Роман потянулся к своим любимым раковым шейкам в томатном соусе, но вдруг заметил, что Татьяна совсем не ест, а лишь смотрит на него, тихо улыбаясь.
– Любовь моя, тебе надо подкрепить свои силы, – обратился он к ней. – Ты не спала ночь и столько пережила сегодня. Съешь что-нибудь.
Улыбаясь, она покачала головой.
– Отчего же ты отказываешься? Смотри, какое изобилие, и это все для нас с тобой.
Но она снова покачала головой, не смея ни к чему прикоснуться.
– Антоша, Петр Игнатьевич! – обратилась к ним тетушка. – Поухаживайте за молодыми, мне кажется, они несколько растерялись.
– Растеряешься поневоле от такого крика! – усмехнулась Красновская.
– Нет, друзья, обычай – великая вещь! – заговорил Антон Петрович. – А коль мы празднуем с народом, так надобно все делать по-народному!
– Ты, Антоша, совсем уж по-мужицки заговорил! – вставила тетушка, и все засмеялись.
– А я не стыжусь, душа моя!
– Иной мужик профессора за пояс заткнет! – поддержал Красновский, хлопоча вокруг тарелки Татьяны.
– Не вас ли, Петр Игнатьич, за пояс затыкать будут? – спросила тетушка, и новый приступ смеха овладел всеми.
– Дорогая Лидия Константиновна, меня с моей комплекцией трудненько заткнуть за пояс! – парировал под общий смех Красновский.
– Ну, это уж от мужика будет зависеть, а не от вас! – ответила тетушка.
– Особенно, если Надежда Георгиевна поделится опытом с этим мужиком, – осторожно вставил Рукавитинов. – Опытом по затыканию за пояс профессоров.
Всеобщий хохот сотряс террасу.
– А-ха-ха-ха! – хохотал Антон Петрович. – Эка! Вот вам и gaudeamus igitur! А-ха-ха!
– Ничего, Николай Иванович, еще сочтемся! – пообещал Красновский.
За это время он успел нагрузить тарелки молодых различными закусками.
– Друзья мои, вам необходимо подкрепиться, – обратился он к ним. – Подумайте о своем бесценном здоровье и поймите, что не духом единым сыт человек. Татьяна Александровна, особенно это вас касается!
Он поцеловал ее руку:
– Давайте, дорогие мои, не впадать в крайности. Вы же не индусские йоги, в конце концов!
– Танечка, вы непременно должны попробовать моего поэтического салата! – оживленно говорила тетушка.
– Раковых шеек, Рома! – качал головой, жуя, Антон Петрович. – Это вершина кухмистерского мастерства!
– Поросеночка, поросеночка покушайте! – советовала попадья.
– Рекомендую заливное, – басил дьякон.
– Гребешочки, гребешочки петушиные во сметанке! – качал головой, зажмурясь, Федор Христофорович. – Сладость несказанная!
– Рыжичков попробуйте – во рту тают! – советовала Амалия Феоктистовна.
– Все, все они попробуют! – успокаивающе поднял руку Красновский. – Только не насилуйте! Демьянова уха нам некстати!
– Нам, брат, здесь любая уха кстати! Даже уха из петуха! – засмеялся Антон Петрович, и вместе с ним засмеялись все.
Роман взглянул на Татьяну, которая, все так же улыбаясь и опустив глаза, смотрела в свою тарелку, нагруженную сердобольным Красновским.
«Что же это такое? – казалось, спрашивали ее глаза. – Как это называется и что мне делать с этим?»
Роман хотел было опять посоветовать ей съесть что-нибудь, но молчал, поняв, что это все равно что предлагать ангелу вкусить земной пищи.
Парни в кумачовых рубахах подошли с шампанским и стали наполнять бокалы. Едва вино вспенилось в бокале Красновского, он быстро встал и, подняв бокал, произнес, поворачиваясь ко всем:
– Друзья! В далекой и прекрасной Грузии есть замечательный обычай. Когда там играют свадьбу, то избранный старейшинами тамада, то бишь человек, председательствующий за столом и говорящий тосты, обязан сказать свой лучший тост не о женихе и невесте. А о ком бы вы думали?
– О себе самом! – подмигивая, подсказал Антон Петрович.
– Ни в коем случае. Свой лучший тост он обязан сказать о родителях той половины, которая пришла в гости. То есть, если свадьба справляется в доме жениха, то надо посвятить этот тост родителям невесты, а если в доме невесты – тогда родителям жениха. Поскольку у нас свадьба в доме жениха, а я, так сказать, тамада…
