'Таймыр' уже нашел площадку для взлета самолетов. Летчики собираются в лунную ночь сделать воздушную разведку.
Видимость улучшилась, мы снова увидели берега Гренландии. Очевидно, льдина еще приблизилась к ним.
Обсудили план нашего научного отчета после возвращения на материк.
День прошел в сильном волнении. Иван Иванович Черевичный, который вылетел на разведку, совершил где-то вынужденную посадку. Женя и Петрович просили разрешить им пойти на розыски Черевичного, но, так как туман сгущался, я категорически запретил.
Температура повышалась, и со стен все время текла вода.
С 'Таймыра' снова передали, что Черевичного еще нет. В полдень немножко прояснилось, и я разрешил ребятам пойти на розыски самолета Черевичного. Федоров с Ширшовым отправились курсом на восток. Я стоял у палатки, когда неожиданно услышал шум мотора, и радостно закричал:
- Эрнст, самолет!..
Кренкель немедленно зажег факел.
Над лагерем появился маленький самолет. Я начал фотографировать его. Летчик Власов сделал два круга над лагерем и долетел к посадочной площадке.
Я побежал туда - два километра пути через трещины и торосы. Не успел я пробежать и километра, как Власов уже совершил посадку.
Мы встретились на полдороге, бросились друг другу на шею, расцеловались. Оба от волнения не могли говорить. Я положил голову к нему на плечо, чтобы отдышаться, а он думал, что я заплакал. Власов поднял мою голову и сказал!
- Ну, чего ты? Ну, успокойся. Я говорю:
- Ничего, ничего... А ты чего волнуешься? Потом мы пошли к самолету. Там оставался штурман Дорофеев.
Власов вынул из самолета ящик с мандаринами и пивом.
- Это подарок таймырцев,- сказал он.
Власов рассказал, что он искал самолет Черевичного и случайно наткнулся на наш лагерь.
Власов предложил мне начать погрузку имущества лагеря и переброску на самолете к судам. Я категорически отказался:
- Пока не найдете Черевичного, в наш лагерь больше прилетать не нужно!
Он засмеялся и ответил:
- Обещаю тебе, Дмитрич, что Черевичного найду. Твердо тебе обещаю!
Вскоре самолет был уже в воздухе...
Мы условились с Кренкелем не говорить ребятам о том, что нам привезли подарок, а после обеда неожиданно подать пиво и мандарины.
Я, как бы между прочим, завел разговор о том, что хорошо бы сейчас к обеду кружечку пива и на сладкое - мандарины. Петр Петрович рассмеялся и ответил:
- Да, было бы неплохо...
Женя почему- то сразу почувствовал нечто подозрительное в моих разговорах и испортил всю затею: начал ощупывать наши спальные мешки и, конечно, нашел лежавшие там пивные бутылки...
Вечером командование 'Таймыра' предложило снимать наш лагерь с помощью самолетов. Я категорически отказался и повторил:
- Надо искать Черевичного. До тех пор пока не найдете, к нам прилетать не нужно!
Женя воспользовался появлением звезд и взялся за вычисления. Наши новые координаты - 70 градусов 54 минуты северной широты и 19 градусов 50 минут западной долготы.
В ночь на 18 февраля все мы плохо спали: сказывается нервное напряжение и усталость. Выйдя из палатки, я вооружился биноклем и начал оглядывать горизонт. Неожиданно увидел дым, а спустя некоторое время пароход: мачты, трубы. Позвал ребят, закричал:
- Идите сюда, виден пароход!
Наступают решающие часы: надо расставаться со льдиной, которая была нашим пристанищем девять месяцев. Хотя в последние дни ледяное поле и сломалось, но даже обломок льдины честно служил нам.
Мне очень не хотелось, чтобы нас снимали со льдины самолетами: на самолете много не перебросишь. А мы решили взять с собой все оборудование и снаряжение, даже оставшиеся продукты.
Настали ночь и день 19 февраля 1938 года, я их никогда не забуду.
В час ночи на вахту вступил Петя: он дежурил по лагерю. Я был выходным, но мне не спалось. Сел с ним играть в шахматы. Каждые полчаса выходили из палатки и смотрели, не оторвался ли еще кусок льдины.
Ширина нашей льдины была уже только тридцать метров. Кроме того, она еще лопнула в четырех местах. Мы регулярно осматривали трещины, чтобы в случае подвижки льда успеть вывезти груз, уложенный на нарты.
Все шло, как обычно: Женя провел метеорологические наблюдения, Эрнст передал сводку на 'Таймыр', я проиграл Пете четыре партии в шахматы.
Выйдя из палатки, мы увидели упершийся в небо луч прожектора. Потом прожектор начал бродить по горизонту: нас нащупывали, но не могли найти.
Мы побежали на торос. Я схватил по пути бидон с бензино!,:. Дважды разводил костер, сложенный из тряпок, старых мехов и валенок, облитых керосином. Горело великолепно: пламя поднималось высоко.
Веселый вел себя ночью очень плохо. Как только в нашу сторону проникал серебристый луч прожектора, пес начинал неистово лаять.
В полдень получили по радио - от 'Мурмана' и подошедшего 'Таймыра' требование: 'Давайте огни, факелы'.
Я возмутился: целую ночь мы жгли бензин, керосин, а они все еще требуют огня.
- Что им здесь - Баку, что ли? - проговорил я с досадой. Все-таки огни мы зажгли.
В час дня пароходы задымили вовсю; они были уже совсем близко.
В два часа дня корабли достигли кромки льда, пришвартовались к ней. Было видно, как люди спешат спуститься на лед...
И радостно, и в то же время немного грустно расставаться со льдиной, обжитой нами.
К нам шли люди со знаменами. Я бросился вперед, навстречу им. С двух сторон подходили таймырцы и мурманцы. Среди них много товарищей по прежней совместной работе на полярных станциях. Нас начали обнимать и качать. На мне чуть не разорвали меховую рубашку.
...Лагерь прекращает свое существование.
Эрнст сидит в своем снежном домике и передает наш рапорт правительству об окончании работы станции.
'Безгранично счастливы рапортовать о выполнении порученного задания. От Северного полюса до 75-го градуса северной широты мы провели полностью все намеченные исследования и собрали ценный научный материал по изучению дрейфа льда, гидрологии и метеорологии, сделали многочисленные гравитационные и магнитные измерения, выполнили биологические исследования.
С первого февраля, когда на 74-м градусе наше поле разломилось на части, мы продолжали все возможные в этих условиях наблюдения. Уверенно работали, ни минуты не беспокоясь за свою судьбу, знали, что наша могучая Родина, посылая своих сынов, никогда их не оставит. Горячая забота и внимание к нам партии, правительства и всего советского народа непрерывно поддерживали нас и обеспечили успешное проведение всей работы.
В этот час мы покидаем льдину на координатах 70 градусов 54 минут нордовой, 19 градусов 48 минут вестовой, пройдя за 274 суток дрейфа свыше 2500 километров. Наша радиостанция первой сообщила весть о завоевании Северного полюса, обеспечивала надежную связь с Родиной и этой телеграммой заканчивает свою работу.
Красный флаг нашей страны продолжает развеваться над ледяными просторами'.
Пока Кренкель отстукивал ключом последнюю радиограмму, я отошел в сторону, и на меня набросились матросы, кочегары, кинооператоры, полярники.
Эрнст вышел из снежного домика своей радиостанции. Только что он передал 'Всем, всем, всем...' о том, что радиостанция закончила свою работу в Центральном полярном бассейне.
Мы прощаемся с лагерем.
Идем на корабли. На снежном холме развевается флаг СССР: я укрепил древко на высоком торосе.
По морской неписаной традиции капитан последним покидает свой корабль. Льдину покидал последним я. Хотелось сказать: 'Прощай, льдина! Ты верно послужила советским людям. До свидания, Арктика! Мы еще встретимся с тобой в недалеком будущем !'
Станция 'Северный полюс' закрыта...
Я на 'Мурмане'. Попал сюда по жеребьевке вместе с Эрнстом. Женя и Петрович - на 'Таймыре'. Сижу в уютной каюте, пишу последние строки, перелистываю тетради дневника, и кажется мне, что льдину я еще не покинул, что мне снится сон - сладкий, радостный. Но это не сон: я на борту советского корабля, среди друзей, среди дорогих советских людей.
Так окончился более чем девятимесячный дрейф станции 'СП-1'. В 1977 году работает уже 'СП-23'. Им, нынешним жителям полюса, конечно, легче. Многое изменилось - условия жизни, работы, связь с Большой землей.
Нам порой было очень тяжело: негде согреться, негде высушить одежду, и так - месяцами. Сегодня на полюсе живут в доме с газом и электричеством. И мы с Женей, как по привычке зову я академика Евгения Константиновича Федорова, очень рады, что теперь у полярников хорошие условия для работы.
Никогда не утолится человеческая жажда познания мира, и чем лучше условия для исследовательской работы, тем большие результаты она принесет.
Наша работа принесла первые достоверные данные о природе Центральной Арктики и вместе с тем открыла дорогу новому, ныне широко применяющемуся методу ее исследования. Эти данные, впервые представленные П. П. Ширшовым и Е. К. Федоровым на общем собрании Академии наук СССР в марте 1938 года, затем были использованы в тысячах научных трудов как в нашей стране, так и за границей.
Отмечу очень кратко то новое, что принесла науке работа станции 'СП-1'.
Так, стало известно, что Ледовитый океан представляет собой глубокую впадину на поверхности Земли (позднее выяснилось, что здесь не одна, а несколько впадин, отделенных друг от друга высокими подводными хребтами,- они как бы остались у нас 'за спиной'). Наши измерения позволили обрисовать профиль океанского дна по направлению от полюса к
