спрятало осознание этого так далеко, что я о нем просто забыл... на какое-то время.
Перед моими глазами пронеслись лица... улицы... дома... Послышались отдаленные голоса друзей... знакомых... ровный шелест не выключенного на ночь телевизора... музыка. Все это для меня исчезнет... Худенькая фигурка девушки, танцующей в полумраке дискотеки в одиночестве, без меня... или, что еще хуже, с кем-нибудь другим... Лида...
— Виктор?
А сколько еще я не сказал? Я бы обязательно исправил все ошибки, если бы мне только дали шанс вернуться обратно. Только один шанс...
— ВИКТОР!
— А? Вы что-то сказали? — пробормотал я, рассеянно подняв глаза на Кельнмиира.
До меня медленно начало доходить, что я просидел в немом оцепенении довольно длительное время.
— Понятно, — вздохнул Кельнмиир. — Тебе нужно выпить.
Я только вяло подумал, что еще не встречал в этом мире никаких спиртных напитков. Выходит, здесь они тоже есть? Да что я несу, конечно же, в любом мире есть спиртные напитки! У всех представителей человечества, в каком бы мире они ни находились, остаются одни и те же пороки! Или в их волшебном мире это не порок, а, наоборот, полезно, как ничто другое?
Пока я размышлял, передо мной появилась кружка с чем-то очень приятно пахнущим. Напоминало смесь малины и ванили.
— Что это? — на всякий случай спросил я.
— Лекарство от грусти, — неожиданно тоскливо ответил Кельнмиир. — Жаль тоько, что на вампиров не действует.
Пить я особо никогда не любил и не умел, поэтому для начала с подозрением сделал маленький глоточек. По горлу прокатилась волна сладости и влилась в желудок. Перед глазами поплыли разноцветные пятна, а через секунду я ощутил невероятный прилив бодрости. Настроение особенно не улучшилось, но зато в голове явственно прояснилось.
Если я буду впадать в пессимизм, то ничего хорошего это не даст. Будет только хуже. Намного. Лучше думать, что рано или поздно я вернусь домой, а до тех пор нужно пытаться узнать как можно больше об этом мире. Познать то, о чем не имел понятия. Это же ведь так интересно — попасть в мир, полный волшебства и сказочной красоты. Главное, чтобы не остаться здесь навсегда…
Я сделал второй, уже полноценный глоток. Кельнмиир с интересом следил за моей реакцией.
Какая может быть реакция на заряд оптимизма? Я прямо-таки засиял. Не в том смысле, что покраснел, а именно засиял...
— Какой чудесный напиток, — неожиданно чересчур громко сказал я.
— Ну, вот мы и выяснили, — пробормотал Кельнмиир.
— Что выяснили? — опять громыхнул я.
Кельнмиир ухмыльнулся.
— Что «Сладость жизни» действует на тебя, так же как и на прочих людей, ведь вампиры на нее вообще не реагируют.
Наверное, это комплимент.
— Замечательно, — восхитился я. — Еще одна радость в этой прекрасной жизни.
— Ой ли.
— Что «ой ли»?
— Ты уверен, что в прекрасной? — с подозрительными сарказмом спросил Кельнмиир.
Я поудобнее устроился в кресле и расслабился.
— А то! Если мне не случится попасть домой, то буду жить у вас. Кей был совершенно прав, назвав мой мир негостеприимным местом. Правда, он слегка приуменьшил. А у вас весьма приятственно, и люди хорошие... и вампиры. Да у вас тут столько интересного, что не один год потребуется, чтобы хотя бы понять все масштабы моего незнания!.. — Я допил кубок и поставил его на стол. — Какой хороший напиток. Такого радостного настроения у меня не было еще с первого класса. Первого сентября я шел в первый класс… Так ждал этого дня... Помню, еще такая белая рубашечка на мне была...
— И что же? — поддержал разговор Кельнмиир, однако украдкой позевывая.
— Эту белую рубашку мне уже третьего сентября испачкали... да и не только рубашку... Ик... В лужу меня посадили, за что, я, правда, не помню... Но ведь сейчас это же совсем другое! У вас тут такая страна хорошая... эта... как ее? Эле... Элирская Импре... тьфу... Империя. Слово-то какое, и не выговоришь. В общем, решено, остаюсь у вас.
— Уверен? — Кельнмиир уже откровенно усмехался.
— Уверен, — горячо сказал я и нечаянно уронил кубок на пол. Он, однако, не покатился по полу, а завис над ним и поспешил к выходу.
— Куда? — растерялся я.
— Что, еще хочешь? — поинтересовался Кельнмиир.
— Хотелось бы... ик, — я удивленно прикрыл рот ладонью и задумался.
Неужели я напился? Всего одним стаканом какой-то сладкой бурды? И это называется русская гордость. Считается, что русский человек может на халяву пить сколько угодно. А тут пришел в гости, выпил пару глотков и уже в зюзю. Хотя почему в зюзю? Мысли идут довольно здравые...
— Слышь, Кель... Кельнми... ир, ну и чувство юмора было у твоих родителей, а где Ремесленники?
Кельнмиир стукнул книгой по столу.
— Наконец-то умные мысли. Кхе... — Он едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. — Хотя про лужу тоже было весьма точно и к месту. Ромиус на Ассамблее, а молодой Кей бегает по его поручению.
— Ага, — глубокомысленно изрек я. — Это, безусловно, хорошо. А... хм.
Неожиданно я совсем потерял ход мысли и сконфуженно замолчал.
На целую минуту воцарилась тишина.
— Но они скоро должны прийти, — нехотя, словно открывая тайну, сказал Кельнмиир.
— Заме... ик... чательно, — едва выговорил я.
В глазах уже поплыли разноцветные круги, и меня начало укачивать. Я невольно вцепился в подлокотники кресла, чтобы ненароком из него не выпасть.
— Что-то с тобой не то, — наконец заметил Кельнмиир.
— Да ну?
Меня уже откровенно штормило. Еще чуть-чуть — и я бы упал набок вместе с креслом. Очень кстати за моей спиной послышались шаги.
Поскольку Кельнмиир сидел передо мной, вероятнее всего, это был не он. Должно быть, пришел кто-то из Ремесленников.
Любопытство пересилило мое плохое самочувствие, и я очень аккуратно повернулся, пытаясь разглядеть, кто же это заглянул к нам на огонек.
— Что это вы тут делаете? — раздался уже знакомый мне баритон.
— Пьем, — лаконично ответил Кельнмиир.
Я тоже собрался открыть рот, чтобы сказать что-то умное, но из него вырвалось лишь нечленораздельное мычание.
— А с ним что? — прозвучал как всегда жизнерадостный голос Кея.
Кельнмиир пожал плечами:
— Слабый он, с одного кубка унесло.
Это меня-то унесло? Да я... гм ... о чем это я?
— Ты смотри, с утра уже напившись. Хорошо хоть не буянит. Хотя подожди-ка... — Лицо Кея выплыло откуда-то сзади и уставилось на меня. Выглядело оно, должен сказать, весьма расплывчато.
— Э-э-э, да он бы, может, и побуянил, вот только какие-либо мыслительные процессы в этой голове, — он постучал меня по лбу, — по всей видимости, отсутствуют.
Это у меня-то отсутствуют? На себя бы посмотрел!
— Ик! — обиженно ответил я вслух.
