Несколько секунд двое в черном медлили, изучая обстановку, затем резким рывком рванулись в балконную дверь, страхуя друг друга.
Котельников даже не успел толком вскочить из-за стола, как два призрака, два сгустка ночной тьмы, возникшие из ниоткуда, уже оказались прямо перед ним.
Сильный и неожиданный удар сбил Тимофея на пол гостиничного номера.
– К-кто? Что вам на... – захрипел скорчившийся от боли инженер, но докончить вопрос ему нападавшие не дали.
Перед Котельниковым склонилось лицо в плотной черной маске:
– Где спецназовец? Полундра где? – Тихий свистящий шепот мог бы напугать кого угодно.
Но будь Тимофей чуть поопытнее, он сразу бы понял – нет, не его собирались встретить в зачуханном номере офицерской гостиницы ночные гости.
Чуть скосив глаза, Тимофей увидел, что к его горлу приближается тускло блеснувшее в электрическом свете лезвие ножа.
Надо отдать Котельникову должное: он не струсил, по крайней мере он справился со страхом и растерянностью. Одно движение его руки – и маска с наклонившегося над ним человека оказалась сорвана.
Костистый череп, плотно обтянутый желтоватой кожей, глубоко посаженные раскосые черные глаза... Китаец, никаких сомнений!
Выведенный из себя тем, что инженер увидел его лицо, что анонимность сохранить не удалось, китаец, резко развернувшись, пнул Котельникова под ребра. На несколько секунд Тимофей потерял сознание от невыносимой боли.
Когда он очнулся звать на помощь было уже поздно, да и попросту невозможно: на его шею была наброшена лямка ремешка от цейссовского бинокля Полундры. Второй китаец тоже сбросил маску – видимо, они решили не церемониться, уже списали Котельникова, вычеркнули его из числа живых. Тимофея подтащили к трубе парового отопления, проходящей под потолком комнатушки, свободный конец ремешка от бинокля перекинули через трубу. Теперь инженер стоял на цыпочках и не мог даже пошевелиться: ремешок сразу впивался в горло, перехватывал дыхание. Говорить Тимофей мог только хриплым, едва слышным шепотом. Что-что, а умение пытать всегда стояло в Поднебесной на высоте!
– Что ты отметил на карте? Это место, где лежит затонувший вертолет? Ты знаешь его точные координаты? Говори! Где подводник? Отвечай, русская сволочь, а не то...
«Эх, – горько подумал задыхающийся Тимофей, – если бы Сергей был сейчас здесь! Он бы вам, тварям, показал кузькину мать, он бы по стенкам вас размазал! И Никифорова нет, он в караулке со своими ребятами... Закричать? Так не получается... Ничего я этим скотам не скажу, пусть хоть убивают».
Котельников продержался более получаса. Он не сдавался, хоть сил сопротивляться совсем не оставалось. Он молчал.
И тут Чен Шень проявил себя как незаурядный психолог. Он понял, что в этом тщедушном инженеришке сидит несгибаемый стальной стержень, что пытка тут не поможет. Да, они просто замучают очкарика до смерти, но толку-то? Нет, он должен заговорить! А что, если попробовать немного по-иному? На другой струнке сыграть?
– Ты же понимаешь, что жить тебе осталось недолго? – в голосе китайца было даже некоторое сочувствие. – Так уж получилось, что ты уже покойник. Но пока – только ты. Неужели не ясно: мы по- любому достанем твоего дружка, Полундру. И прикончим, а предварительно выпотрошим, он нам все расскажет. Ты молодец, я тебя даже зауважал, хоть ты и русский варвар. Ты умеешь терпеть боль. Но спроси себя – сколько ты еще сможешь ее терпеть? Час? Два? Умирать ведь можно очень по-разному... Зачем тебе нужно, чтобы такую же боль, если не похуже, терпел твой друг? Ответь на мои вопросы, и мы оставим подводника в покое. Что, думаешь, он с нами справится? Зря ты так думаешь, нас же не двое, нас очень много. Слишком большие деньги на кону. Со всеми не справиться самому крутому супермену! Да, тебе крупно не повезло. Но подумай: стоит ли тащить с собой в могилу своего друга? Говори. Отвечай, а за это я обещаю тебе легкую и быструю смерть.
Чжоу Фан Линь был прав, когда говорил своему подручному, Чен Шеню, что инженер – самое слабое звено в группе. Психологическая атака китайца удалась. Котельников ошибся – надо было умирать молча, но у него не было закала Павлова или Никифорова, просто не успел приобрести. Он купился на шантаж, может быть, еще и потому, что подсознательно чувствовал свою вину перед Сергеем. Прекрасно понимая, что самому уже не спастись, он хотел вывести из-под удара Полундру.
Инженер Котельников оказался перед самым сложным, к тому же последним выбором в своей жизни. Эта жизнь приучила его: всегда полагайся только на разум и в конечном итоге окажешься прав. Поэтому сейчас он холодно, отстраненно, как бы абстрагировавшись от нестерпимой боли в туго перехваченной ремешком бинокля шее, подсчитал свои шансы на спасение и понял – нет у него шансов. В живых не оставят, да, собственно, его мучитель и не скрывал этого. Помощи ждать неоткуда. Надо соглашаться, тогда он, по крайней мере, умрет быстро и с сознанием, что уберег Полундру от такой же незавидной участи. Хотя бы на время. А там... Если Павлов догадается о том, что произошло здесь, то он, может быть, отомстит за него? Лишь бы дать Полундре время, чтобы разобраться во всем, лишь бы уберечь его от лап этих мерзавцев!
Представлять себе требования разума неким абсолютом, на котором зиждется человеческая жизнь, очень соблазнительно, ибо тут есть шанс снятия с человека бремени свободного выбора. Если знания и разум однозначно диктуют наиболее целесообразное поведение, то о свободе говорить не приходится – тогда она находит себе место лишь в несовершенстве разума и неполноте знания, как временная неопределенность поведения. Но всегда поступать так и только так – страшная ошибка, за которой следует неминуемая расплата. Иногда нужно слушаться собственного сердца, пусть даже голос его противоречит голосу холодного рассудка.
Увы! Понимание этого приходит лишь с жизненным опытом, которого Котельников попросту не успел накопить. Иначе он умер бы под пыткой, так и не сказав ни слова.
Теперь же Тимофей, спасая, как он думал, Полун – дру, выложил все: и координаты донной ямы, и то, что именно ее местоположение он отметил на карте, и то, что Павлов через него, Тимофея, заказал резак к манипулятору «Нерпы».
– Зачем ему резак? Что он собрался делать там, на дне?
– Я... Я не знаю! – хриплым, прерывающимся шепотом ответил инженер. – Что-то доставать из вертолета. Он не говорил мне, что именно.
Китайцы переглянулись. Эти слова Котельникова явно озадачили их.
В руках Чен Шеня вдруг откуда-то возник спутниковый телефон, китаец стал лихорадочно тыкать в кнопки.
– Нет, подводника мы не застали. Тут только этот... Да, инженер. Я знаю, что не его мы должны были застать. Я... Ну конечно, уже расспросили. Самое интересное – подводник уже собрался сам поднимать со дна груз, да, никаких сомнений, – китаец замолчал, прислушиваясь к голосу в трубке. – Да, он сказал точные координаты. Кроме того, он работал с картой, на ней поставлена точная отметка. Что? Я тоже так думаю. А как поступить с инженером? Хорошо, я понял...
Он коротко кивнул своему напарнику. Тот подошел вплотную к полузадушенному, уже почти потерявшему сознание Тимофею, наклонился и резко потянул ноги Котельникова вниз.
Раздался короткий предсмертный хрип, тело Котельникова судорожно дернулось – и все было кончено. Разрыв шейного отдела спинного мозга. Чен Шень не соврал: это действительно быстрая смерть.
Прихватив карту с пометкой, китайцы выбрались на балкон номера и бесшумно растворились в ночной темноте, словно и не было их.
А на шее трупа, глубоко врезавшись в посиневшую кожу, чернел ремешок от цейссовского бинокля Полундры, его талисмана. Того самого, который когда-то держал в руках легендарный подводник Александр Иванович Маринеско.
...Молодая китаянка, Кай Сун, опоздала на целых полтора часа. Ну не пошел последний автобус из Усть-Баргузина, что с русскими варварами поделаешь, запил шофер или бензин кончился...
А примитивным автостопом по сибирским проселкам на доберешься, это же не Чуйский тракт! Но и шефа – она, одна из очень немногих, знала, кем в действительности был Чжоу Фан Линь! – подвести нельзя.
