Берч сжала его руку с мягким укором.
– Ну да, поиграть! Они же не игрушки, ты знаешь.
И затем, взглянув в лицо Матта, она вдруг по-доброму добавила:
– Ты можешь дать Кловер ее кашку, если хочешь. Если ты будешь осторожен.
Матт был доволен. Но он предчувствовал, что доброта Берч с неизбежностью предвещала какое-то несчастье…
Дверь захлопнулась с мягким щелчком, оставив их одних среди мечущихся теней.
– Не послать ли за свечами? – спросил Мартин, глянув в окно. – На дворе уже ночь.
– Я вижу хорошо, – ответила Аннунсиата, поворачиваясь к нему. Когда Мартин сказал ей в тот ужасный день, что король покинул страну, она уже знала, что это был ее конец, и она захотела умереть и молилась об этом. Но каким-то чудом им было даровано место под солнцем. Принц Вильгельм не послал солдат, чтобы снести Морлэнд и бросить ее и Мартина в Тауэр. Общественное мнение не разлучило ее и Мартина, дети не узнали правду об Альене. Аннунсиата воспряла духом, в ней возродилась надежда, а с надеждой – неистовое желание жить.
И теперь, когда она пережила эти несколько быстро протекших недель, она не захотела все снова бросить. Когда Мартин приехал и спас ее от рук черни их священников-убийц, она подумала, что сложность их отношений не позволит им оставаться вместе. Но сейчас, глядя на дорогое ей лицо, она чувствовала, что те же самые сложности, заросли трудностей сделали невозможным расставание. Ее любовь к нему била в ней ключом, сильная и полная счастьем, вырывалась наружу, как источник могучей реки. Она сжала руки и крепко прижала их к себе, будто боялась, что ребра выскочат из груди под давлением этого половодья.
Мартин смотрел на нее и видел ее пылающее лицо и сверкающие какой-то странной и живой радостью глаза, и он подумал: «Боже мой! Никто не может сравниться с ней!» Два месяца назад он видел ее в отчаянии, согнутой, разбитой. Тогда ему казалось, что она умрет. Хуже того, он считал, что она уйдет от него. Но теперь – посмотрите! Откуда явилась эта жизненная сила, этот дух, которому он удивлялся? Он улыбнулся ей, и она протянула к нему руки, а когда он взял их, она рассмеялась.
– Карелли пойдет, – сказала она. – Как он рвется в бой!
– А Морис?
– Я надеюсь, что не Морис, – ответила она. – У Карелли это в крови и в сердце. Он будет прекрасным воином. Может быть, это все, что мы сделаем. Но Морис – у Мориса что-то еще есть в душе, более важное, чем смена династий.
– Моя госпожа, – произнес Мартин с притворным упреком, – что может быть более важным, чем смена династий?
Все живое, что исходило от нее, он ощущал руками. Словно сила ее энергии текла в него через них.
– Ты должна ехать за границу.
– Что, сейчас? – удивилась она. Аннунсиата решила, что он шутит. – Как я могу бросить сейчас свою страну? Мне нужно быть здесь, чтобы встретить короля, когда он прибудет.
– Послушай, сердце мое, – сказал Мартин твердо, – кампания не будет длиться дни или недели. Она займет месяцы. Это не такое уж легкое дело – выгнать голландца. Он – старый волк, и у него хорошее войско. И он захочет обезопасить свой тыл, когда пойдет в Ирландию, чтобы отразить нападение.
– До сих пор он не трогал нас, – заметила Аннунсиата.
– Но так не будет продолжаться вечно, если король высадится в Ирландии. Ты слишком хорошо осведомлена. Ты привлечешь внимание к Морлэнду. Должен тебе заметить, моя дорогая, это совсем небезопасно. Бог меня простит, но я вынужден прервать твое благополучное пребывание, твою скромную жизнь. Здесь ты стоишь на тропе своих врагов.
Это была только наполовину шутка. Она никогда не забудет ужас тех бесконечных мгновений, когда она удерживала лестницу против черни, в то время как они убивали и уродовали ее священника.
– Без тебя, я думаю, голландец оставит Морлэнд в покое. Ты должна подумать о семье.
– Ты хочешь, чтобы я отправилась в изгнание? – спросила Аннунсиата. От самого этого слова повеяло ужасом.
– Ненадолго. Пока кампания не будет выиграна и король не возвратится.
– А ты? Ты останешься здесь, я полагаю?
Ее голос был напряженным. Она могла вынести что угодно, но не разлуку с ним.
– Ты забываешь, – беспечно отвечал Мартин, – что я уже изгнанник.
Она не приняла легкости его тона и отвернулась с болью в глазах.
– Король изгнал тебя. Узурпатор тебя простит. Вот так это бывает.
– Не простит, если я буду бороться против него.
Аннунсиата вновь повернулась к нему. Глаза ее осветились улыбкой.
– Ты? Ах, Мартин, Мартин! – и она прильнула к нему. Она смеялась, но ее щека, касавшаяся его щеки, была влажной.
Мартин обхватил ее, обнял крепко-крепко, вдыхая сладкий запах ее кожи и ощущая жесткость ее черных волос, чувствуя на своей спине ее руки, решительно прижимавшие его к себе. В прикосновении к этой женщине заключалась для него жизнь, быть разлученным с ней – равносильно смерти.
– Необходимо сделать все, чтобы обеспечить скорую победу, – произнес Мартин, дотрагиваясь губами до ее волос. – Я уже выдержал одно изгнание. Быстрый, уверенный удар – и конец всему этому. Это наша
