– Здравствуйте, – произнес он своим глуховатым низким голосом и протянул Роману крепкую руку. На нем был темно-синий мундир, фуражка с кокардой, на плече висело ружье.
– А я решил – кто-то из лесников пожаловал, – проговорил Куницын, снимая фуражку, и кивнул на Орлика. – А это, значит, вы. Неужели поправились?
Он неторопливо достал платок и принялся вытирать им вспотевший, бледный лоб.
– Я абсолютно здоров, – произнес Роман, радуясь, что наконец по-настоящему встретился и заговорил с этим непростым человеком.
– Ну и слава Богу, – качнул седовласой головой Куницын, косясь на возню медвежонка и грудастого серо-черного пойнтера.
– Адам Ильич, я приехал, чтобы поблагодарить вас за то, что вы спасли меня, – сказал Роман. – Спасибо вам.
– Полноте… – с усталым вздохом произнес Куницын, пряча платок и снимая с плеча ружье. – Пойдемте лучше в дом. Поля! Гаша! – позвал он, повернувшись к стоящему неподалеку большому сенному сараю.
В распахнутых воротах сарая показались две босоногие круглолицые девки. Позевывая и поправляя платки, они подбежали к Адаму Ильичу. Протянув им фуражку и ружье, он приказал:
– Соберите-ка нам закусить.
Девки проворно скрылись за дверью.
Куницын расстегнул верхнюю пуговицу мундира, достал массивный медный портсигар, открыл и протянул Роману:
– Прошу.
Они закурили.
Медвежонок и собака возились на траве поодаль, урча и хватая друг друга, причем мишка часто опрокидывался на спину и отбивался от пойнтера всеми лапами.
– Вот. Мать его подстрелили, а он с зимы прижился, – произнес Куницын, с тяжелым выдохом выпуская дым.
– Прелестное создание, – заметил Роман, искоса поглядывая в полузашторенное окно.
Ему казалось, что Татьяна украдкой наблюдает за ними.
Слышно было, как за домом на скотном дворе конюх выпрягает из брички лошадь лесничего.
– Я велел вашему жеребцу овса задать, – произнес Куницын, глядя на Романа своими усталыми глазами.
– Я и забыл про него! – усмехнулся Роман.
– Хороший конь.
– Да. Для верховой езды просто исключительный. И вынослив поразительно, можно, к примеру, проскакать от… от… – Роман рассеянно потрогал усы большим пальцем, теряя мысль и обреченно понимая, что желание видеть Татьяну не позволяет ему даже поддержать разговор. Замолчав, он стоял перед Куницыным, теребя усы.
Куницын пристально посмотрел на него и произнес:
– Что же мы здесь стоим. Прошу.
Роман двинулся первым и, миновав коридор, вошел во все ту же комнату. Волнуясь, он обвел комнату взглядом, но Татьяны здесь не было. Зато Поля и Гаша проворно ставили на стол тарелки с закуской и графины с водками и настойками.
Расставив все, они быстро удалились.
– Прошу, – показал на массивный стул Адам Ильич, а сам сел напротив.
Потушив папиросу в маленькой железной пепельнице, он спросил, оперевшись кулаками о стол:
– Водки выпьете?
– С удовольствием, – поспешил ответить Роман.
Они выпили и стали молча закусывать.
Роману есть не хотелось, он взял пирожок с вязигой и вяло жевал его, поглядывая на Куницына. Лесничий тоже не очень жаловал все это пряное многообразие сельской кухни. Положив себе кусок копченой курицы, он ел нехотя, устремив тяжелый взгляд в одну точку.
«Где же Татьяна? – подумал Роман, рассматривая массивную седую голову Куницына и его суровое лицо. – Должно быть, пошла наверх… Все-таки у него тяжелое выражение лица. Словно он постоянно думает о чем-то безысходном. И горбится так, будто за плечами у него невыносимые страдания. Как удивительно, что рядом с таким суровым человеком – она, тихий, чистый, доверчивый ангел. Мой ангел…»
Он вспомнил ее нежные руки, и сладкая волна любовной истомы прошла по сердцу.
Куницын налил еще водки, отер усы большой серой салфеткой и вдруг спросил, прямо взглянув в глаза Роману:
– А вы к Тане приехали. Правда?
Роман замер и, отложив пирожок, тоже взялся за салфетку.
– Значит, правда, – мрачно заключил Куницын после обоюдного молчания.
