– В особенности не республика Коми. Господи, Принц, какой же все-таки ты кобель!
– Принц?!! – Он вскочил. – Инга? – прошептал он. – Инга! – заорал Афанасьев.
– Жужоподур! – хрипло крикнула птица.
– Ну наконец-то! – Она толкнула его обратно в кресло и уселась ему на колени. – Как ты мог меня не узнать?
– Как я мог тебя не узнать?..
Она впилась в него ледяными губами.
«Я пропал, – решил Афанасьев. – Живым мне отсюда не выбраться. И никакая птица меня не спасет».
Дом с флюгерочком в дачном поселке Кленовом был единственным.
Флюгер в виде взъерошенного петушка замер над черепичной крышей, своей неподвижностью давая понять, что погода абсолютно безветренная.
Дом был очень приличным и больше смахивал на коттедж, чем на летнее дачное жилище.
– Нехило эта Людмила Сергеевна тут устроилась, – проворчала Сычева. Она взмокла, устала от быстрой и долгой ходьбы на своих каблуках. Солнце жарило, словно была середина июля.
– Семь тысяч! В течение трех лет каждый месяц! – пробормотала Афанасьева. – Да мы и сами могли такую дачу построить!
– Мне кажется, Танька, ты с этой Павловской сама справишься, причем, голыми руками, – засмеялась Сычева. – Ну, девки, как действовать будем?!
– Примитивно, – сказала Таня и вдруг полезла через невысокий деревянный забор.
– Танька! Собаки!
Тут же послышался заливистый лай. Афанасьева замерла верхом на заборе.
– Девочки! – простонала она.
Сычева бросилась к калитке, лай переместился за ней.
– Вешалка, рыбу давай!
Татьяна, которой зачем-то вручили большой полиэтиленовый пакет с рыбой «от Ромы» протянула его Сычевой.
Калитка открылась бесшумно. Во дворе бесновал, заходился лаем старый пес-доходяга на толстой цепи. Сычева бросила ему несколько мелких речных рыбешек. Пес брезгливо понюхал их, есть не стал, но замолчал и лег рядом с серебристой кучкой.
Сычева махнула рукой Татьяне, и они зашли во двор.
Таня по-прежнему сидела верхом на заборе.
– Слезай, – позвала Сычева ее. – Этот старый дряхлый кобель теперь будет сторожить свою рыбу, а не дом.
– Не могу, – пожаловалась Афанасьева. – Я никогда не лазила по заборам и... кажется, у меня ногу свело.
– Тьфу! – Сычева опасливо оглянулась на дом. – Танька, слезай! – взмолилась она.
– Здравствуйте! – вдруг светски поздоровалась Афанасьева с кем-то по ту сторону забора.
– Ты чего? – удивилась Сычева.
– Там... на соседнем участке мама моего ученика ковер выбивает!
– Черт! – Сычева изо всех сил дернула Афанасьеву за ногу. Таня, охнув, рухнула на землю, прямо на газонную травку. – Ты бы уж тут хоть не здоровалась с мамами учеников, коли на заборе сидишь с судорогой!
Татьяна помогла Афанасьевой подняться и стряхнула с нее прилипшие осенние листья.
– Бабский батальон! – фыркнула Сычева. – Знаете, как складывалась историческая судьба практически всех женских батальонов?
– Нет! – синхронно замотали головами обе Тани.
– Их разоружали и насиловали! Тань, ты хоть косынку с башки сними, что ли...
Таня гордо вздернула вверх подбородок и, прихрамывая, направилась к дому.
На стук дверь никто не открыл.
– Не нравится мне все это, девки! – Сычева пошла в обход дома, заглядывая в окна первого этажа. Таня пошла за ней.
– Стой у двери, вешалка! – приказала Сычева Татьяне.
Одно окно оказалось открытым. Ветерок колыхал ситцевую занавеску с легкомысленными цветочками и в момент, когда занавеска улетала со своего законного места, можно было рассмотреть, что происходит в комнате.
– Тс-с-с-с! – прошипела Сычева и залезла на приступок, бордюром опоясывающий дом. Таня придержала ее за джинсовый зад.
– Ну, что там?! – спросила она Сычеву, умирая от любопытства.
– Тс-с-с! – повторила Сычева, на этот раз не очень уверенно. – Во, блин! Ну, на фиг! – вдруг перешла она на подростковый язык.
– Что?!! – почти заорала Таня. – Что там такое?!
Больше не пытаясь скрываться, Сычева схватила занавеску и зажала ее в кулаке.
В просторной комнате, в глубоком кожаном кресле, сидел Глеб и целовался с какой-то блондинкой. Глеба Сычева узнала по черноволосому затылку, по немного сутулым плечам, по рукам, с тонкими, узловатыми пальцами, которыми он сжимал плечи блондинки. У блондинки была изящная шея, узкая прямая спина и волосы, собранные в тугой конский хвост.
– Сука ты!! Дрянь!! – Сычева одним прыжком залетела в окно и оказалась у кресла. Она размахнулась пакетом с рыбой и со всех сил ударила им по ненавистному затылку с белокурым хвостом.
Блондинка завизжала и отлепилась от Глеба.
Сычева завизжала тоже, потому что это был не Глеб. Это был голубоглазый юноша с усиками- ниточками.
– Юлька! – заорал юноша. – Это не я, Юлька! Она сама на меня уселась и губищами своими впилась! Я же даже не раздет, Юлька! Обрати внимание, что я в джинсах!!!
– Что?!! – завопила блондинка. – Сама?!! Губищами впилась?!! – Она размахнулась и кулаком ударила юношу в челюсть. Наверное, потому, что у нее на пальце было кольцо, кожа на щеке парня лопнула и из раны закапала молодая кипучая кровь. – Забирай своего! – блондинка подтолкнула парня к Сычевой.
– Это не мой, – растерянно сказала Сычева и попятилась.
– Это не Юлька, – прошептал парень и бросился к открытому окну. Увидев там Афанасьеву с выпученными от страха глазами, он отшатнулся, развернулся и помчался к двери.
– Вот... – пробормотала Сычева и протянула пакет с рыбой блондинке, – я вам рыбки от Ромы...
– Какой на хрен рыбки?!! – заорала блондинка, запахивая халат. – От какого на хрен Ромы?!!
Открыв дверь, юноша налетел на Татьяну, оставшуюся стоять на пороге по приказу Сычевой. От неожиданности он отпрянул назад.
– Окружили... блин, Юльки... – Парень повернулся и побежал вверх по лестнице, на второй этаж. – Я в штана-а-а-а-х! – донеслись его слова сверху.
– Какой на хрен рыбки? – гневно повторила вопрос блондинка и брезгливо, мизинцем, подцепила пакет. От удара он лопнул и из него капала на пол вонючая рыбная жидкость.
– Вы Людмила Сергеевна? – любезно осведомилась Сычева.
– Ну... была... с утра...
– Ну так мы к вам! – радостно сообщила Сычева и плюхнулась на диван. – Заходи, девки!
– Ка... ка-какие девки?.. – оглядываясь по сторонам, прошептала Людмила Сергеевна. – Какие на хрен девки?! – Свободной рукой Павловская подхватывала шелковый синий халатик, который разъезжался у нее то на коленях, то на груди, предательски обнажая красивое, загорелое тело.
Сычева критически оглядела Павловскую. «Стерва», – поставила она неоригинальный диагноз.
Афанасьева неуклюже залезла в окно и по стеночке подкралась к дивану.
Татьяна бочком протиснулась в комнату, прикрыв за собою входную дверь. Кажется, они чувствовали
