резкость и даже грубость, но многим он казался чересчур невыдержанным и нетерпимым. Анне не без труда удалось оставить его кандидатуру в списке для тайного голосования.
К ее удивлению, Ксенофонтова избрали единогласно, а против Анны голосовало семь человек. Семь человек из двухсот…
Не так уж много и не так уж плохо. Если ты всем приятен, значит, никому не опасен, а никому не опасен тот, кто ничего не хочет и ничего не добивается. Анна боролась, строила, стремилась вперед, и, естественно, кому-то с нею было не по пути.
LI
До чего глухо, гулко и неопрятно все в этом доме. Полы в общем чистые, их, должно быть, частенько драили до блеска, но вот среди комнаты валяется на полу папиросная коробка, а у стены ворох окурков и обуглившихся спичек, точно хозяевам некогда было вытряхнуть пепельницу. Пачка старых газет. А в углу паутина. Осталось от жильцов или паук успел свить за время их отсутствия? Удивительно пусто и неопрятно.
Анна медленно переходила из комнаты в комнату. Пять комнат. Пять просторных светлых комнат. Куда ей столько!
Она вошла в кухню. На столе батарея поллитровых стеклянных банок. Дверца стола отвалилась, висит на нижней петле. Владельцы оставили стол. Не нужен.
Просторно жили Тарабрины. Ну, спальня, ну, кабинет. Ну, столовая… Домашнюю работницу Тарабрины не держали, могли бы и на кухне обедать. Подсобных помещений тоже с избытком…
Вчера под вечер Клаша вошла в кабинет и протянула Анне ключ.
— Семен Евграфович велел передать…
Анна сразу поняла — ключ от квартиры Тарабрина. Жена Тарабрина за неделю до конференции перевезла вещи в Пронск. Но Жуков, должно быть, не был уверен в избрании Анны, выжидая — кто окажется первым секретарем.
Да, кончился Тарабрин. То есть не сам он кончился, а кончилась его деятельность в Суроже, секретари райкомов не возвращаются в районы, которые когда-либо покинули.
Иван Степанович Тарабрин… Первый секретарь райкома. Много лет проработал он в Суроже. Бывали у него здесь и взлеты и спады. Ругали его и хвалили. Подвергался критике, получал награды… Всякое бывало!
А как он жил дома? Чем занимался, что читал, о чем думал?
Об этом Иване Степановиче Анна не знала ничего. Теперь она шла по комнатам, в которых он совсем недавно обитал, спал, ел, разговаривал. А теперь ей здесь предстоит жить…
Вот в эту угловую комнату, самую большую и светлую, поместит Нину и Колю, в той, что глядит окнами в палисадник, устроит свой кабинет… Кабинет! Анна улыбнулась. У себя в доме она может устроить себе кабинет! Рядом спальня…
Анна вздрогнула, точно кто-то коснулся ее спины холодной рукой. Не хочет она больше спать с Алексеем. Пусть живет в отдельной комнате!
После конференции Алексей избегал Анны. Вечером, когда она возвращалась, он спал или притворялся, что спит, утром торопливо уходил, раза два вообще не ночевал дома. Самой Анне тоже было недосуг, район требовал непрерывного внимания, и она все откладывала и откладывала разговор с мужем.
Да, решила она, Алексея поместит в отдельную комнату. Пусть живет, как хочет. Крыша над головой есть, а кормить — пусть кормит себя сам…
Она ходила по особняку, обдумывая, кого куда поселить. И вдруг почувствовала, что в квартире кто-то есть. Кто-то дышит в оставленной этой квартире. Может быть, кошка, оставленная хозяевами? Ну что ж, найдется место и кошке.
— Кто там?
Анна спросила громко, отчетливо и пошла к дверям…
В угловой комнате стоял Алексей. Она не слышала, как он вошел. Стоял неуверенно, виновато. Его точно пошатывало, хотя на этот раз он был трезв. Он смотрел себе под ноги, не осмеливаясь глядеть на Анну. Но она видела, очень хорошо видела его растерянные, выцветшие глаза.
— Что тебе нужно?
— Анечка…
Она задала свой вопрос деловито, сухо, как задала бы его любому постороннему человеку, а Алексей окликнул ее жалобно, точно провинившийся ребенок.
— Анечка… — забормотал он быстро-быстро. — Вот заживем теперь… Ты меня прости. Ну, что с дурака взять? Ты же любишь меня. Все будет в порядке. Все на своих руках перетащу…
— Что перетащишь?
Ирония невольно зазвучала в ее голосе.
— Вещи!
Ирония не дошла до него.
— А я еще подумаю, стоит ли переезжать…
Она сама не знала, как вырвались у нее эти слова.
— Да ты что? — Он отступил от нее. — Ты что — ненормальная?
— Мне с детьми хватает того, что есть… — Подумать только! Он готов был убить ее за то, что она не ушла из секретарей, а теперь собирается делить с ней квартиру! — А что касается тебя — мир велик…
Алексей шагнул к жене.
— Анечка, не обижайся…
— А я не обижаюсь. Ты — отрезанный ломоть.
— У тебя на меня ножа не найдется…
— Ты сам себя отрезал от семьи.
— Анечка, поверь, заживем здесь…
Он не сомневался, что она простит, он привык к тому, что Анна неизменно его прощает.
И ей действительно опять стало его жаль! Ох, уж эта жалость!
— Вот что, Алеша!…
Она решилась поговорить с ним, но тут зафыркала машина, щелкнула дверца и зазвенел звонок. Алексей рванулся было и тут же вопросительно посмотрел на жену.
— Открой, — сказала она.
Анна не ошиблась, это был Жуков Позвонил в райком, узнал, что ее нет, догадался, где она…
Жуков пожал руку Анне и Алексею.
— Осматриваетесь в новой квартире?
Она неопределенно пожала плечами.
— Осматриваемся.
Жуков энергично потер руки и засмеялся.
— Теперь будет удобно! — Он повел рукою вокруг себя. — Простор!
Анна читала его мысли. Он уступал Анне первенство до поры до времени. Пока ее не постигнет участь Тарабрина. В конце концов дойдет очередь и до него. Он сам не прочь занять эту квартиру.
И Анне стало противно — и то, что ее мерят этой квартирой, и то, что вообще существует эта квартира, и то, что она сама распределила уже все эти комнаты.
Да разве она из-за положения не захотела бросить свой пост?
Она ничего больше не сказала Жукову и опять пошла по квартире. Хорошие комнаты Большие, светлые. На улице ветер, дом несколько дней не топили, но в доме тепло. Кухня такая, что в ней целую ораву накормить можно. Надворные постройки. Теплая уборная. Это тоже удобно, что теплая уборная…
— Да, хорошая квартира, — громко произнесла она, ни к кому, собственно, не обращаясь.
Жуков и Алексей следовали за ней, квартира действительно была хороша, и они понимали, что поддакивать не стоит, Анна сказала это скорее самой себе.
Она повернулась к Жукову, на мужа даже не посмотрела.
— Что ж, Семен Евграфович, — произнесла она с усмешечкой. — Поставим вопрос на бюро.
— Какое бюро? — Жуков махнул рукой. — Квартира механически переходит…
— А я не поеду в эту квартиру, Семен Евграфович, — неторопливо, но твердо проговорила Анна. — Мне
