не собирался. Потом стало еще веселее. Некий удалец, взятый накануне с небольшой партией героина, поведал заинтересованным слушателям о том, как мента подставили, и о своем собственном участии в этом деле. Припадок совестливости объяснил надеждой на послабление в наказании. Кто словчил и конверт в ящик стола сунул, со стопроцентной уверенностью не скажет, но ходит слух, что Ванька-опер, тоже мелкий дилер, прозванный так потому, что когда-то носил погоны сержанта, но врал, что работал в убойном отделе. Тут выяснилось, что Ванька уже второй день в морге, куда угодил, возвращаясь домой мертвецки пьяным на машине и влетев в фонарный столб. К Туманову с вопросами никто не приставал, что неудивительно: он просто выполнял свой долг, как ему и положено. Вешняков, пересказывая все это, скрипел зубами. Мы с Лялиным хохотали в голос, а наш друг мрачнел все больше.
– Чего вы ржете? – разозлился он. – Это ж форменный цирк.
– Точно. Оттого и ржем.
– Тут плакать надо, – упрямился Артем. – Не зря говорят: закон что дышло, куда повернул…
– Да не заводись ты, – попросила я. – Отбились, и слава богу.
– Вот именно, отбились. Не будь вас…
– Я вообще ничего полезного не сделал, – ввернул Лялин.
– Да вы что, не понимаете, это что же получается…
– Нет правды на свете, – кивнул Лялин, не удержался и хохотнул.
– Конечно, нет. А все из-за того, что люди, которые обязаны…
– Все, – вздохнула я. – Завелся, теперь до утра ораторствовать будет. Вешняков, тебе сколько лет?
– Много. Но порядка все равно хочется.
– Это вряд ли, – усмехнулся Лялин.
– А оптимистичных прогнозов у тебя нет? – вздохнул Вешняков.
– Оптимистичных взять неоткуда.
Отправив Вешнякова в санаторий и вздохнув с некоторым облегчением, я вспомнила о Корзухине, точнее, я о нем и не забывала, а теперь решила: самое время нам поговорить. Дед сказал «интеллигентно», оттого я позвонила Владимиру Сергеевичу и максимально вежливо попросила о встрече, на что и получила согласие.
Принял он меня в своем кабинете, где я появилась в точно назначенное время. Корзухин сидел за столом, разговаривал по телефону. Увидев меня, разговор быстро закончил, кивнул и предложил присесть. Я отметила, что седины в его волосах прибавилось, лицо осунулось, взгляд устремлен в никуда, в общем, было ясно: человек чувствует себя, мягко говоря, неважно, что неудивительно, учитывая недавние события.
– Чем обязан? – спросил он без враждебности, но и гостеприимства демонстрировать не стал. Я на него и не рассчитывала.
– Я уже объяснила по телефону, у меня к вам несколько вопросов. Помните, мы договаривались, если они возникнут, я к вам обращусь.
– Какие вопросы? – нахмурился он.
– Они касаются вашей дочери Вики.
Он дернул щекой, отвернулся к окну, покрутил авторучку и отбросил ее в сторону.
– Почему вы с таким упорством лезете в мою личную жизнь? – произнес он с горечью.
– Хочу докопаться до истины.
– Какой еще истины? О чем вы? Мой ребенок погиб…
– Да, и вы считаете, что в этом есть моя вина. Если честно, я тоже так считаю. Оттого и хочу понять…
– Какая теперь разница, – отмахнулся он. – Ее не вернешь…
Я достала из сумки тетрадь Вики и положила перед ним.
– Что это? – спросил он.
– Взгляните. Почерк дочери вам наверняка знаком.
Он смотрел на тетрадь так, точно боялся к ней прикоснуться. Потом осторожно придвинул к себе, открыл, взглянул на первую страницу, быстро пролистал тетрадь до конца, отложил в сторону и вздохнул.
– Вы знаете, кому адресуются эти слова? – выдержав паузу, задала я вопрос.
– Нет.
– И не догадываетесь?
Он не ответил, смотрел прямо перед собой, и в глазах его была тоска, с которой трудно жить, почти невозможно. Мне стало мучительно жаль его. Захотелось встать и уйти, но мгновенный порыв порывом и остался.
– Владимир Сергеевич, я разговаривала с патологоанатомом. Вика, несмотря на юный возраст…
Он ударил кулаком по столу так, что фотографии, стоявшие рядом, едва не упали. Фотографий было три: на одной Людмила с дочкой, на второй – Вика, на третьей – Инна с белым пушистым котом на коленях, здесь ей было лет тринадцать, улыбающееся детское личико с озорным взглядом. На ту девушку, с которой я говорила совсем недавно, похожа мало. Не чертами, выражением лица. Я вспомнила, что говорила Инна: те времена для нее были самыми счастливыми.
– Хотя бы после ее смерти… – пробормотал Корзухин, справившись с гневом. – Не тащите всю эту грязь наружу.
– У нее был друг?
– Друг, – зло усмехнулся он. – Мерзавец. Если бы мог, я своими руками придушил бы его.
– Так вы знали о нем?
– Знал, что этот тип… Только вот понятия не имею, кто он.
Корзухин провел рукой по лицу и спросил:
– Откуда у вас тетрадь?
– Ее нашли в санатории, в комнате Вики.
Он кивнул.
– Это началось год назад. Примерно тогда жена стала замечать в поведении дочери некоторые странности. Девочка то была слишком возбужденной, то вдруг впадала в депрессию. Людмила сначала решила, что это из-за больших нагрузок в школе. У Вики было не так много свободного времени, в основном по вечерам, когда жена работала. Обычно дочь отправлялась к подругам или просто шла погулять, то есть мы были в этом уверены. Пока жена однажды не уличила ее во лжи. Дочь сказала, что будет у подруги, жена невзначай позвонила туда, и выяснилось, что Вики у них нет. И не бывает уже давно. Когда дочка вернулась, Людмила начала ее расспрашивать, та ответила, что была у подруги. Жену это возмутило, она потребовала объяснений. Вика расплакалась, но ничего объяснять не стала. Она могла быть очень упрямой. Я уговорил Людмилу не настаивать, решив, что строгостью здесь ничего не добьешься. После этого случая жена контролировала каждый шаг Вики, даже предлагала нанять частного сыщика. Но в поведении ребенка не было ничего такого… вы же понимаете, первая мысль была о наркотиках. Людмила не могла понять, что девочка скрывает, и иногда вела себя… В общем, отношения только портились. И вот однажды… – Корзухин усмехнулся, покачал головой и продолжил: – Я уехал в Москву по делам. Людмила собиралась ехать со мной, посмотреть какую-то выставку, но в последний момент передумала, Вике об этом не сказала. Вечером она вернулась с работы и застала Вику в компании молодого человека. То, что она увидела, не оставляло сомнений в характере их отношений. Жена была в шоке. Если бы я в тот вечер был здесь… в общем, она устроила скандал, а надо было позвонить в милицию и просто сдать эту сволочь. Он поспешил уйти. Жену больше всего поразило, что это был взрослый парень, лет двадцати пяти. Вика наотрез отказалась назвать его имя. Мы стали за ней следить, но он, должно быть, испугался, по крайней мере, они не встречались. Жена проверяла мобильный Вики, ни звонков, ни сообщений не нашла. Отношения с дочкой стали напряженными, дважды Людмила вышла из себя и ударила ее. Девочка от нас отдалялась и… Я испугался. Мне уже неважно было, встречается она с этим мерзавцем или нет… лишь бы сохранить семью. А потом… Он, как видно, ее бросил, испугавшись последствий. Девочка очень страдала, до такой степени, что… что однажды Людмила застала ее в ванной со своим снотворным в руках. Вика плакала, кричала, что не хочет жить. Мать она как будто возненавидела, все попытки наладить отношения с дочкой кончались полным провалом. Со мной Вика вела себя как раньше, но откровенной не была. Потом эта сцена… девочка
