— Как это понимать? — спросила Фернандес.
— Это следует понимать так: «Я выгнал эту ханжескую задницу».
— Так и должно было случиться, — сказала Фернандес. — Особенно после того, как он рассказал вашу историю Конни Уэлш.
— А как вы об этом узнали? — спросил Сандерс.
— Элеонора Врайз…
— Она сама вам сказала?
— Нет. Но Я знаю, что Элеонора Врайз — очень осторожный адвокат, как и вообще юристы, связанные со средствами массовой информации. Самый надежный способ уцелеть там — не допускать к печати сомнительных материалов. Чувствуешь сомнение — запрети. Вот я и спросила себя: почему попала в печать такая явно провокационная, лживая заметка о «мистере Свинтусе»? Только лишь потому, что Врайз знала — у Уэлш очень надежный информатор в самой фирме, причем информатор, хорошо осознающий возможные юридические последствия. Информатор, который, передавая сведения, смог убедить также Врайз, что фирма не подаст на газету в суд за напечатание этой статьи. Ну а поскольку ни один крупный руководитель никогда ничего не понимал в законах, единственным возможным источником сведений мог быть только юрист высокого ранга.
— То есть Фил…
— Да.
— Господи…
— Влияет ли это на ваши планы? — спросила Фернандес.
Сандерс задумался.
— Нет, не думаю, — сказал он. — Скорее всего, Гарвин все равно бы выгнал его сегодня.
— Откуда такая уверенность?
— Прошлой ночью мне подкинули патрончиков, и сегодня у меня появилась надежда.
В кабинет вошла Синди и спросила:
— Вы не ждете чего-нибудь из Куала-Лумпура?
— Жду.
— Вот оно — пришло в семь часов утра. — Она положила на его стол ДАТ-кассету, выглядевшую точь-в-точь как та, на которой был записан разговор Сандерса с Артуром Каном.
Фернандес посмотрела на Сандерса. Тот пожал плечами.
В половине девятого он переслал бумагу, переданную; ему Босаком, на личный факс Гарвина. Затем попросил: Синди снять копии со всех факсов, присланных ему Мохаммедом Джафаром накануне ночью. Сандерс провел большую часть ночи, изучая бумаги, присланные ему Джафаром. Это было очень интересное чтение.
Джафар, конечно, не был болен; он вообще никогда не болел. Эту сказочку придумали Кан на пару с Мередит.
Засунув ДАТ-кассету в гнездо видеомагнитофона, Сандерс повернулся к Фернандес.
— Может, все-таки объясните? — спросила та.
— Надеюсь, что объяснений здесь не понадобится, — сказал Сандерс.
На экране монитора возникла надпись:
На экране появилось изображение Кана, находящегося на заводе; затем поле экрана расщепилось надвое, и полэкрана заняла Мередит, сидящая в своем кабинете в Купертино.
— Что это? — спросила Фернандес.
— Запись их воскресной видеосвязи.
— А мне казалось, все записи были стерты?..
— Так оно и есть, но остались копии в Куала-Лумпуре. Мне прислал их мой друг.
На экране компьютера Кан кашлянул и заговорил:
— О, Мередит… Я несколько озабочен.
— И совершенно напрасно, — ответила Мередит.
— Но мы по-прежнему не можем выйти на уровень прототипов. Нужно менять очистители воздуха. И как можно скорее. Надо поставить получше.
— Не сейчас.
— Но это необходимо, Мередит!..
— Пока нет.
— Но эти очистители не годятся: мы оба думали, что они подойдут, и ошиблись.
— Не принимай близко к сердцу.
Кан взмок; нервно потирая подбородок, он сказал:
— Но Том все поймет — это только вопрос времени. Ты же знаешь, он не дурак.
— Ему будет не до этого.
— Это ты сейчас так говоришь…
— К тому же он уйдет с работы. Кан вздрогнул.
— Почему? Я не думаю, что он..'.
— Поверь мне, он уйдет. Он не захочет со мной работать.
Сидя в кабинете Сандерса, Фернандес подалась вперед, не отрываясь от экрана, и прошептала: «Ни черта себе…»
— Почему не захочет? — спросил Кан.
— Поверь мне пока на слово: он не захочет. Он уволится в течение первых же сорока восьми часов
