– И вы предлагаете мне взять эту женщину финансовым директором с окладом тридцать тысяч фунтов при трехдневной рабочей неделе?
– И с обычными льготами, разумеется. Медицинская страховка, служебная машина, полуторамесячный отпуск, бесплатное страхование жизни. У вас принята система выделения акций сотрудникам?
– Миссис Уорд, вы в своем уме? У меня уже есть финансовый директор!
Лиз победно улыбнулась:
– Нет, мистер Гленнинг. Мне жаль огорчать вас, но у вас его нет. Думаю, что в самом скором времени вы узнаете, что нынешний обладатель этой должности готов подать вам заявление об уходе. Такая неблагодарность с его стороны. И это в тот самый момент, когда вы собираетесь приобрести «Саузерн лайф иншуранс».
Питер Гленнинг выплюнул сигару, и Лиз с удовлетворением заметила, что его нос приобрел цвет перезрелого помидора, а на виске стала мягко биться жилка.
– Это что, еще один дурацкий рекламный трюк?
– Конечно же, нет. Почему бы вам самому не спросить его?
Не говоря ни слова, он стал нажимать кнопку на своем столе снова и снова, пока она не начала издавать звук рассерженной осы, пытающейся выбраться из комнаты.
– Вероника, найдите мне Джека Годстоуна. Скажите ему, что я хочу видеть его немедленно. Вы поняли,
На протяжении двух или трех минут напряжение было невыносимым, и Лиз пыталась и не могла, как загипнотизированная, отвести взгляд от нервного тика на лбу Гленнинга, как бы отсчитывающего секунды. Наконец раздался стук в дверь, и в кабинет вошел самоуверенного вида молодой человек лет тридцати с небольшим.
– Вы звали меня, мистер Гленнинг?
– Звал, звал, Джен, – глаза Гленнинга сузились до щелочек, как у разъяренного кабана. – До меня тут дошел неприятный слушок, что вскоре ты собираешься покинуть нас, и я подумал, что мог бы дать тебе шанс успокоить мое сердце.
– А, – к удовольствию Лиз, Джек Годстоун выглядел смущенным, но не возмущенным, – да, конечно. Я как раз собирался просить вашу секретаршу назначить мне прием сегодня после обеда, чтобы рассказать вам все самому.
Лиз показалось, что Гленнинг вот-вот лопнет. Вздутые вены на его лбу переполнились кровью и сменили цвет с неприятного красного на ярко-лиловый. Господи, подумала Лиз, только бы с ним не случился удар, иначе все мои труды пойдут прахом.
К ее облегчению, Гленнинг шумно выдохнул, бессильно откинулся на спинку кресла и попытался придать своему голосу властность:
– В таком случае немедленно освободи свое рабочее место. Джим из отдела безопасности будет у тебя через полчаса и проводит до выхода.
Лиз выждала тридцать секунд, прежде чем снова протянуть ему анкету.
– А теперь вы хотите прочесть это? Самым разумным было бы, чтобы Хелен начала работать с понедельника, она могла бы просто сказать сотрудникам, что сменила мистера Годстоуна в ходе предстоящей сделки. При ее квалификации это не вызовет ни у кого ни малейших подозрений. В противном случае вам придется искать финансового директора на стороне, и вся эта история выплывет наружу. Возможны статьи в местных газетах… – она улыбнулась и многозначительно умолкла.
– Миссис Уорд, уж не угрожаете ли вы мне?
– Мистер Гленнинг, разве я посмела бы?
– Да, миссис Уорд, я убежден, что посмели бы. Когда я смогу увидеть этого вашего финансового гения?
Лиз постаралась подавить довольную усмешку:
– Дело в том, мистер Гленнинг, что она ждет нас на автостоянке.
– За «Женскую силу»! На работе половина женщины лучше целого мужика!
Пробка вылетела из бутылки с такой силой, что шампанским залило шедевр брата Дон на стене, но никто не обратил на это внимания. Питер Гленнинг согласился взять Хелен Стивенс с трехмесячным испытательным сроком, и «Женская сила» наконец начала поправлять свои дела.
Дон принялась исполнять канкан на разбросанных по полу бумагах, Джинни жонглировала двумя настольными приборами, а все вместе они были заняты решением вопроса о том, какие комиссионные брать с клиентов. Было ясно, что сегодня они много не наработают, но было уже четыре часа пополудни пятницы, и все они могли теперь признаться, как нужна была им эта победа и как близки они были к тому, чтобы опустить руки.
Посреди всего этого трамтарарама зазвонил телефон, и Лиз сняла трубку. Когда она поняла, кто звонит, она невольно покраснела, слегка отвернулась в сторону и заткнула пальцем ухо, чтобы шум не мешал.
– Привет. Это Ник Уинтерс, – он мог и не говорить этого, – я только что узнал про ваш успех и хочу спросить, нет ли у вас желания отметить его в ресторане?
К своему удивлению, Лиз заколебалась. И поняла, что ее пугала сила собственной реакции на него. Казалось бы, ну и что с того, что они сходят в ресторан, пусть даже потом переспят и она никогда его больше не увидит? Она же не девочка. И не Мел, чтобы всю жизнь томиться у телефона в ожидании звонка какого-то мужчины. Она счастлива тем, что у нее есть работа, дом и дети. Но она уже довольно натерпелась в жизни, чтобы рисковать получить новую рану. А Ник явно ушлый ухажер.
– Мне жаль, Ник, но, боюсь, я очень устала…
Лиз на секунду замолчала, чтобы на большом куске картона, который передала ей Джинни, прочесть надпись фломастером: «СОГЛАШАЙСЯ, НЕ ТО Я ПЕРЕСТРЕЛЯЮ ТВОИХ ДЕТЕЙ!».
– Я хочу сказать, – она попыталась наподдать Джинни ногой, но та увернулась, изображая губами поцелуи, – что сегодня я очень устала, но, может быть, мы встретимся завтра?
С улыбкой кладя трубку под бурные аплодисменты Джинни и Дон, Лиз вдруг осознала, что впервые за пять месяцев сегодня ни разу не вспомнила о Дэвиде.
Развернув красное шелковое платье, которое решила сегодня надеть, Лиз сказала себе, что хватит терзаться. Может быть, Ник как раз то, что ей сейчас нужно.
Но собираясь на ужин, она впервые поняла, как сильно Дэвид поколебал ее уверенность в том, что она привлекательна и желанна. И хотя всячески стремилась убедить себя, что роман мужа с Бритт был результатом их сумасшедшего ритма жизни, в глубине души она сознавала, что за этим стояло кое-что большее. Не могло быть простым совпадением, что Бритт была более стройной, более белокурой и более красивой, чем она. Горькая правда состояла в том, что Дэвид после двенадцати лет совместной жизни ушел от нее к более привлекательной женщине.
А теперь желанной считали
С минуту она поколебалась, пытаясь решить, какие трусики лучше надеть, легко сбрасываемые или более основательные. Улыбнувшись себе, выбрала кремовые шелковые трусики, которые еще ни разу не надевала, и прижала их к лицу. Даже в холодной комнате шелк был теплым на ощупь и едва слышно пах лавандой. И это странное сочетание чувственного шелка и любимого пожилыми женщинами запаха лаванды было неожиданно возбуждающим.
Все еще улыбаясь, Лиз надела трусики. Но когда после этого взглянула на себя в большое зеркало, ее радость испарилась. Женщина, которая смотрела на нее, была просто смехотворна. Тридцатишестилетняя мать двоих детей, которой следовало бы сбросить несколько фунтов веса, вырядившаяся в шелковые трусики, которые явно малы ей.
Сорвав их с себя, она натянула свои обычные хлопчатобумажные. Идиотка, собралась щеголять в шелковых трусиках! И зачем она только позволила Джинни втравить себя во все это? Для нее была ненавистна сама необходимость думать о том, не слишком ли дряблы ее бедра и не слишком ли заметен на ней пояс жира. Об этом она думала в восемнадцать; это и тогда было ужасным занятием.
Совершенно неожиданно Лиз осознала правду: она утратила душевное равновесие. Двенадцать лет она была верна одному мужчине, и сама мысль о сексе с другим, особенно таким красивым, как Ник Уинтерс,
