съезд партии.
Я читал газетные статьи, посвященные ледовому дрейфу, смотрел на горы писем, и в душу стало закрадываться смятение: какая же новая ответственность ложилась на плечи каждого из нашей четверки - не меньшая, чем на льдине! Думал о том, что каждый шаг в жизни должен сверять с тем высоким, чем одарила нас Родина,- признанием; о том, что нигде, ни при каких обстоятельствах не должны мы запятнать чести Героев. В этих моих раздумьях, когда схлынула первая радость встреч, больше всего было беспокойства.
Снова и снова я мысленно клялся быть достойным тех высоких слов, которые люди говорили в наш адрес.
Бригады, звенья, цеха вставали на папанинскую вахту. Ставились трудовые рекорды, совершались автопробеги, проводились всевозможные соревнования в нашу честь. Все это было, конечно, приятно, но порой хотелось сказать некоторым товарищам: 'Родные, не надо!'
Нас просили дать отзыв о спектакле, книге, картине, фильме. Мы, естественно, отказывались. На нас обижались. А чего только не было в почте! Оказывается, 21 мая 1937 года, в день нашей высадки на льдину, в семье москвичей Хотимских родился сын. В честь события назвали его Севполь - Сев[ерный] пол [юс]. Каждый из нас, возвратясь на родину, получил по фотографии малыша. Мальчика нельзя было не поздравить хотя бы с первой годовщиной. Я написал его родителям:
'Воспитайте Севочку так, чтобы он был хорошим и полезным гражданином нашей великой Родины. За фотокарточки большое спасибо. Буду хранить их. Желаю Севполю счастливой жизни'.
Потом след мальчика я потерял: хлопоты, занятость с годами не уменьшались, а росли. Спустя 26 лет получил я письмо - от Хотимского- старшего:
'Памятуя Ваш наказ, с гордостью могу отчитаться, что сын носит такое имя вполне оправданно. Наши надежды родителей и Ваш наказ друга он оправдал. Окончил 10 классов. Четыре года прослужил на Балтике во флоте старшим матросом-радистом. Вернувшись из армии, он стал работать и учиться в вечернем институте факультета радиоэлектроники, теперь он учится на 6 курсе, работает инженером-конструктором, комсомолец, собирается вступить в члены КПСС, женат. Жена - инженер- экономист. Растят сына. Хорошая, дружная семья радует нас, родителей'.
19 марта 1938 года в 'Правде' появилась заметка 'Мы гордимся вами'. Когда я взглянул на подписи, мне стало жарко, пожалуй жарче, чем в те часы, когда на льдине крутил я с Женей Федоровым лебедку, измеряя в очередной раз глубину Ледовитого океана. Мы тогда, на льдине, часто мечтали о том, как пойдем в театр, увидим любимых актеров. А теперь вот под небольшой заметкой, которая кончалась словами: 'Всероссийское театральное общество ожидает встречи с вами в стенах 'Дома актера' стояло великолепное созвездие имен. Станиславский! Москвин! Качалов! Яблочкина! Барсова! Тарасова! Мансурова! Козловский! Щукин! Образцов!
Нет, думал я, на этот раз побегу на такую встречу!
Но митинги следовали за митингами, собрания - за собраниями, и жизнь нашей четверки, как и на станции 'Северный полюс', оказалась расписанной по часам.
Однако встреча состоялась, да какая! До утра.
О том, как нас 'ловили', чтобы договориться о встрече, рассказал в своей книге 'В нашем доме' стремительный и веселый человек - бессменный директор-распорядитель Центрального Дома актера Всероссийского театрального общества Александр Моисеевич Эскин.
Оказывается, была создана особая комиссия, куда вошли (оцените, театралы!) Александра Александровна Яблочкина, Сергей Владимирович Образцов, Мария Владимировна Миронова, Осип Наумович Абдулов, Владимир Аркадьевич Канделаки и другие; как пишет А. М. Эскин, 'большая группа энтузиастов'. Был разработан план вечера с элементами детектива. И мы попались на удочку.
А. М. Эскин поехал в Ленинград, но так и не сумел увидеться с нами. А 'перехватили' нашу четверку Эскин и его друзья в Москве, в Камерном театре, где шла пьеса Михаила Водопьянова (подумать только!) о нас же.
В антракте ко мне подошел человек, которого я тотчас вспомнил (как-то мы ехали с ним в Ленинград в одном купе). Я поздоровался первым, он засмеялся и процитировал:
- Случай всегда приходит на помощь тому, кто борется до конца...
Мы сразу, конечно, условились о встрече, и я, воспользовавшись тем же всемогущим случаем, попросил для всех нас билеты во МХАТ на 'Анну Каренину': ведь в спектакле играли А. К, Тарасова и Н. П. Хмелев!
В день встречи каждому из нас подали машину, и у гостиницы 'Метрополь' все машины 'испортились'. Мы не заподозрили в этом совпадении ничего странного, постарались успокоить сопровождавших нас актрис, которые занервничали. Пришлось пересесть в обычный рейсовый автобус. Ну, автобус как автобус, был в нем даже - чего не случается! подвыпивший гражданин с дворняжкой, которую он вместо поводка держал на веревке. Гражданин, пошатываясь, объяснял пассажирам, что именно он был на Северном полюсе и везет теперь не просто пса, а самого Веселого. Мы так заслушались, что опять не заподозрили подвоха.
Подошла молодая женщина с кожаной сумкой, типичным кондукторским голосом спросила: 'Билетики, граждане!' Мы протянули мелочь - и в наших руках оказались билеты на 'Анну Каренину'. Раздался общий дружный смех! Все это подстроил Эскин!
Кондукторшу сыграла Мария Владимировна Миронова, а подвыпившего гражданина со стопроцентной достоверностью изображал Осип Наумович Абдулов!
Очень запомнилась мне поездка в Киев. Встречали киевляне нас с редкостным радушием.
После выступления на областной партийной конференции вышел я из здания. Вокруг, по обыкновению, собралась толпа. Хотел я уже сесть в машину, как кто-то сильно дернул меня за рукав. Обернулся и увидел древнюю старушку, впрочем жизнерадостную и подвижную.
- Куда ты все торопишься,- возмущенно сказала старушка,- я два литра лампадного масла сожгла, молилась за вас, чтобы не утонули. А теперь и не подступишься к вам. Я-то пришла сюда в гости тебя позвать, да, видно, не дозовусь.
Посадил я бабусю в машину и поехал к ней в гости, в рабочий пригород. Там нас уже ожидали. Старенькая моя спутница повторяла торжествующе:
- Я же говорила, что привезу Папанина!
Наша ледовая экспедиция доказала приоритет советских людей в изучении района Северного полюса. Начиная с 1937 года и до начала Великой Отечественной войны деятельность советских полярников была одной из важных тем периодической печати, широко освещалась в научно-популярной и общественно-художественной литературе. И после войны печать Советского Союза и зарубежная постоянно возвращаются к этой теме.
Сколько же было публикаций о станции 'Северный полюс-1'? На этот вопрос решил ответить старший научный сотрудник Библиотеки естественных наук Академии наук СССР Г. С. Тихомиров. Как-то он зашел ко мне и задал вопрос:
- Сколько, по вашему мнению, напечатано статей о вашей дрейфующей станции, о Папашше и папанинцах?
- Думаю, сотни две-три,- неуверенно ответил я.
- Ничуть! - воскликнул Георгий Сергеевич.- Я уже составил список более чем на две тысячи публикаций. Но это еще далеко не все. И только в советской печати...
Да и моя книга-дневник 'Жизнь на льдине' в Советском Союзе была издана массовым тиражом семь раз, переведена на многие иностранные языки. Шестое издание 'Жизни на льдине' вышло у нас в 1972 году. Это была первая книга в массовой библиотеке 'Путешествия и открытия XX века', выпускаемой по подписке издательством 'Мысль'. А седьмое издание с обстоятельным послесловием академика Евгения Константиновича Федорова было посвящено сорокалетию 'СП-1'.
ДОРОГИ, ДОРОГИ...
Торжественная и сердечная встреча в Кремле с руководителями партии и правительства произвела на нас неизгладимое впечатление. На прощание И. В. Сталин сказал:
- А теперь мы отправим вас отдохнуть вместе с семьями. Когда понадобитесь, мы вас вызовем.
И нас отправили в подмосковный санаторий.
В один из вечеров директор санатория сказал мне:
- Звонили из Москвы. Вас срочно вызывают в Кремль.
- А на чем же мне доехать?
- Могу предоставить только автомашину для перевозки молока. Время позднее, других машин нет.
Молоковоз оказался с изъяном - у него было разбито ветровое стекло. Пока мы домчались до Красной площади (30 километров!), колючая ледяная крупа исхлестала мне все лицо. Красный, как помидор, я и появился в комнате заседания Политбюро. Здесь находились все члены Политбюро, за исключением И. В. Сталина. Увидев меня, товарищи заулыбались. Пришлось объяснить, почему я появился в таком виде.
- Товарищ Папанин,- сказал В. М. Молотов,- мы обсуждали положение дел в Главсевморпути и решили назначить вас заместителем начальника Главсевморпути. Вызвали вас сюда, чтобы сообщить вам об этом решении. Отто Юльевич Шмидт предлагает назначить М. И. Шевелева первым замом, вы будете вторым.
Надо ли говорить, что такое сообщение застигло меня врасплох п вызвало бурю противоречивых чувств? Я вообще не хотел быть руководителем такого масштаба:
- Я - экспедиционный работник, люблю это дело и хотел бы опять в Арктику, строить новые полярные станции. С работой же заместителя Отто Юльевича могу и не справиться.
- А мы считаем, что вы справитесь с новым делом,- решительно возразили мне.- К тому же есть партийная дисциплина,- добавили в ответ на мои дальнейшие возражения.
Я замолчал.
- Мы поддержим вас и поможем вам,- сказал Молотов.- Навигация прошлого года прошла неудачно. Решено привлечь людей с богатым арктическим опытом. Вам будет поручено руководство строительством, финансами и кадрами. Это дело вам
