– Только без минора, Федор Христофорович! – посоветовал Красновский, осторожно забирая букет у Татьяны. – Позвольте, Татьяна Александровна…
Наконец батюшка был усажен между попадьей и Надеждой Георгиевной, дьякон опустился на стул рядом с Амалией Феоктистовной и Ильёй Спиридоновичем, все сели, а трое молодых парней в красных рубахах подошли и стали наполнять бокалы шампанским. Среди крестьян пошли по рукам бутыли с водкой.
– Шампания! Шампания, друзья мои! – любуясь пенящимся вином, Антон Петрович поднял бокал и стал сам подниматься, но Красновский решительно махнул рукой:
– Антон Петрович! Я начинаю, не ломай ритуала!
– Антоша, помилосердствуй! – воскликнула тетушка. – Нельзя быть столь эгоцентричным!
– Подчиняюсь, подчиняюсь! – Антон Петрович опустился на стул.
Красновский встал с бокалом в руке, молча обвел всех взглядом маленьких, блестящих от возбуждения глаз, и заговорил громче обычного:
– Друзья! Я предлагаю поднять бокалы за здоровье новобрачных!
И все сразу стали вставать и потянулись бокалами к Татьяне и Роману. Держа свои бокалы, новобрачные протянули их вперед, и сразу же хрустальный перезвон разнесся по террасе, а вместе с ним зазвучали поздравления:
– Счастья вам, Ромушка, счастья, Танечка!
– Поздравляю!
– Имею честь поздравить!
– Счастливой семейной жизни, дети мои!
– От всего сердца поздравляю!
– Пью за ваше здравие, дорогие Татьяна Александровна и Роман Алексеевич!
– Искренне рад поздравить вас!
– Поздравляю, Танечка, поздравляю, Роман!
– Крепкой семьи вам и всех благ!
– Рад поздравить! Рад поздравить!
– От всей души поздравляю и пью за ваше здоровье!
А на лугу крестьяне тоже повставали со своих мест со стаканами в руках, и до террасы долетели их голоса:
– Ох, слава Тебе, Господи, за ваше здоровьице!
– Сладкой свадебки, да славных детушек!
– Поздравляю, Роман Лексеич!
– Жить-поживать, да и добра наживать!
– Помилуй вас Бог!
– Таперича и живитя вместе Богу на радость!
– За здравице женишка, да невестки!
– Ох, то-то радости-то!
– Храни вас Божья Матерь!
Среди этого разнобоя голосов вдруг прорезался глухой сильный голос Дуролома:
– На славие! На славие Божье! На радость Отечеству! На почтение родительское. На родопродолжительство богоугодное во имя Отца и Сына и Духа Святаго ныне и приисно и во веки веков!
Все стали пить.
Роман поднес бокал к губам и с наслаждением выпил свое любимое вино.
Ему было так хорошо, что в душе его вдруг возникла и укрепилась некая самостоятельная часть его Я, от радости сомневающаяся в реальности случившегося и продолжающегося чуда, и он, уверовавший всем сердцем в подлинность этого чуда, ежесекундно доказывал этой сомневающейся части подлинность всего происходящего, заставляя ее смотреть на все своими верящими глазами, давая тем самым душе новый приток радости.
«Нет, нет, это все не сон! – повторял он про себя, видя, как осторожно пьет из бокала Татьяна, как нежно содрогается от глотков ее шея, как подрагивают ресницы. – Смотри, какая она, как чудесно пьет она, как чудесно отводит бокал от губ, как чудесно улыбается, глядя на всех, и как чудесно сейчас посмотрит на меня»…
Она посмотрела не него.
– Я люблю тебя! – сказал он ей.
– Я жива тобой! – ответила она.
Руки их встретились сами собой. Кругом, после выпитого шампанского, все шумно переговаривались, а Роман и Татьяна застыли, взявшись за руки и глядя в глаза друг другу.
