Зоя вышла, прикрыла дверь следующей палаты.
Клава допила свой чай и читала, полулежа на кушетке.
Зевнув, Зоя опустилась на стул:
— Клав, я не помню, Седых кололи?
— Кололи, ты что.
— А у меня перепуталось все…
— Устала?
— Немного есть.
— Ну, ляг поспи, я посижу.
Клава встала, Зоя легла на кушетку, постанывая, вытянулась:
— Оооо, господи… да, там , не забыть, утка у этого…
— Безрукого?
— Да.
— Щас пойти?
— Пойди, я только подложила
— Слушай, Зой, а как это он умудрился?
— Руки?
— Да.
— А он на стройке работал, он плотник, кажется. Ну и на пятом этаже доски они вдвоем несли. Стопку досок. А там идти можно было в обход по настилу и по прямой, прямо по стене. Они по стене пошли.
— Это он сам рассказывал?
— Нет, Гликман. Вот. Пошли, значит, и… оооууааа… — Зоя зевнула, — и оступился кто-то. Полетели с пятого этажа. Приятель его доски отпустил и вниз. Насмерть. А этот в доски как-то инстинктивно вцепился и вместе с ними. А они, как веер распустились. И он, как будто на парашюте. Ногу только вывихнул.
— А руки?
— И руки. Когда он упал, доски от толчка сложились, ну, как ножницы, и руки в них попали. И отсекло напрочь.
— Да. Хорошо хоть сам цел остался.
— Конечно. Да еще один в палате лежит. Совсем рай…
— А соседа перевели, что ль?
— Выписали вчера… Ну, Клав, я подремлю немного…
— Дреми.
Клава встала, прошла к палате Краюхина, заглянула,
— Ну, как? Можно выносить?
— Можно, — слабо отозвался Краюхин.
Клава сунула руку под одеяло, нащупала потеплевшее судно, вытащила. На дне было немного желтоватой мочи. Клава шагнула к двери, но Краюхин приподнял голову:
— Сестра… там я вспомнил… вот..
— Что?
— Да там у меня в брюках, в кармане была…
— Что?
— Норма. Нам раздали тогда. Она ведь так и лежит там…
— Ну и что?
— Да съесть ведь надо.
— Сейчас?
— Ну, а что. И так два дня прошло. А я только вспомнил…
— Ну, что, принести, что ль?
— Принеси.
— Ваша как фамилия?
— Краюхин.
Держа перед собой судно, Клава вышла.
Опорожнив его в туалете, она, вернувшись, сунула его под краюхинскую кровать, потом пройдя по коридору и перегнувшись через спящую Зою, сняла ключ гардероба с гвоздя.
Зоя вздохнула и улыбнулась во сне.
Спустившись на первый этаж, Клава прошла мимо двух спящих в коридоре сестер, отперла гардероб, зажгла свет.
Три мыши спрыгнули со стола приемщицы и бросились под шкафы.
Клава выдвинула ящик стола, достала пухлую книгу учета, села на расшатанный стул:
— Краюхин… два дня назад,.. так… Краюхин… где же… — она листала коричневые страницы. — Вот… Девяносто семь.
Подошла к девяносто седьмому шкафчику, открыла. На гвозде висел ободранный ватник, покрытый засохшей грязью и кровью. Рядом висели такие же ватные брюки. Коричневые от земли сапоги стояли внизу.
Клава сунула руку в карман брюк и сразу под пальцами зашуршал пакетик нормы. Она вытянула его. Норма была сильно расплющена.
Клава убрала книгу в стол, погасила свет, вышла, заперла дверь. Одна из спящих сестер подняла голову:
— Клав, ты?
— Я. Спи, чего беспокоишься…
— А я думала звонят… — забормотала сестра.
Помахивая ключом и нормой, Клава поднялась по лестнице.
Зои на кушетке не было.
Клава вошла к безрукому.
Тот по-прежнему лежал на спине Клава помахала пакетиком:
— Нашла
— Ну и хорошо…
— Оставить нам?
— Оставь… а вообще… как же… как… я ж теперь… как есть-то…
Голос егo задрожал.
— Да вы не беспокойтесь, — Клава опустилась на край его кровати, — у нас такие сейчас протезы делают. Ну, совсем, как руки. Вам радоваться надо, что вы живы. Товарищ погиб ведь, да?
— Гриша. Да. Разбился, говорят. А я вот цел…
— Ну вот. А норму я вам помогу съесть.
Она разорвала пакетик и, отломив кусочек уже подсохшей нормы, протянула Краюхину. Он открыл рот, принял кусочек и стал медленно жевать
— Так что вы не падайте духом. По-моему, лучше руки потерять, чем ноги. Протезы одели и все. И никаких костылей…
Она снова сунула в рот кусочек.
Краюхин молча жевал.
Сзади вошла Зоя:
— Вот ты где. А меня разбудили, черти.
— Кто?
— Якишин. Заорал, как резаный.
— А я не слышала. Я в гардероб ходила.
— Хорошо, что не слышала.
— Уколола?
— Уколола. Спит, как сурок.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
