подходил с естественным желанием утолить, так сказать, жажду, пусть и не очень свежей водицей, а тут вдруг эдакая оказия!
Лидия Константиновна засмеялась, отворачивая краник у самовара и добавляя в чашку с чаем кипятка.
– Что? Какая оказия? – спросил Роман. – Вы, дядюшка, там кого-то видели? А у Адама Ильича вы не были? – Воспенниковы переглянулись и дружно рассмеялись.
– Я там, Роман, свет Алексеевич, видал всего лишь медведя! А Адама Ильича двадцать лет назад здесь и в помине не было! – смеялся дядюшка.
– Рома, ты опять ничего не слушаешь, – улыбалась тетушка, подавая ему полную чашку. – Скажи мне, что твоя рука?
– Я абсолютно здоров, тетушка, – ответил Роман. – Рука совершенно не болит.
– И все-таки тебе следует быть осторожным. После завтрака не забудь принять порошки.
– Не забуду, – пробормотал Роман, снова погружаясь в мысли о Татьяне.
– Ты был утром в студии, – утвердительно и с теплотой произнес Антон Петрович. – Я слышал скрипы и понял, что это ты. Вот, Лидочка, что значит одержимость творчеством!
– Ты уже писал сегодня? – спросил тетушка. – Не рановато ли?
– Не рановато, радость моя, не рановато! – перебил ее Антон Петрович, откусывая от бутерброда. – Как твоя картина, Рома?
– Никак, – с легкостью ответил Роман, разглядывая стоящую перед собой чашку.
– Как это – никак? – удивился Антон Петрович.
– Я решил пока отложить живописные занятия, – произнес Роман после недолгой паузы, и вдруг спросил: – Скажите, дядюшка, что, Адам Ильич… – он рассеянно потер висок.
– Что – Адам Ильич? – непонимающе поднял брови дядя.
– Адам Ильич… любит охотиться? – спросил Роман совершенно неожиданно для себя.
– Охотиться? Не знаю, право, – пожал плечами Антон Петрович. – Я с ним ни разу не хаживал…
– А на бильярде он играет? – спросил Роман и вдруг, протянув руку, сжал запястье тетушкиной руки. – Тетушка! Дядя! Поедемте сегодня к Адаму Ильичу! Я так благодарен ему, мне так хочется видеть его и… и Татьяну Александровну.
Произнеся ее имя, он покраснел, и волнение охватило его.
Антон Петрович и Лидия Константиновна переглянулись в недоумении.
– Поедемте, поедемте! – повторял Роман, не отпуская тетушкиного запястья.
– Да я… право, не против, – произнесла Лидия Константиновна. – Но, Ромушка, ты же еще не совсем здоров, я боюсь, что…
– Я совершенно, совершенно здоров! – нетерпеливо перебил ее Роман, встав с места, подойдя и обнимая тетушку за плечи. – Неужели из-за пустяковой раны я должен отказывать себе во всем?!
– Да в чем же, помилуй, ты себе отказываешь? – она робко смотрела на него снизу вверх.
– Во всем! Во всем! – воскликнул Роман. – Поверьте, я не могу и минуты быть затворником, я не выношу затворничества и больничного режима! Поедемте, прошу вас!
Тетушка в замешательстве перевела взгляд на Антона Петровича.
– Лидочка, ну а почему бы и не поехать? – развел руками он. – Рома здоров как бык – ты посмотри на его румянец.
– Но Клюгин говорил…
– Да Бог с ним, с Клюгиным! – поморщился Антон Петрович. – Сядем в рессорную коляску, запряжем лошадку поспокойней да и съездим.
Лидия Константиновна вздохнула и, помолчав, согласилась.
– Ну, коли Роме так неймется…
В голосе ее чувствовалась обида.
– Все будет преотлично, тетушка!
Антон Петрович, улыбаясь, подмигнул ему.
– Ах, тетушка, они такие добрые люди! – с чувством говорил Роман, садясь на свое место и торопливо отпивая из чашки. – Адам Ильич кажется всем угрюмым, но я знаю, что он чрезвычайно добр. Я чувствую это.
Тетушка пожала плечами:
– Право, не знаю. Я и видела-то его всего раза четыре. Вот Танечка – добрая душа, это правда.
– Танечка просто ангел во плоти, – согласно кивнул Антон Петрович, громко прихлебывая из чашки. – И я полагаю, что она еще и необыкновенно мила.
Произнеся это, он, старательно сдерживая улыбку, искоса взглянул на Романа.
Водя пальцем по краю блюдца, Роман заговорил так, словно разговаривал с собой:
– Татьяна Александровна… Она такая удивительная. Когда я увидел ее в церкви на Пасху, ее лицо так
