Вокруг же все было в движении: крестьяне, выпившие, по совету Красновского, еще «на посошок, чтоб дойти вернее», кланялись новобрачным и отходили, направляясь к дороге, Антон Петрович громко упрашивал тетушку «спеть из “Нормы”», Рукавитинов, отец Агафон и сидящий на траве Клюгин о чем-то спорили, Красновская что-то оживленно пересказывала попадье, «кумачовые» парни мелькали среди гостей.
Тетушка, решительно отказавшись от «Нормы», подошла к новобрачным.
– Ну вот, дети мои. Танечка, ты бледна, ты много вынесла сегодня, ангел мой… – Тетушка поцеловала ее. – Ты прекрасная, красивая, я так рада за тебя и за Рому! Я так волновалась, наверно, не меньше твоего. Ромушка! – Она поцеловала Романа. – Счастье твое вижу глазами покойных родителей твоих и радуюсь еще больше. Милые, милые дети мои! – Она взяла их за руки. – Пойдемте, я провожу вас в ваши покои.
– Как?! Они покидают нас? – воскликнул Антон Петрович, заметив движение тетушки.
– Да, да, друзья! – решительно сказала тетушка, держа новобрачных за руки. – Молодые давно уже хотят уединиться, мы утомили их своим стариковским весельем!
– Ну что вы, тетушка, – Роман поцеловал ее руку. – Нам так хорошо с вами, но просто…
– Просто мы вам немножечко надоели! – вставил Антон Петрович, и все засмеялись. Роман и Татьяна переглянулись и заулыбались.
– Милые юные создания! – подошел к ним дядюшка. – Мы вас прекрасно понимаем. Окажись мы с Лидочкой на вашем месте, то сбежали бы гораздо раньше! Вы оказались терпеливей, за что от всей нашей изъеденной молью и посыпанной перхотью стариковской камарильи низкий вам поклон!
Он поклонился.
Гости обступили молодых, а удаляющиеся с песней крестьяне махали платками, шапками и выкрикивали слова благодарности и прощания.
– Счастья вам, дорогие мои, – поцеловал молодых Куницын.
– Здоровьица, здоровьица, милуй вас Господи! – обнимал их отец Агафон.
– Деточек, деточек малых! – шептала, целуя их, попадья.
– До завтра, друзья мои! – пожал им руки Рукавитинов.
– До сегодня… – нехотя поднялся с травы и кивнул головой Клюгин.
Надежда Георгиевна поцеловала их, молча улыбаясь, а Илья Спиридонович, Валентин Ефграфыч, Иван Иванович, Амалия Феоктистовна и дьякон просто поклонились.
– Счастья вам, беспокойного, прелестного счастья! – поцеловал их дядюшка, и вместе с тетушкой новобрачные пошли к дому.
– А нам, друзья, остается только по-стариковски ударить по бубендрасам и отойти на покой! – обратился дядюшка.
– По бубендрасам… это… превосходно! – забормотал Красновский, потирая руки. Молодые, ведомые тетушкой, тем временем подошли к дому. На террасе «кумачовые» ребята, Аксинья и Наталья под руководством Никиты убирали со стола.
– Всем, всем отдыхать! – сказала им тетушка. – Завтра приберете, а сегодня – отдыхайте, хватит шуметь. Никитушка, спасибо тебе огромное, ступай, отдохни. Ксюша, уложи ребят на сеновале, а Никитушку в буфетной.
Аксинья кивнула, облегченно отставив в сторону стопку тарелок.
– Пойдемте, пойдемте, мои милые, – повела тетушка молодых мимо террасы к крыльцу.
На ступенях крыльца сидел, сгорбившись и обхватив колени, Дуролом.
– Парамоша! – с усталым удивлением остановилась тетушка. – Что ты здесь делаешь?
Дуролом вздрогнул, поднял голову, встал и, сойдя с крыльца, торопливо поклонился:
– Извиняйте, я тутова вот присел, все дождать чтобы…
– Подождать?
– Ага, – кашлянул Дуролом. – Дождать, стало быть, Роман Лексеича да Татьяну Лександровну.
– Вот как? – улыбнулась тетушка, оглядываясь на Татьяну. – Чего же ты хочешь, неистовый Парамоша? Напоследок напугать их?
– Упаси Господь, Лидия Костатевна, что ж вы говорите такое! – дернулся и перекрестился Парамон. – Я ж не напугать, а поздравить дожидал, чтоб, значит, с глазу на глаз.
– С глазу на глаз?
– С глазу на глаз, с глазу на глаз! – бормотал Дуролом.
– Ну, что ж, – тетушка привычным движением обхватила себя за локти. – Если это так конфиденциально, тогда, дорогие мои, я буду ждать вас наверху.
Она поднялась по ступенькам крыльца и скрылась за дверью.
Дуролом, оглянувшись по сторонам, сунул руку за пазуху и что-то с осторожностью вынул. Немытые пальцы его разжались, открыв лежащий на ладони колокольчик, не очень аккуратно вырезанный из дерева.
– Вот… – забормотал Дуролом, беря колокольчик за ушко и показывая новобрачным. – Колоколец деревянный. Я, тово, Роман Лексеич, когда с цыганами странствовал, то однова под Черниговом по лесу шлялся да на землянку набрел. Туда глянул, а она вся попрела. В нутрях там два комелья да постель деревянная. На комельях Cвятое писание, уж червием проеденное… Трезубец для лучинок да вот колоколец этот. Писание-то все поистлело, под пальцами сыплется, а колоколец я взял. Стало быть, святой
