неделями.
Но через некоторое время он вдруг появился в квартире. Его визита мы не ждали и были застигнуты врасплох. Дед открыл дверь в наспех наброшенном халате, а я лежала в постели, от всей души желая неурочному визитеру провалиться к черту.
Никогда я не слышала подобных выражений от своего замкнутого, очень сдержанного отца.
– Сволочь! – кричал он. – Ты понимаешь, что ты сволочь? Это же моя дочь.
– Сергей, я знаю, что виноват, – вяло оправдывался Дед. Однако как только отец, отвлекшись от его личности, перешел к моей, его поведение резко изменилось. – Не смей на нее орать! – рявкнул он и в считаные секунды выдворил отца из квартиры.
Положение Деда и чокнутый не назвал бы завидным, учитывая тот факт, что мне было всего шестнадцать, но в тот момент он вряд ли думал об этом. Подошел ко мне, обнял и заявил со своей обычной уверенностью:
– Запомни, ты ни в чем не виновата.
Давняя, с юношеских лет дружба между ним и моим отцом такого испытания не выдержала. Отец его так и не простил, даже имени его слышать не желал. Двойное, как он считал, предательство, лучшего друга и родной дочери, довело его до инфаркта. Через несколько месяцев он умер. Все это время я жила у Деда, он всерьез опасался: если я вернусь к отцу, моя жизнь будет попросту невыносимой. Не знаю, прав он был или нет, но, безусловно, это ускорило уход из жизни моего отца. Когда я узнала, что он в больнице, поехала к нему. Он встретил меня с обычной сдержанностью, но все-таки был рад моему приходу и нашему примирению. Наверное, чувствуя, что жить ему недолго, он не хотел оставлять меня с грузом вины.
Его смерть я переживала очень тяжело. Не знаю, до чего бы я додумалась, не будь рядом Деда. Он повторял: «Ты ни в чем не виновата», я ему не верила, но кое-как смогла выкарабкаться из затяжной депрессии.
Прошло два года, все понемногу наладилось, и я вновь чувствовала себя совершенно счастливой. Как- то я вернулась из института и застала Деда роющимся в ящике комода, где хранились документы, и спросила:
– Что ты ищешь?
– Твой паспорт, – ответил он.
– Зачем тебе мой паспорт? – удивилась я.
– Хочу на тебе жениться, – как бы между прочим ответил он.
Его слова вызвали у меня легкий шок. Я не могла объяснить, что меня так испугало, но точно знала: выходить за него замуж ни в коем случае нельзя. Паспорт я нашла и, воспользовавшись отсутствием Деда, сожгла его в туалете. Потом долго не могла получить новый, все что-то мешало. Наверное, Дед почувствовал неладное, потому что о свадьбе больше не заговаривал. И еще несколько лет мы жили вполне счастливо. Вряд ли я много размышляла о будущем, довольствуясь настоящим, но дни шли, и в один из таких дней у нас появился сосед. Молодой парень, которому родители купили квартиру напротив. Мы столкнулись с ним на лестничной клетке, и ничто в этой встрече не предвещало большой любви. Потом мы случайно встретились в гастрономе и вместе возвращались домой, болтая о всяких пустяках. В тот же вечер я рассказала о новом знакомом Деду, он выслушал, согласился с тем, что сосед приятный парень, и вроде бы забыл о нем. Так мне казалось. По крайней мере, вел Дед себя как обычно, не было в его поведении ни намека на подозрение или предчувствие. Встречи наши с молодым человеком, вроде бы случайные, происходили все чаще. И я сама не заметила, как влюбилась. Не уверена, что это было серьезное чувство, но я в тот момент считала именно так. Мой возлюбленный был полной противоположностью Деду. Почти мой ровесник, веселый, бесшабашный парень. На него не надо было смотреть снизу вверх, он сам по доброй воле охотно признавал мое верховодство в нашем тандеме, ему казалось, что я серьезнее и даже умнее, чем он. Это наполняло меня гордостью, с ним я чувствовала себя взрослой женщиной, а не глупой девчонкой, которой надо руководить и о которой следует заботиться.
О наших отношениях с Дедом он даже не догадывался. Благородный облик Деда, моя невинная физиономия в сочетании с уважительным к нему отношением как к отцу и наставнику, граничащим с обожанием, очень многими были ложно истолкованы. В глазах большинства людей Дед поступил исключительно порядочно, когда после смерти друга взвалил на свои плечи заботу о его дочери. Отец, всегда скрытный, свято соблюдал тайну моего грехопадения.
Возлюбленный сделал мне предложение по всем правилам и задал вопрос:
– Игорь Николаевич разрешит тебе выйти замуж?
Вопрос поверг меня в раздумья. До того момента я искренне считала, что Дед – это одно, а моя нынешняя любовь – совсем другое. То есть я ложилась с Дедом в постель, не испытывая никаких угрызений совести, а потом шла на свидание, и совесть моя опять молчала. Что это было: абсолютная аморальность или я в самом деле считала Деда каким-то верховным божеством, которому следует платить некую дань? Кесарю – кесарево. А вот все остальное – мое личное дело. Но после предложения руки и сердца мне стало вдруг понятно: все до неприличия просто и укладывается в классический любовный треугольник. Эта мысль повергла меня в ужас. И я со слезами на глазах побежала к Деду, привыкнув за многие годы со всеми своими проблемами обращаться к нему. И скороговоркой выпалила про свою любовь, а также про намерение выйти замуж.
Я до сих пор помню его глаза. Он смотрел на меня, и у меня возникло чувство, что жизнь из него уходит, медленно, по каплям. И передо мной уже не прежний Дед, а его слабое подобие. Только когда жизнь, изрядно потрепав меня, научила уму-разуму, я поняла, какую боль ему причинила. А в тот вечер он по обыкновению начал утешать меня, твердил свое любимое: «Ты не виновата», – клялся, что мое счастье ему дороже всего на свете, и с легкостью дал согласие на мой брак. Он ни разу не упрекнул меня. Он безоговорочно меня простил. Меня. Но не моего предполагаемого мужа. Его он убил.
Увлекшись воспоминаниями, я забыла, где нахожусь, и испуганно вздрогнула, когда в окно постучали. Я опустила стекло и увидела рослого молодого человека, склонившись ко мне, он спросил с улыбкой:
– Проблема?
– Что? Нет, все в порядке. Просто решила немного отдохнуть.
Он с некоторым сожалением направился к своему джипу и вскоре скрылся в потоке машин. А я взглянула на часы. Черт, сколько я здесь сижу?
Я рванула с места, стараясь прогнать мысли о Деде и сосредоточиться на дороге. С чего это я вдруг ударилась в воспоминания? Решила, что Инна влюблена в своего отчима? Пары фраз оказалось достаточно для моих фантазий. Может, я просто навязываю ей свою собственную историю? Ладно, допустим, я права. Девочка жила с отчимом и в него влюбилась. Почувствовав это, он поспешил отправить ее учиться в другой город, а сам женился. Разумно. Хотя она могла решить иначе. Повод любить Людмилу у нее отсутствует. В новой семье ей места не нашлось, или она решила, что его нет. Предположим, она встречалась с Людмилой, хоть и отрицает это. Предположим, наговорила ей гадостей, и та с горя напилась, а потом полезла в бассейн. Что такого Инна могла ей сказать? Что бы ни сказала, она ее не убивала, об убийстве и речи нет. Допустим, она сказала, что отчим ее любовник. Это Людмиле вряд ли понравилось. Она позвонила мужу, а тот предложил ей подождать его возвращения. Могла Инна действительно быть его любовницей? Лично у меня этот факт вызывает сомнения. Корзухин удочерил ее, так что рассчитывать, что их роман выльется во что-то серьезное, она не могла. Скорее здесь застарелая детская обида и желание досадить человеку, который, как ей казалось, лишил ее семьи. И что я буду докладывать Деду? Возможно, у Корзухина роман с падчерицей, правда, я в этом не уверена? Не припомню случая, чтобы мои расследования приносили так мало результатов. Приезжала ли она в наш город в день гибели Людмилы, выяснить будет нелегко. Сообщение между городами отлично налажено, скоростной поезд, рейсовые автобусы, маршрутки, вряд ли кто обратил на девушку внимание. И сколько потребуется сил и ресурсов, чтобы это выяснить… А главное, ради чего огород городить, раз Людмилу никто не убивал. Правда, остается водитель такси, если он узнает Инну… если он ее узнает, я выясню, отчего в тот вечер Людмила выпила лишнего. Хотя в таком случае правильнее будет сказать: «Узнаю, кто довел ее до самоубийства».
Домой я вернулась поздно. В гостиной горел свет, и, поднимаясь в квартиру, я готовила оправдательную речь. Но она не понадобилась. Тимур смотрел телевизор в гостиной, услышав, как хлопнула дверь, повернулся ко мне и сказал:
