы, назначен Анастас Иванович Микоян. Спасение четырех советских людей, терпящих бедствие на льдине, рассматривалось как государственное дело. Так разве можно было сомневаться в том, что мы не будем оставлены на милость волн Гренландского моря! Мы продолжали спокойно работать на обломке нашей льдины.
Мы отправились, перепрыгивая через трещины, на одну из соседних льдин, где остался технический склад. Выбрали со склада все, вплоть до мелочей, и привезли на нартах в лагерь. Теперь он напоминает цыганский табор.
Льдина, на который мы живем, треснула еще в трех местах. По краям ее тоже обнаружились трещины, и мы думаем, что скоро останемся на малюсеньком обломке.
Целый день работали с Эрнстом, приводя все в порядок. После каждого путешествия на соседние льдины, где у нас еще осталось горючее, мы возвращались в палатку и заводили патефон. Эрнст напоминал мне об этом обычной фразой:
- Отведем душу, что ли?
Обедаем в палатке, но хозяйство все время держим наготове: после обеда выносим из палатки всю посуду и примусы.
Решили построить себе снежную хижину, как только стихнет ветер, пошли искать для нее место. Проблема площади приобрела особую остроту: мы 'обеднели' и дорожим каждым метром.
Ветер ужасающей силы сотрясал нашу шелковую палатку, в которой мы не очень-то засиживались: нарты с грузами каждый час приходилось перетаскивать на новое место.
Температура воздуха - одиннадцать градусов холода.
Эрнст перехватил в эфире текст телеграммы, посланной из Главсевморпути капитану 'Мурманца' Ульянову, и, когда у нас настала короткая передышка в борьбе со стихией, зачитал нам ее:
'Правительство поручило мне передать Вам задание обязательно дойти до лагеря Папанина, спасти героев - снять их со льдины. Вложите все силы в выполнение этого исторического задания. Доносите о продвижении каждые шесть часов. Шмидт'.
12 февраля утром Теодорыч поднял всех криком:
- Огонь на горизонте!
Я не поверил, но все же вылез из мешка. Дело в том, что такие 'огни на горизонте' смущали нас уже раза три, и всегда оказывалось, что это близкие к горизонту звезды, случайно выглянувшие из-за облаков.
- Не могут же звезды гореть полтора часа на одном месте! - убеждал меня Эрнст.- Я этот огонь давно уже вижу, но все сомневался, не хотел будить... Посмотри, Дмитрич: по-моему, это прожектор 'Таймыра'...
Мы вылезли из палатки и увидели на востоке огонек. Женя навел на него теодолит и подтвердил:
- Это не звезда!
На 'Таймыре' - а это был он - будто почувствовали наше волнение и начали водить прожектором по горизонту.
Эрнст сообщил по радио на ледокольный пароход, что мы видим его огонь. Там наше сообщение вызвало ликование...
- У нас очень хороший корабль, очень крепкий,- говорил нам по радиотелефону капитан 'Таймыра'.- Я надеюсь подойти к вам вобл-иже. До скорого свидания!..
Мы условились с 'Таймыром', что вечером зажжем факел, о па корабле ответят нам прожектором.
'Ермак', как сообщили нам по радио, пробивается сквозь льды Финского залива.
За обедом согрелись и успокоились, а то от холода всех трясло.
Как было условлено с 'Таймыром', я зажег огонь: привязал ракету к железной трубе; Петрович пошел на самый высокий торос наблюдать, когда 'Таймыр' включит прожектор. Долго ждать не пришлось: на горизонте ярко вспыхнул огонь.
Ракета болталась на шнурке, привязанном к шесту; я крутил шест над головой, и яркое пламя, гудя, рассыпало потоки искр...
'Таймыр' видел наши сигналы хорошо.
Вечером слушали 'Последние известия'. Мой отец и братья собираются приехать в Москву встречать меня.
Только здесь, на льдине, мы оценили чай: пьем его по пять раз в, день. Лишь он дает нам тепло.
Подул слабый ветер, сгущается туман.
Мы зверски мерзнем. Решили: если 'Таймыру' не удастся снять нас в конце этого месяца, обязательно утеплить жилье второй крышей. Кроме того, сделаем второе полотнище у входа.
Кренкель не сидит в палатке, а все время разгуливает по льдине: согревается.
